Автор неизвестен - Европейская старинная литература - Фортунат
И когда купили для графа большое число коней, меж которых попалось несколько недужных, как обыкновенно и бывает, если в стойле их сразу множество, то всех недужных по приказанию графа выбраковали, и он поделил их меж своих кнехтов,[9] а Фортунату отдал одного из лучших. Это раздосадовало прочих кнехтов, и они тотчас воспылали к нему ненавистью и говорили друг другу: «Подумать только! Не черт ли с итальяшкой[10] околпачили нас?».
Все полагали, поскольку Фортунат разумел по-итальянски, что он итальянец, хотя он был родом с Кипра и истинным греком из почтенной семьи. Кнехты тем не менее позволяли ему скакать подле графа, и никто не осмеливался ни оклеветать, ни опорочить его пред господином. И граф, исполненный радости, возвратился домой и с великими почестями был встречен всеми своими подданными, ибо они от души любили его. Он был благочестивым господином, который также печется о своем народе. А когда граф возвратился домой, явились к нему соседи и добрые друзья, и сердечно приветствовали его, и воздали господу хвалу, что он столь благополучно завершил свое путешествие, и повели с ним речь о помолвке, о каковой прежде говорили. Он обрадовался, просил и желал, дабы это дело уладили, как вскоре и произошло, и была с ним обручена дочь герцога Клевского. Тут устроили роскошную и пышную свадьбу, о каковой многое можно было бы написать, ибо собралось на ту свадьбу множество князей и господ. Они бились на турнирах и в поединках, соревновались в быстрых скачках и иных рыцарских состязаниях на глазах у прекрасных и знатных дам, что прибыли туда вместе с князьями и господами, а также тех, что обретались там прежде.
Но каких князья и господа ни взяли с собой на свадьбу кнехтов и слуг, не нашлось меж ними такого, кто своим нравом и услужливостью полюбился бы дамам и господам более Фортуната. И спросили графа, откуда взялся у него слуга, столь сведущий в придворных обычаях? Он поведал им, что Фортунат пристал к нему на обратном пути из Иерусалима, и рассказал, какой он отменный стрелок: ни птицам в небе, ни зверям в лесу – никому нет от него пощады, к тому же он превосходный слуга и всякого почитает таковым, каков тот есть. Через похвалу, коей граф удостоил его, князьями, господами и благородными дамами было преподнесено ему множество даров.
Как Фортунат во Фландрии на свадьбе своего господина одолел всех прочих в поединках и турнирах и завоевал обе награды
Когда же князья и господа натешились состязаниями, то, вняв совету герцога Клевского и графа, зятя его, они положили выставить слугам господ, прибывших на свадьбу, две драгоценности, за какие те должны были сражаться, поделившись на четыре партии, двум из них предстояло сразиться в один день, а двум прочим на следующий, и каждый из тех, кто окажется лучшим, получит по награде стоимостью в 100 крон.[11]
Все господские кнехты обрадовались, всяк крепко надеялся одолеть прочих, и слуг, желавших померяться друг с другом силами, было такое множество, что набралось их числом до восьмидесяти, так что должны они были сражаться, разбившись по двадцати. Одним из них по воле и с ведения своего господина был Фортунат. И когда они бились в первый день, то приз завоевал некий слуга герцога Брабантского.[12] А когда они сражались на другой день, вновь двадцать против двадцати, то награда досталась Фортунату. Когда услыхали о том кнехты, которые сражались, а также прочие, не сражавшиеся в турнире, зато числом намного превосходившие тех, что бились, то все они вместе чрезмерно раздосадовались, что Фортунат завоевал один из призов. И все просили Тимотея, слугу герцога Брабантского, также завоевавшего одну из наград, дабы он вызвался сразиться против итальянца, Фортуната, и поставил свой приз против его. Все сообща и каждый особо требовали от него этого. Тимотей не посмел отклонить просьбу, с коей обратилось к нему такое число добрых друзей, и известил Фортуната, что ставит свой приз против его и вызывает его померяться силами пред дамами и девицами, и кто из них победит другого, тому и достанутся обе награды.
Едва Фортунат услыхал об этом, как, недолго думая, принял вызов» хотя прежде не был опытным воином. Весть о том, что Фортунат и Тимотей желают сразиться друг против друга ради своих призов, дошла до господ. Они одобрили поединок. И те тотчас вооружились и выехали в поле, и отважно помчались друг на друга, и всяк старался одолеть другого, но в четвертый раз Фортунат, всадив в Тимотея копье на всю его длину, пронзил его и тем добыл обе награды стоимостью в добрых двести крон.
Однако тут разразились против него жгучая ненависть и зависть, а более всего – меж слуг графа Фландрского. Граф же был весьма доволен тем, что один из его слуг завоевал оба приза, и помышлял, что все его приближенные также этому рады, а те предпочли бы, чтобы награды увез с собой чужеземец. Граф и не догадывался о злобе, каковую его слуги питали к Фортунату, да к тому же никто из них и не осмеливался открыть графу на нее глаза.
Был меж ними некто старый и хитрый, по имени Руперт, который сказал, будь у него двадцать крон, он довел бы итальянца до того, что тот сам поспешил бы убраться прочь, не простившись ни с господином, ни с кем иным, и будто он берется провернуть все так, что никому из них не поставят этого в вину. Тут все они сказали ему: «О любезный Руперт, если ты мог сделать это, то отчего валял доныне дурака?». Руперт ответствовал: «Я не могу свершить это, не имея денег». И сказал: «Пусть каждый из вас даст мне по полкроны, и если я не выдворю его отсюда, то верну каждому по кроне». Все согласились, и у кого не было наличных, тому одолжили другие, и собрали они пятнадцать крон, и отдали их Руперту.
Он сказал: «Теперь в мои дела не суйтесь и во всем ведите себя, как прежде». И, взявшись за дело, Руперт подружился с Фортунатом, он любезничал с ним и рассказывал ему старые истории, приключившиеся некогда в их землях, как один господин отнимал у другого его земли, и упрочил Фортуната в помыслах, что господин к нему милостив и у него он может оставаться всю жизнь, и потому следует ему знать о прежних делах. Руперт открыл ему также многие свои тайны и повел его к красивым женщинам, до каких сам был великий охотник.
И когда они пришли туда, Руперт велел принести вина и иных добрых напитков, ибо хорошо разбирался в том, что подают обыкновенно в придворных трактирах, и принялся нахваливать Фортуната, как он богат и благороден и как все хотят быть его друзьями, чему тот охотно внимал И когда возвратились они из трактира домой, взялся Фортунат за кошель, собираясь уплатить свою долю потраченных денег, но Руперт не взял у него ни кроны и сказал, что он милее ему, нежели любой из его братьев, и чем он сам владеет, того и ему желает, и наговорил ему немало подобных льстивых слов. Руперт также превосходно знал, что итальянец неохотно расстается с деньгами, и подумал, нет лучше способа вкрасться к кому-либо в доверие, чем заплатить за него деньги. И проделывали они это весьма часто и долго, покуда Руперт не остался без гроша в кармане.
Меж тем прочим слугам графа стало известно, что Руперт с Фортунатом зачастили в придворный трактир и наслаждаются жизнью. Тут они стали говорить друг другу: «Неужто Руперт и вправду помышляет выдворить отсюда Фортуната таким образом? Да будь он по ту сторону кипрского моря и узнай там о подобной жизни, он тотчас бы задумался о том, как ему сюда перебраться. Воистину, Руперт и не помышляет исполнить то, что он обещал нам. Пусть вернет нам 30 крон, и чтоб ему пусто было!». Их речи передали Руперту.
Тот посмеялся над приятелями и сказал: «Ничто другое, кроме ваших денег, не приведет меня в хорошее настроение». Все же когда растранжирили они все деньги, то однажды поздно вечером, когда граф с графиней удалились на покой и в слугах не было более нужды, Руперт пришел к Фортунату в его комнату и сказал: «Господин канцлер, мой добрый друг и благодетель, поведал мне сейчас нечто в тайне, и, хотя он наистрожайше запретил рассказывать это, если мне дорога его милость, я все же не могу и не хочу скрывать от тебя, моего верного друга и доброжелателя, эти вещи, ибо они такого свойства, что касаются и тебя. Дело обстоит так. Наш господин граф, как тебе превосходно известно, взял знатную и красивую супругу, к тому же в дамских покоях множество прекрасных дам и девиц. Вот и запала графу в голову фантазия, и устрашился он за супругу и иных, обретающихся при ней в дамских покоях, и за молодых камердинеров, прислуживающих им, хотя и лелеет он надежду, что слуги благонравны и ни за что на свете не учинят бесчестья, однако не оставляют его помыслы о том, какая это слепая штука – любовь – и как тяжко ее потушить, когда она вспыхнет и разгорится. Ибо двух влюбленных, хранящих друг другу верность, ничто, кроме смерти, не разлучит.
И дабы это предотвратить, посоветовали ему нечто совпавшее с его собственными помыслами. Он вознамерился поутру скакать в Лауфен,[13] превеликий город, в каковом есть епископат и университет, сиречь высшая школа, где он должен уладить великую тяжбу против некоего графа из-за земли и подданных. Он прибудет на суд со всяческой пышностью и возьмет с собой всех своих слуг, ибо ему доподлинно известно, что граф Сан-Поль, его ответчик, также прибудет с роскошной свитой. И, находясь в городе, условится он о том, чтобы оскопили четверых камердинеров, прислуживающих дамам, хотят они того или нет, ибо как раз в Лауфене есть весьма искусный в том ремесле мастер. Граф замыслил свершить все так, чтобы они не узнали о том друг от друга, и решил, когда он возвратится ко двору, то известит мастера, чтобы тот нанял трех либо четырех дюжих кнехтов, а также снял четыре крестьянских дома в глуши, тогда он пришлет к нему четверых своих слуг, всякий день по одному, и даст слуге коня якобы для того, чтобы отвести его жене мастера. Мастер должен каждого из них поутру встретить, схватить, силой завести в дом и обрезать каждому член либо оба яичка, дабы было то понятнее, и исполнить все добросовестно, без единой оплошности, и приложить всяческое усердие, дабы слуги полностью излечились. А также никому о том не говорить, чтобы слуги не известили друг друга. И как только все закончится, граф возьмет их обратно, определит в дамские покои и велит, как и прежде, служить дамам. И, поведав о том своей супруге, прикажет хранить все в секрете, будучи уверен, что графиня непременно откроет тайну старшей камеристке, следом эта молва пойдет от одного к другому, покуда о том не узнают все. Таким образом замыслил граф преградить любви доступ в женские покои. Ибо ему доподлинно известно, что ни одна женщина на свете не полюбит обрезанного или оскопленного мужчину, так как это совершенно противно ее естеству».
