Ганс Якоб Гриммельсгаузен - Симплициссимус
Чешские визионеры вкладывали в свои «видения» программу национального, религиозного и социального освобождения [1076]. Они возлагали надежды на мусульманскую Порту как на реальную политическую силу, способную разгромить Империю и папство. Рассматривая турецкое нашествие на Европу как «бич божий», они успокаивали себя мыслью, что после победы турки и татары непременно обратятся в христианство. Один из соратников Коменского Иоганн Редингер в 1664 г. посетил турецкого великого визиря, предвещая наступление «тысячелетнего царства» [1077] и склоняя его принять христианство и примкнуть к протестантам.
Взоры других протестантов были устремлены на север. Избавителя от нашествия имперских войск и ига князей видели в шведском короле Густаве Адольфе, также окруженном роем «видений» и астрологических пророчеств. В 1631 г. анонимным издателем был выпущен «Прогностикой, или Толкование anno 1618 появившейся кометы» – несколько запоздалое по названию, но весьма актуальное по содержанию [1078]. Автором книги был назван Пауль Гребнер, которого в то время, по-видимому, уже не было в живых [1079]. Ему принадлежало политическое пророчество, предвещавшее гибель «A. L. В. А.» (т. е. герцога Альба), попавшее и в издание 1631 г. «Пророчество» Гребнера, относящееся к 1573 – 1574 гг., было наскоро приноровлено к появлению кометы 1618 г. и событиям более позднего времени, в частности вступлению в войну Густава Адольфа. Он также возвещает появление «императора-избавителя», который родится в 1634 г. в «низкой» (неблагородной) немецкой семье. Корону он получит не от папы, а от горожан, знатнейших рыцарей и «господ могущественных городов Германии». Он покорит своих противников своим мечом, дарует новые привилегии и статуты, даст городам и деревням новых управителей, а в заключение соберет «собор», чтобы учредить «единую истинную религию». Все народы Европы, Азии и Африки обратятся к евангельскому учению, после чего наступит золотой век.
Бросается в глаза близость мотивов «Прогностикона» и вещаний Юпитера, выступающего в «Симплициссимусе» с проповедью политических и религиозных реформ. В романе Гриммельсгаузена это ученый педант – давнишняя мишень литературной сатиры. На сей раз он вообразил себя Юпитером, посланцем богов Олимпа, озабоченных беззакониями и непорядками на земле. Политические и философские сочинения XVI – XVII вв. широко пользовались античной образностью и символикой. В различные трактаты включались «диалоги богов», обсуждавших важнейшие современные вопросы. В памфлете Джордано Бруно «Изгнание торжествующего зверя» (1584) Юпитер обещает наслать огонь на «злополучную Европу». Мелкие политические трактаты и «летучие листы», выходившие во время Тридцатилетней войны, носили, например, такое заглавие: «Боги Марс и Меркурий перед трибуналом Юпитера как виновники войны и обесценения денег», (1622). [1080] В «Симплициссимусе» Юпитер изливает свой гнев в выражениях, заимствованных из предисловия Гарцони к «Piazza Universale», где описан «совет богов», что было использовано уже в «Гусмане» Фрейденхольда. Таким образом, Гриммельсгаузен опирался на давно сложившуюся литературную традицию, причем вносил в нее элемент пародии. Здесь сказалось и глубокое различие между ренессансным и барочным обращением к мифологии. Литература периода барокко уже почти не стремилась объяснять современность через античность или взывать к ее ясности и гармонии. Античные образы либо превращаются в сухие аллегории, консептизируются, либо становятся частью сложных метафорических построений, принимают условный характер. Это театральные кулисы, служащие подчас для представлений совершенно чуждых самому духу античности (как, например, в иезуитском театре). Но отсюда же стремление к высмеиванию, персифилированию античности. Демократически настроенные авторы были особенно склонны подхватывать пародийное отношение к античности, что мы несомненно видим и в «Симплициссимусе».
Традиционной была и фигура безумца, выступающего с проектами религиозных и политических реформ. В «Филандере» Псевдо-Мошероша целая часть названа «Гошпиталь фантастов», где помещен человек, помешавшийся на религиозных распрях, которые он намерен устранить. В «Бусконе» Кеведо двое безумцев также обсуждают политические проекты. Юпитер «Симплициссимуса» обещает, что, после того как он пробудит «немецкого Героя», и тот установит «вечный нерушимый мир», боги Олимпа сойдут на землю, где будут веселиться «посреди виноградников и фиговых деревьев» (III, 4). Эти библейские мотивы связывают вещания Юпитера со стилистикой хилиастических пророчеств. Они характерны для всей поэтики барокко, в которой смешивались античные и библейские представления, создавая причудливые аллегории и метафоры.
Эпизод с Юпитером отразил умственное брожение, охватившее Германию во время Тридцатилетней войны. Он выкристаллизовался из всей совокупности идей, представлений, бытовых воспоминаний и литературных реминисценций Гриммельсгаузена. Хотя Гриммельсгаузен придал Юпитеру сюжетную функцию и заставил его несколько раз появиться в романе, он все же остается условно-литературной эпизодической фигурой. Гриммельсгаузен даже не сделал попытки его психологически разработать. Как справедливо заметил Ю. Петерсен, между Симплициссимусом и Юпитером менее тесная связь, чем с ворожейкой из Зуста, которая по самой своей природе ближе к остальным персонажам романа. Фигуры Юпитера и Симплициссимуса, по замечанию того же Петерсена, лежат в различных плоскостях [1081]. Но все же Юпитер проецирован на личность Симплициссимуса, и между ними проводится грустно-юмористическая параллель, включающая мотив непостоянства бытия: «Итак, приобрел я теперь своего собственного шута, которого мне не надо было покупать, хотя всего за год до того сам я принужден был дозволять обходиться с собою так же. Сколь удивительно счастье и переменчивы времена! Недавно еще точили меня вши, а теперь получил я власть над самим блошиным богом!» (III, 8). Юпитер отчасти повторяет в гротескном преломлении простодушие юного Симплициссимуса, который в детском порыве тоже пытался исправить и образумить мир. Но теперь Симплициссимус умудрен жизнью. С грустным сочувствием и умной усмешкой внимает он речам Юпитера о воцарении всеобщей справедливости. Он отчетливо сознает несбыточность и фантастическую отвлеченность бредней этого «архисумасброда», который «заучился выше головы».
Политическая и социальная программа, вложенная в уста такой гротескной фигуры, как Юпитер, неизбежно получает ироническую под-основу, хотя отдельные положения этой программы изложены как будто серьезно. Но и в этих случаях почти каждый пункт завершает комическая «глосса», гротескный штрих, который почти развеивает намечающуюся серьезность. «Немецкий Герой», добившись победы с помощью волшебного меча, установит новые порядки почти во всем мире, но, конечно, прежде всего в Германии. Он составит парламент, куда каждый немецкий город пошлет по два умнейших мужа, а затем упразднит «крепостную неволю вместе со всеми пошлинами, податями, оброками и питейными сборами и заведет такие порядки, что больше уже никто не услышит никогда о барщине, караулах, контрибуциях, поборах, войнах и о каком-либо отягощении народа».
Речь как будто идет о восстановлении на новых началах «Священной Римской империи германской нации», причем идеи мира и социальной справедливости преобладают над идеей всемирного государства. Главенствующую роль Юпитер отводит не королям и князьям, а городам, которые объединяют вокруг себя «для мирного управления прилежащую к ним страну». Преобразование социального cтроя в Германии было невозможно без устранения мелкодержавия и княжеского деспотизма, от которого страдала вся страна. Предложенное устами Юпитера решение задачи носит гротескно-фантастический характер. «Немецкий Герой» разделит великих мира сего на три группы: нечестивых покарает, а остальным предоставит выбор либо остаться в стране, либо покинуть ее. Те, «что пожелают остаться, будут жить наравне с простолюдинами», однако жизнь в стране будет проходить в большем довольстве, нежели ныне у самого короля. Тем же, которые захотят остаться повелителями, будет предложено забрать с собой «наемных головорезов из всей Германии» и двинуться в далекие азиатские страны, где они могут понаделать себя королями.
В утопические мечтания Юпитера проникают реакционные черты. «Немецкий Герой» объединяет под своей властью германские народы, которым подчиняются другие европейские государства, чьи короли будут «получать свои короны, королевства и входящие в них земли от немецкой нации по доброй воле в ленное владение»; властелины же Китая, Персии, великий могол, священник Иоанн в Африке и великий царь в Москве будут платить неопределенную дань в виде богатых подарков.
Заключительная сцена с блохами, которых Юпитер приютил на себе, так как они пожаловались ему на преследование их женщинами, лишает его, а заодно с ним и «немецкого Героя», всякого ореола. Присматриваясь к императорской легенде, Гриммельсгаузен не присоединяется к ней, а развенчивает ее. [1082]
