Франсиско де Кеведо - Час воздаяния или разумная фортуна
Немаловажно подумать также о наследниках французского престола, ибо христианнейший король давно потерял надежду на потомство, а посему корона уготована брату его, чей нрав сулит нам отрадное будущее, ежели мы будем держать ухо востро. Это пламя, раздувать которое мы сумеем по своей воле, к тому же столь буйное, что оно и само себя раздует; это человек, что сетует тем громче, чем более ему желают добра; посему он нанес обиду королю Испании, а мы сумеем повернуть сие разногласие, как нам вздумается. Франция не доверяет королевской родне, ибо в нее втерся фаворит, скупив чуть ли не все генеалогическое древо; страшит Францию и то, что все почетные должности захвачены его семейством и власть в стране попала в руки его клевретов. Все помнят обезглавленного Монморанси и многочисленных дворян, томящихся в ссылке и опале; всех гнетет боязнь, как бы престолонаследие не обернулось свалкой. Дело в Германии не поправишь с отторгнутым Пфальцем и герцогством Лотарингским, намерениями герцога Саксонского и протестантами приверженцами Империи, восстающими против австрийского дома. О мире в Италии не может быть и речи, пока там имеются крепости, занятые испанцами. Королю Испании по горло хватает трудов и затрат по вине голландцев, которые отняли у него во Фландрии земли, коими он некогда владел, и норовят отнять остальные. Они уже захватили лучшую и обширнейшую часть Бразилии, богатую древесиной, тгбаком и сахаром, чем и, обеспечили свой флот, и понастроили укрепления на одном из Антильских островов. Следует добавить к сему насущную заботу о поддержке императора и о противодействии французам в государстве Миланском. Мы же, подобно колесикам карманных часов, должны ежечасно и ежеминутно, неслышно и невидимо без устали двигать сии стрелки вперед, не останавливаясь и не обращаясь вспять, предоставляя всем прочим шуметь и волноваться. Государство наше подобно стеклодуву, который дыханием своим придает изделию вид и форму; так и мы, обработав землю огнем, создаем лед.
На этом застиг их Час и, подхлестнув одного из самых рьяных capidiechi,[19] понудил его к следующим речам:
— Венеция — это сам Пилат. Доказываю: Пилат осудил праведника и умыл руки; ergo…[20] Он выпустил на волю Варавву, иначе говоря — мятеж, и заточил в тюрьму мир, иначе говоря — Иисуса: igitur…[21] Пилат, человек настойчивый (а вернее сказать — упрямый), сказал: «Что мной написано — то написано»; tenet consequentia…[22] Пилат отдал спасение и мир человечества в руки смутьянов, дабы они распяли его: non potest negari…[23]
Собрание разразилось громкими криками. Дож, с согласия многих, а по внешней видимости — даже всех, велел заключить в тюрьму говоруна да хорошенько проверить его родословную, ибо нет сомнений, что его породил кто-то, кто был, в свой черед, порожден кем-то, кто дружил с тем, кого знавал некто ведущий род от кого-то, в ком было кое-что от испанца.
XXXIII
ДОЖ ГЕНУЭЗСКИЙ И СЕНАТ ЕГО
Бесславный и сиятельный дож Генуи собрал достопочтенный свой сенат, дабы выслушать посланника христианнейшего короля, который и повел такую речь:
— Светлейшая республика! Король, повелитель мой, коему свобода Италии исстари была не менее дорога, чем величие собственной короны, вследствие чего он непрестанно всем своим могуществом содействовал сохранению сей свободы, печась о спокойствии вашем и не имея иной корысти, кроме пущего блага всех князей, кои властвуют в добром согласии над лучшей и прекраснейшей страной мира, прислал меня к вам, дабы я от имени его изложил, каким образом мой повелитель, покорнейший сын римской церкви и миролюбивый сосед всех властителей, намеревается оправдать свои действия в ваших глазах и выразить вам свое расположение и благосклонность. Вам самим лучше знать о своих бедах, нежели нам, внимающим и взирающим издалека. Много лет провели вы в тяжких войнах, порожденных несогласиями с герцогом Савойским, чье соседство постоянно причиняло вам изрядные заботы и тревоги, невзирая на вмешательство короля-католика как беспристрастного судьи. Видели вы поля свои, залитые кровью и устрашающие видом громоздящихся мертвых тел; города, разоренные осадами и штурмами; страну, обнищалую от военных постоев; полчища свирепых германцев, захвативших земли ваши и несущих душам ересь, а плоти голод и чуму. По присущей вам мудрости вы не станете возлагать на короля, повелителя моего, вину за какое-либо из этих зол, ибо он только силился спасти слабейшего не с той целью, чтобы оный, победив, окреп сверх меры, а с той, чтоб он защитил права свои и не дал окрепнуть противнику и, следовательно, каждому воздано было бы по справедливости и без обиды и дабы Монферрат, причина сих смут, не достался бы в награду чьей-либо корысти. За этим и содержал повелитель мой могучее войско и не раз самолично сопутствовал ему, разрушая преграды, что воздвигала в Альпах зима, расчищая таким образом путь для направлявшейся к вам поддержки, а затем, выполнив сей благородный замысел, с победой возвращался вспять. Ныне же, когда весь мир в злобе ополчился на него и помощь, оказанная вам, снискала ему ярую ненависть всех властителей, он надеется, что светлейшая республика допустит его в свои порты столь же гостеприимно, как и короля Испании, и, поддерживая мирные отношения с обоими, докажет, что отдает должное похвальному рвению моего повелителя и оправдывает действия его оружия.
Дож, видя, что мусью пришел к концу своей речи, молвил так:
— Вознесем хвалу господу за то, что мы призваны продолжать то, что делали доныне, а именно — дарить христианнейшему королю любовь и уважение. Мы услыхали в словах ваших то, что в свое время видели своими глазами, а очевидцев убедить всегда легко. Разумеется, поведение короля, повелителя вашего, могло бы поколебать наше доверие, ибо он с помощью Ледигьера способствовал розни, посеянной в нашей республике герцогом Савойским, который жаждал уничтожить ее или вернуть себе и добился бы этого, погрузив страну в пучину бедствий, если бы не помощь короля-католика. Еще более суровым испытанием нашему доверию служит захват Сузы, Пиньероля и Казале в Италии силой французского оружия, ибо здесь Франция уподобилась тому, кто якобы разнимает драку, а сам убегает с плащами дерущихся. Еще пуще могли разрастись наши подозрения, когда его христианнейшее величество выкурил герцога Лотарингского из дому, разведя столь густой дым, что тому едва не выело глаза. Однако мы не станем придираться к сим неблаговидным поступкам и еще раз заверим христианнейшего короля в нашем неизменном к нему расположении. Мы также обещаем ему сохранять сии чувства и впредь, насколько позволят нам обязательства, принятые нами в отношении короля Испании, коего могущество оберегает нас от зла, величие — обогащает, а вера — поддерживает нашу церковь. Посему выполнить просьбу вашу возможно только в том случае, ежели мы созовем на совет всех деятелей республики нашей, облеченных полномочиями решать дела государственные.
Посланнику, равно как и сенату, сие предложение пришлось по нраву. За означенными деятелями послан был знатный вельможа, дабы поведать им, с какой целью их приглашают, и просить их прибыть не мешкая. Тот застал их всех в городе Банки и сообщил им, что было ему поручено. На этом застиг их Час, и благородные генуэзцы, изменившись в лице, велели знатному гонцу передать пресветлому дожу, что они, едва услышав предложение короля Франции, собрались было тотчас двинуться в путь, но столь крепко припечатались к седалищам испанским, что встать с места не имеют возможности, разве только потащив сии седалища вслед за собой, чему мешают гвозди, вбитые в Неаполе и Сицилии и намертво закрепленные присягой верности Испании. А еще хотят они напомнить его светлости, что король Франции движется вперед, подобно галернику, обернувшись спиной к цели своего пути, и все, что видит, подгребает к себе; пора дожу открыть глаза, ибо монарх сей выступал некогда как инквизитор против еретиков, а ныне — как еретик против инквизиторов.
Вельможа воротился ко двору и громким голосом передал сей ответ.
Мусью был крепко раздосадован и смущен и, едва сдерживая гнев, мял в руках свой плащ с пелеринкой и алым воротником.
А дож сказал, дабы еще распалить его:
— Скажите христианнейшему королю, что хоть наша республика и не уважила его просьбы, она обещает ему, ежели он еще раз сунется в Италию, служить ежегодные мессы за упокой души французов, что сложат здесь головы, как и за тех, что уже покоятся в Павийском лесу, вымостив его скелетами. А пока его величество пребудет в плену в государстве Миланском, мы обязуемся оплачивать его содержание и, более того, предлагаем немедля выкупить его за сто тысяч дукатов. Вас же просим принять от нас в дар историю Карла Пятого. Чтение сие в дороге покажется вам занимательным, а королю вашему послужит верным путеводителем.
Мусью, не помня себя от злости, вымолвил:
