Никита Хониат - История
Может быть, таким образом, все азиатские и западные области римского государства еще до истечения полного года были бы совершенно порабощены разнородными латинскими племенами (потому что по вступлении на императорский престол Балдуин готовился уже обратить копье против самой Никеи и Прусы), если бы Господь, низлагающий советы и рассеивающий языки, хотящие брани, не принял нас, оскудевших до конца, под кров свой. Царь-беглец*, явившись к маркизу, променял знаки своего царского достоинства на паек хлеба с чаркою вина и вместе с супругой своею Евфросиниею был отослан оканчивать последние дни жизни в местечко, соответствующее своим именем горькой его доле и называемое Алмиром**. 10. Поэтому римляне, сопровождавшие царя (то были большею частью люди знатного происхождения, известные военным искусством и по месту своей родины граждане городов Фракии), решились также обратиться к маркизу и предложить ему свои посильные услуги, но он, сказав, что не име-{374}ет нужды в римских солдатах, отказал им всем в службе у себя. Потом они подали прошение о принятии на службу императору Балдуину, но так как и здесь, по пословице, опять «даром пели», то обратились к Иоанну, воспитаннику и уроженцу эмских гор, который опустошил и сокрушил своими враждебными вторжениями почти все западные области римской державы, разорил их скифскими набегами и изнурил всякого рода бедствиями. Он охотно принял их. Иоанн подозревал высокомерные замыслы латинян и опасался их копья, как меча огненного, потому что в ответ на его дружеское посольство они повелевали ему относиться к ним в своих грамотах не как царю к равным себе друзьям, но как слуге к господам своим, грозя в противном случае поднять против него оружие, опустошить и испепелить всю Мизию, которою он владел не по праву, изгнав из нее римлян, ее законных владетелей, и обратить его в прежнее состояние***. Вследствие того он приказал перебегшим к нему римлянам воротиться в свои отечествен-{375}ные города, постепенно подготовить их к восстанию и вредить латинянам, сколько будет возможно, пока он сам не придет к ним на помощь. Воротившись на родину, они действительно, при помощи валахов, успели возмутить города Фракиии и Македонии. Следствием этого было то, что латиняне, занимавшие здешние города, большею частью были истреблены или принуждены спасаться бегством в Византию. Так они были избиты между прочим в Дидимотихе и изгнаны из Орестиады4*. Такой оборот дел сверх всякого ожидания освободил восток от латинян, развлекшихся войной на западе, сбил их высокомерие и сделал обладателей Эллады и Пелопоннеса несколько скромнее. Впрочем, надобно рассказать в порядке, как все это произошло. В то время, как римляне, заняв Адрианополь и Дидимотих, держались в этой стороне, пользуясь значительным подкреплением валахов, Иоанн привел собственные полки и почти бесчисленное вспомогательное войско из скифов5*, стараясь всеми мерами скрыть от латинян многочисленность своего ополчения. Между тем император Балдуин и трое других главных вождей (так как граф Сен-Поль уже скончался и погребен был в Манганском {376} монастыре, в склепе севасты6* Склирены), получив известие о восстании римлян, немедленно выслали войско для возвращения восставших городов к повиновению. Таким образом Визия и Чурул смирились и возвратились к прежней покорности. Но город Аркадиополь оказал сопротивление. При приближении латинского войска все зажиточные и порядочные обыватели выбрались из него, между тем ночью вступили в него римляне, для которых он был родиною, со своими союзниками. Приблизившись к городу, латиняне сначала сделали роздых, оставаясь в вооружении и отдельными отрядами производя наблюдение над городскими стенами, но на рассвете, увидав, что римляне не держатся ни строя, ни каких бы то ни было правил военного порядка, что они даже не вполне достаточно вооружены, построились и приготовились к битве, несколько отступив от стен. Смело выступили против них римляне, приписывая робости их осторожное отступление, — бросились за городские ворота и завязали с неприятелем битву; к сожалению, после недолговременной борьбы они принуждены были обратиться в бегство. Тогда открылось печальное и жалкое зрелище: не давая пощады никому и рубя все мечом, латиняне упоили землю кровью, и никто из {377} павших не удостоился погребения. Впрочем, этим только и ограничилось в своих действиях передовое латинское войско, не смея простираться далее, потому что со всех сторон окружали его римляне и валахи с частью скифов, занимавшие также город Адрианополь, куда все стекались, как в спасительное убежище. В марте месяце выступил сам император Балдуин с графом Людовиком де Блуа и вслед за ними — венецианский дож Генрих Дандуло, каждый со своими собственными отрядами. Подступив к Адрианополю и расположившись около него лагерем вне выстрелов, на следующий день они приблизили войска к стене и поставили орудия. Так как, однако, осажденные защищались крепко, то в продолжение значительного времени латиняне, при несокрушимой прочности стен, ничего более не успели сделать, как только стреляли и в свою очередь сами были обстреливаемы. Наконец они придумали поднять основы стен рычагами и таким образом неожиданно вдруг потрясти самые стены. С этою целью они начали подкапываться под них, сколько было возможно, издали: земля незаметно выносилась из подкопов, самые подкопы подпирались подставками из сухого леса, и работа шла быстро при множестве рук. Со своей стороны римляне против них также вымышляли средства к спасению города. Но не прошло еще достаточного числа дней в этой подземной борьбе, как подоспел Иоанн. Немедленно, отрядив {378} часть скифского войска, он приказал сделать нападение на стада скота для продовольствия и табуны лошадей, которые паслись на лугах около латинского лагеря, желая такого рода стратегическим опытом изведать характер неприятелей и приемы их военных действий. Едва только появился скифский отряд, как латиняне, с неистовой быстротой взявшись за коней и копья, неудержимо бросились на скифов, которые в свою очередь, поворотив тыл, пустились в соответственно быстрое отступление, стреляя назад и в то же время не забывая бежать вперед. Латиняне сильно гнались за ними, желая их настигнуть, но, разумеется, ничего не могли сделать, гонясь за войском легковооруженным и быстролетным. Тем и кончилось тогда это дело. После того Иоанн расположился со своим войском в оврагах, засел в ущелья, прикрылся холмистыми возвышенностями, стараясь, чтобы противники не заметили его присутствия, и выслал еще более значительный отряд скифской дружины, бывшей под предводительством Коцы, для вторичного нападения на латинский лагерь, приказав ему действовать по-прежнему и возвращаться назад к месту, где было расположено войско, тою же дорогой, какой возвращался прежде. Как только латиняне опять увидели скифов, поспешно и мгновенно вооружившись, они бросились на них, потрясая копьями, еще с большей стремительностью, чем недавно перед тем, и преследовали их еще {379} далее. А так как скифы, почти нисколько не стреляя назад, подвигались вперед чрезвычайно скоро, потому что при всей легкости вооружения неслись на конях, отличавшихся особенной быстротой бега, то латиняне не заметили, как далеко увлеклись своим преследованием, и по неведению попали на те места, где были устроены силки, засады, западни. Сами усталые от усиленного преследования, с явно уже обессилившими своими конями, они очнулись среди свежих скифских войск и были сдавлены со всех сторон; потому что скифы обступили их совершенно кругом. Бой сделался рукопашным. Подавляя их своею многочисленностью, — так как каждого обступило несколько человек, — скифы стаскивали их с седел, рубили шеи им, жестоковыйным, косами, душили их арканами, рвали на части их коней. Налегши своею массой подобно черной и густой туче, они не оставили латинянам ни малейшей возможности ни продолжать сражение в боевом порядке, ни отступить. Так пала самая отборная часть латинского войска, знаменитая силою своих копьев. Пал и граф Людовик де Блуа. Балдуин был взят в плен и отправлен в Мизию; там его привели в Тернов, заключили в темницу и заковали в цепи до самой шеи. Между тем главный источник всех зол и первовиновник всех бедствий римского народа, венецианский дож Дандуло, собравшийся на битву после всех, узнав от беглецов о поражении вой-{380}ска, немедленно поворотил коня и понесся в лагерь. Как только наступила ночь (сражение происходило вечером), он приказал осветить палатки и развесть как можно более огней, чтобы показать, что не все еще войско истреблено и что латиняне не боятся сражения, но в первую же перемену ночной стражи поднялся и ускакал в приморский город Рэдест. Соединившись там с Генрихом, родным братом Балдуина, только что возвратившимся из Атрамиттия с троянскими армянами, помогавшими ему в войне, оттуда он возвратился в Византию, страдая животом и половыми членами от быстрой верховой езды на протяжении многих парасанг*.
