Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери

* * * У девчушки чудо-очи, глянет — как огнем проймет, глянет — как огнем проймет! Ах, боже, кто их поймет! Ах, боже, кто их поймет! Черны очи соколины, ровно вешний цвет невинны, занеможет без причины тот, кто в них любовь найдет. Ах, боже, кто их поймет! Ах, боже, кто их уймет!

Неизвестный нидерландский гравер XVI Сварливая баба.

Из серии «12 пословиц». Гравюра на меди.

Взгляд очей ее таков, как у горных у орлов; оживляет мертвецов, а живых-то долу гнет. Ах, боже, кто их поймет! Ах, боже, кто их уймет! * * * Мать, любимый мой уходит, в землях дальних станет жить. Не могу его забыть. Как его мне воротить? Как его мне воротить? Мне, родная, нынче снилось, может, вещий сон то был, что любимый мой на остров по синю морю отплыл. Не могу его забыть. Как его мне воротить? Как его мне воротить? Мне, родная, снилось нынче, может, вещий был то сон, что уехал мой любимый по дороге в Арагон, В том краю он станет жить. Нету сил его забыть. Как его мне воротить? Как же, как же воротить?

ХУАН БОСКАН

* * * Как сладко спать и сознавать одно: все то, что видишь, — сказка, небылица, как сладко упиваться тем, что снится, и ждать, что счастье будет продлено! Как сладостно беспамятство — оно моим желаньям позволяет сбыться, но, как ни сладок сон, душа томится, что вскоре ей очнуться суждено. Ах, если б не кончались сновиденья и сон мой был бы долог и глубок! Но неизбежна горечь пробужденья. Лишь в снах я счастлив был на краткий срок! что ж, пусть в обманах ищет утешенья, кто наяву счастливым стать не смог. * * * Зачем любовь за все нам мстит сполна: блаженство даст — но слезы лить научит, удачу принесет — вконец измучит, покой сулит — лишит надолго сна, лишь в плен захватит — схлынет, как волна, лишь сердцем завладеет — вмиг наскучит, подарит счастье — все назад получит? Неужто впрямь двулична так она? О нет! Амур безвинен; вместе с нами горюет он, когда придет беда, и плачет, если нас терзают муки. В своих несчастьях мы повинны сами; любовь, напротив, служит нам всегда подмогой — и в печали и в разлуке. * * * Я жив еще, хоть жить уже невмочь, хоть вслед мне — хохот и насмешки злые; влачу, как цепи, годы прожитые, сиянью дня предпочитаю ночь, но даже мрак не в силах мне помочь: усталый ум рождает сны дурные; порой зову друзей, как в дни былые, но чаще, заскучав, гошо их прочь. Невзгоды, на пути моем маяча, свой страшный круг сжимают все тесней; душа о бегстве помышляет, плача,— я был бы рад последовать за ней, когда б любовь, привычка и удача не помогали мне в беде моей. * * * Душа моя со мной играет в прятки и лжет, рисуя все не так, как есть; я с радостью приемлю фальшь и лесть, хоть изучил давно ее повадки, и сторонюсь, храня обман мой сладкий, того, кто мне несет дурную весть; я знаю сам — невзгод моих не счесть, но лучше думать, будто все в порядке. Таким смятеньем разум мой объят, что, вмиг забыв о гибельном уроне, чуть стихнет боль, спокоен я и рад. Жизнь ускользает между рук; в погоне за ней, хватаю жадно все подряд — но только пустота в моей ладони. * * * Встревожен шкипер небом грозовым, но стоит солнцу вспыхнуть на просторе, он все тревоги забывает вскоре, как будто почва твердая под ним. И я плыву по волнам штормовым, любовь моя бездонна, словно море; но, лишь на краткий миг утихнет горе, мне чудится, что я неуязвим. Когда ж на судно вновь свой гнев обрушит свирепый вихрь, вздымая гладь валами, моряк дает обет не плавать впредь и замолить грехи в господнем храме — ведь лучше землепашцем быть на суше, чем властелином в бездне умереть. * * * Отраден миг, когда светлеет снова ненастьем затемненный небосвод, приятен солнца пламенный восход, зардевший после сумрака ночного, и скорбная душа моя готова в часы отдохновенья от забот, отторгнув груз страданий и невзгод, воспрянуть, словно после сна дурного. Но вновь тревожусь — ведь известно мне; за временное исцеленье это платить придется — и платить немало. Любой, кто путешествовал по свету, смог убедиться: тяжела вдвойне дорога после краткого привала.