Автор неизвестен - Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)
– А чем же плохо? Собирайся быстрее и пойдем. Ли Пинъэр заждалась, наверно.
– Присаживайся, чайку выпьем и пойдем, – предложила Юйлоу.
– Нет, там вместе попьем.
Юйлоу наказала Ланьсян принести чай в павильон и, спрятав туфельки в рукав, пошла с Цзиньлянь.
– Куда вы так спешите? – окликнула шедших рука об руку женщин Юэнян.
– Сестрица Ли послала меня за сестрицей Мэн, – отвечала Цзиньлянь. – Мы туфли шьем.
Юэнян осталась у себя на террасе, а они пошли в сад. Каждая показывала свое рукоделье. Появилась с чаем Чуньмэй, за ней подала чай горничная Пинъэр и, наконец, Ланьсян. Все сели за чай.
– Сестрица, – обратилась Юйлоу к Цзиньлянь, – почему ты шьешь на тонкой подошве? Ведь на высокой красивее. Не нравится деревянная со скрипом, поставь, как у меня, войлочную. Так мягко, ходить удобно.
– Мне ведь не для ходьбы, а ночные, – объясняла Цзиньлянь. – Хозяин велел новые сшить, а то мои негодяй захватал.
– Ох, эта туфелька! – вздохнула Юйлоу. – Не хочу сплетничать, пусть сестрица Ли послушает. Ты туфельку потеряла, а сын Лайчжао – Тегунь – ее в саду подобрал. Потом ты откуда-то об этом узнала, пожаловалась хозяину, а он избил Тегуня. Мамаша его, Шпилька, говорит, у него из носу кровь шла, без сознания, говорит, упал. Она в дальних покоях так ругалась! Только и слышно было: «Из-за потаскухи, черепашьего выродка, ребенка избили, а что он понимает! Хорошо, в живых остался, а то б потаскухе с черепашьим выродком тоже несдобровать». Я так и не поняла, кого ж она выродком обзывала. А потом Старшая спросила Тегуня, и тот рассказал ей, как играл в саду, нашел туфельку и хотел у зятя обменять на монисто. Кто-то, говорит, сказал батюшке, а тот меня избил. Тут только я поняла: Шпилька, оказывается, зятя Чэня черепашьим выродком называла. Хорошо, только Ли Цзяоэр рядом была, а услышь Старшая, неприятностей не оберешься.
– А что Старшая сказала? – спросила Цзиньлянь.
– Что сказала?! Так тебя отчитывала! В нашем доме, говорит, смутьянка заправляет, девятихвостая лиса завелась. Она, говорит, хозяина натравит, он и начинает все крушить. Вот и сосланного Лайвана тоже. Он приехал с юга, все было хорошо. И вдруг поползли со всех сторон наговоры. И жена-то его, мол, с хозяином шьется, и сам-то он ножом грозит, дубинкой размахивает. Одного, говорит, закоренелым убийцей объявили, другую – любовницей, а потом и обвинение выдумали. Его выслали, а ее до петли довели. А теперь, говорит, из-за своей туфли всех мутить начинает. Да ты, говорит, обуй как следует и носи, никто не подберет. Напилась, говорит, небось, да вытворяла с хозяином невесть что, вот и туфлю потеряла. А теперь – ни стыда ни совести – на мальчишке зло срывает. Подумаешь, какое преступление совершил!
– Пусть заткнет свое хлебало! – закричала Цзиньлянь. – «Какое преступление», говорит? Убийство, выходит, не преступление! Он, рабское отродье, хозяина хотел зарезать. – Цзиньлянь обернулась к Юйлоу. – Я никогда ничего от тебя не таила, сестрица. Помнишь, как мы с тобой перепугались, когда нам Лайсин сказал? Если ты старшая жена, как же ты, спрашивается, можешь так говорить! Тебе все равно, мне все равно, выходит, убивай мужа, и ладно. Его жена у тебя прислуживала, так ты ее до того распустила, что она нынче с одной ругается, завтра с другой. Верно, как у должника есть кредитор, так у оскорбленного есть обидчик. Если ты меня поносишь, то я буду поносить тебя. Она повесилась, а от мужа все-таки скрыла правду, промолчала. Спасибо, деньги да знакомства помогли, а то что б было! Тебе хорошо с высоты других осуждать. Ты – одно, а мы – совсем другое. Да, я подстрекала мужа. Я настояла, чтоб хозяин избавил нас от этой парочки. А то б нас наверняка засунули головой в колодец.
Юйлоу, заметив, как побагровела разгневанная Цзиньлянь, принялась ее уговаривать:
– Мы с тобой сестры, дорогая! Я доверяла тебе, как самой себе, и сказала все, что слыхала. Прошу тебя, пусть это останется между нами.
Цзиньлянь, однако, ее не послушалась и вечером, дождавшись прихода Симэня, подробно рассказала ему, как жена Лайчжао, Шпилька, ругалась в дальних покоях:
– Ты, говорит, избил ее сына. Будь, мол, у нее зацепка, она бы этого так не оставила.
Не услышь такого Симэнь, все б шло своим чередом, а тут он крепко запомнил сказанное Цзиньлянь и на другой же день решил выгнать из дома Лайчжао с семьей. Хорошо, Юэнян удалось кое-как его уговорить, но остаться дома слуге не позволили. Лайчжао был отправлен сторожем на Львиную, а у Симэня поставили главным привратником перешедшего оттуда Пинъаня.
Позднее, узнав об этом, Юэнян негодовала на Цзиньлянь, но не о том пойдет речь.
Чтоб не раскаяться, в делах не торопись.
Удачу встретив – непременно обернись.
Итак, в передней зале Симэнь Цин объявил Лайчжао, что тот с женой и сыном должен перебраться на Львиную улицу и сторожить там дом.
Однажды Симэнь сидел в зале. К нему вошел привратник Пинъань и доложил:
– Столичный воевода[1] господин Чжоу прислал к вам с провожатым физиогномиста Бессмертного У. Они у ворот ожидают.
– Позови посыльного, – распорядился Симэнь и, заглянув в визитную карточку воеводы Чжоу, крикнул: – Зови!
Вскоре в ворота походкой легкой вошел, будто влетел, Бессмертный У. Ему было, должно быть, за сорок. В черной грубой повязке даоса, холщовом плаще, подпоясанном желтым шелковым поясом с кистями, в плетеных сандалиях и с веером из черепашьего щитка, он был так безмятежно чист, как светлая луна, что сияет над Янцзы; обликом своим напоминал вековую сосну с вершины горы Хуа – столь строго исполнял он обет и так величественны были его осанка и поступь.
Бессмертного обычно узнают по таким отличительным признакам: видом он походит на сосну, голос у него густ, как колокольный звон, сядет – согнется, точно лук, пойдет – станет легким, словно ветер.
Только поглядите на него:
Постиг зерцало геомантов, Цзыпина[2] астрологию усвоил. По небесным знаменьям распознавать умеет соотношенье тьмы и света; исследовав «Канон Дракона», научился раскрывать тайны ветра и воды[3]. Вник в сокровенный смысл пяти светил[4] и в тайны трех предопределений[5], дошел до сути всех структур и форм. Способен предсказать расцвет иль увяданье, по цвету лица определить грядущую судьбу. Он, если не мудрец, на горной вершине Хуа постигший сокровенное ученье, то, стало быть, гадальщик из Чэнду[6].
Увидев приближающегося Бессмертного, Симэнь поспешно спустился со ступеней к нему навстречу и ввел его в залу. Вошедший, сложив на груди руки, отвесил хозяину поклон и сел.
После чаю Симэнь обратился к Бессмертному с вопросами:
– Позвольте узнать ваше высокое имя и прозвание. Из какого счастливого края пожаловали? Как познакомились с почтенным господином Чжоу?
– Бедного даоса фамилия У, имя Ши, даосское прозвание Хранящий истину, – отвечал, слегка привстав, Бессмертный. – Родом из провинции Чжэцзян, где рос среди бессмертных. С малых лет, следуя за учителем, я удалился в монастырь Пурпурной пустоты на горах Тяньтайских[7], потом, как облако, залетал в столицу. Посетил паломником священную гору Тай, так очутился в ваших драгоценных краях[8], где командующий войском господин Чжоу и направил меня в вашу резиденцию предсказать вам будущее.
– Позвольте узнать, почтенный наставник бессмертных, – обратился к гостю Симэнь, – учение каких же геомантов вы постигли и последователем какой школы физиогномистов себя считаете?
– Я знаком с тринадцатью школами последователей Цзыпина, – отвечал Бессмертный У, – постиг физиогномистику методом Одетого в рубище[9], премудрость чернокнижия и магии, лечу снадобьями болящих, но к мирскому богатству равнодушен, поскольку невелик срок моего пребывания средь смертных.
Еще большим почтением к прозорливому проникся Симэнь Цин.
– Вы истинный бессмертный! – воскликнул он и велел слугам накрыть стол.
– Воевода Чжоу прислал меня к вам предсказать судьбу, – говорил гость. – Можно ли трапезничать, прежде чем завершено дело?
– Вы пожаловали издалека, наставник бессмертных, – успокаивал, улыбаясь, хозяин. – Вам и утром, должно быть, не пришлось садиться за трапезный стол, а судьбу не поздно будет предсказать и потом.
Симэнь за компанию с Бессмертным отведал постные кушанья, а когда со стола убрали, велел подать кисть и тушечницу.
– Сначала посмотрим, что предвещают знаки вашего появления на свет, – сказал прорицатель, – потом обратимся к вашему почтенному облику.
Симэнь сказал, что родился в год тигра, в седьмой луне двадцать восьмого дня в полночь, что исполнилось ему двадцать девять лет.
Бессмертный У таинственно перебрал несколько раз пальцы, помолчал, потом начал:
– Ваш гороскоп, сударь, определяют числа, свидетельствующие о рождении в год бин-инь, или третий, в месяц синь-ю, или пятьдесят восьмой, в день жэнь-у, или девятнадцатый, в час бин-цзы, или тринадцатый[10]. Сезон белых рос[11] начинается двадцать третьего дня седьмой луны и простирается на восьмую луну, отсюда высчитывается ваша судьба. Месяц обуславливает выдвижение «твердого», то есть нечетного и мужского. Во время, отмеченное числом синь-ю, или пятьдесят восемь, приводится в порядок то, что вам вредит. Цзыпин утверждает, что, когда вредящее вам будет исчерпано, вновь появится богатство, а с ростом богатства все для вас снова примет счастливый оборот. Упрочение вашей судьбы зависит от символа шэнь, или земной девятки[12]; это жизнь под знаком земли, что на вершине городской стены[13]. К вам семилетнему приходила удача, отмеченная числом синь-ю, или пятьдесят восемь; к семнадцатилетнему она приходила, отмеченная числом жэнь-сюй, или пятьдесят девять; к двадцатисемилетнему – отмеченная числом гуй-хай, или шестьдесят; к тридцатисемилетнему она придет, отмеченной числом цзя-цзы, или один; к сорокасемилетнему – отмеченная числом и-чоу, или два. Ваш гороскоп, насколько позволяют судить мои скромные возможности, говорит об изначальной предуготованности к знатности и процветанию. Восемь знаков, определяющих год, месяц, день и час вашего появления на свет, ясны и чудесны. И если не знатность, то почет вам обеспечен. Правда, моу, или небесная пятерка, символизирующая землю, вредит вам, рожденному в период, приходящийся на седьмой-восьмой месяц, и преисполненному чрезмерной внутренней мощью. На счастье, вы родились в день жэнь-у, или девятнадцатый, а среди отмечающих вас символов, кроме цзы и чоу, или земных единицы и двойки, имеются гуй, или небесная девятка, символизирующая воду. Вода и огонь, помогая друг другу, образуют великий сосуд, то есть выдающийся талант. Что же касается часа вашего появления на свет – стражи бин-цзы, то бин, или небесная тройка, сочетает, а синь, или небесная восьмерка, порождает, в грядущем, без сомнения, обещая вам жребий – держать могущество и власть в своих руках, наслаждаться и блаженствовать в довольстве и покое. Богатство принесет и продвижение в чинах. Грядет появление драгоценного потомства. В деяниях своих вы всегда тверды и непреклонны, в чем равного вам и не сыскать. В радости вы так же ласковы, как ветерок весенний; во гневе – как гром и молния страшны. Вы обретете большое состояние от жен, и голову вам украсит не одна чиновничья шапка. Два сына будут у вас перед уходом в последний путь. Предсказание на текущий год вашей жизни определяется числом дин-вэй, или сорок четыре[14], и предсказание на него следующее. Знаки дин и жэнь, то есть небесные четверка и девятка, сочетаются друг с другом. Теперь дин-огонь побеждает. Поскольку положение «твое преодолевает мое» господствует в гадательном раскладе, вас обязательно ждет радость легкого вознесения до облаков, почет обретения чинов и получения жалованья. Великая удача посетит вас под знаком гуй-хай, или шестидесяти. Моу-земля, достигнув гуй-воды, увлажнится, напитается и непременно даст всходы. Я вижу явление Красного феникса[15] – звезды небесного ликованья, благовещее видение медведя[16] знаменует рождение наследника-опоры. Сверх того, в небесном дворце, распоряжающемся вашей жизнью, дух путешествий Има[17] близок к положению под знаком седьмого месяца – шэнь, предвещая, что еще в седьмой луне надо ожидать свершений.
