Люй Бувэй - Вёсны и осени господина Люя (Люйши чуньцю)
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Употребление народа / Юн минь
В употреблении народа выше всего — [привитие ему] чувства долга, затем — награды и наказания. Без воспитанного чувства долга нечего и думать, что кто-то пойдет на смерть; без воспитанного понимания — что есть награды и наказания, никого никуда не пошлешь и никому ничего не поручишь. Без этих вещей способных управлять народом не было бы ни в древности, ни в наше время.
[Но] нет универсального способа использования народа, так же как и нет универсальных причин, по которым народ невозможно было бы использовать: возможным это [использование ] делает лишь овладение принципом-дао функционирования [государства].
Хэ Люй использовал войско, никогда не превышавшее [по численности] тридцати тысяч, а Ци использовал войско, которое никогда не превышало пятьдесят тысяч. И эти тридцать или пятьдесят тысяч считались даже избытком. А теперь во внешней сфере не могут остановить врага, а во внутренней не в состоянии защитить [свой] город — и это происходит не потому, что народ непригоден к службе, а потому, что не знают, как заставить его служить. Когда нечем заставить его служить, то даже большое царство, даже благоприятный рельеф, даже многочисленность солдат не принесут никакого проку. В древности часто бывало, что обладавшие Поднебесной утрачивали ее, и это было потому, что не умели заставить народ служить себе. Поэтому необходимо глубоко понимать теорию использования народа на службе. Меч сам не рубит, колесница сама не движется — их обязательно кто-то направляет. Посадишь пшеницу — соберешь пшеницу, посадишь просо — соберешь просо, — никто этому и не удивляется! В использовании народа на службе тоже есть свои виды злаков, и тому, кто не разбирается в этих сортах, нечего молить о богатом урожае в деле использования народа на службе — ничего не может быть глупее!
Во времена Юя в Поднебесной было десять тысяч царств, а ко времени Тана [их осталось всего] три тысячи. Те, кого сейчас уже не существует, все не умели использовать народ на службе. Неумение использовать народ на службе коренится в несовершенстве системы наград и наказаний. Тан и У сумели приспособить к делу народы, [подвластные соответственно] Ся и Шан, постольку, поскольку нашли средства, с помощью которых их можно было поставить на службу. Гуань Чжун и Шан Ян также сумели приспособить себе на службу народы Ци и Цинь, поскольку нашли средства, с помощью которых ставят на службу. Служение [или неслужение] народа имеет свои причины, и для того, кто познал эти причины, нет ничего невозможного в обращении с народом. В использовании народа есть подбора и есть главный строп сети: потянешь за подбору, и все ячейки поднимутся, потянешь за строп — они раскроются! Что же служит стропом и подборой для народа [как сети]? Желание и отвращение. Что за стремление и отвращение? Стремление к славе и выгоде, отвращение от позора и ущерба. Поэтому позор и ущерб — это то, что придает действенность наказаниям, а слава и выгода — то, что составляет привлекательность наград. А когда награды и наказания действенны и существенны, нет ничего, чего бы народ ради них не сделал.
[Когда] Хэ Люй обучал своих людей у озера Уху, мечами били друг друга по плечам [по-настоящему], так что кровь заливала землю, но никто не смел остановиться [без команды]. Гоу-цзянь обучал своих людей при Циньгуне, и народ наперебой бросался в огонь и воду, убитых набиралось больше тысячи, но [атаку] прекращали только по сигналу гонга. Такова была действенность наград и наказаний. Меч Мосе тот же самый для храбреца и для труса, и то, что храбрец пускает его в дело с большим искусством, а трусишка и с ним путается — целиком зависит от умения или неумения владеть мечом.
Люди из Суша напали на собственного правителя, а потом все ушли к Шэнь-нуну. Люди из Миху схватили собственного властителя и передали его в руки Вэнь-вана. Тан и У не просто умели заставить своих людей служить, они могли даже не своих людей заставить служить себе. А тому, кто умеет заставить себе служить даже не своих людей, тому даже при маленьком государстве и небольшом войске возможно совершить подвиг и приобрести славу. В стародавние [и старые ] времена многие объединители мира были из людей в холщовой одежде; значит, все они умели поставить себе на службу то, чем они не обладали [по рождению]. Мысль использовать то, чем не обладаешь — поистине глубока! Искусство-дао [царей] трех династий заключалось не в чем ином, как в упоре на использование доверия народа к самому себе!
Один сунец отправился в путь. Когда его конь не [мог] идти дальше, он забил его и бросил в реку Цзишуй. Затем он вновь пустился в путь, а когда [другой] конь не смог идти дальше, также забил его и бросил в Цзишуй. Так поступал он трижды. Тут уж даже такой, как Цзао Фу с его искусством управления конями, наверное, прекратил бы попытки [ехать с такой скоростью]! Тому же [сунцу], который усвоил лишь внешнее [принуждение] в искусстве Цзао Фу по управлению конями, эта суровость тем более не могла принести успеха в управлении повозкой.
Неразумные среди властителей очень напоминают этого незадачливого путешественника. Не усвоив искусства, владея лишь внешними приемами [правления ], они напрасно прилагают в избытке силу. Получается так, что чем сильнее их воздействие, тем менее управляем народ. Властители погибших царств по большей части и управляли своими народами, излишне пользуясь внешними средствами давления. Понятно, что без применения внешней силы обойтись нельзя, но на нее одну полагаться целиком тоже неверно. Уподобим это солености: соль ведь употребляют в пищу в меру, смотря по величине блюда; если же ее не в меру, то нарушается эта пропорция, и блюдо становится невкусным. Внешняя сила подобна этому: обязательно в ней должна быть пропорциональность, только в этом случае ее можно применить.
Но какова же эта мера-пропорция? Она зависит от силы любви к выгоде. Когда любовь к выгоде велика, можно употребить и угрозу наказания. Однако если угроза наказаний слишком велика, то стремление к получению выгоды начинает угасать. Когда же стремление к выгоде прекращается вовсе, а остается лишь усиливающееся давление угрозы наказания извне, сам угрожающий в конце концов истощит свои силы и погибнет. Именно из-за этого прекратили свое существование дома Инь и Ся.
Править по-настоящему — это значит извлекать выгоду из положения дел и правильно расставлять по местам чипов. Поэтому правитель не может не интересоваться теми средствами, с помощью которых можно навести порядок в иерархии чинов и удержать надолго благоприятную обстановку [в правлении]. И всем тем, кто склонен запрещать то, что не следует, надлежит разобраться в этом поглубже.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Соответствие положению / Ши вэй
Прежние ваны правили своими людьми, как правят добрым конем: они легко натягивали поводья, легко меняли ритм бега, но не давали разбегаться, когда они рвались, и так проходили тысячу ли [в день]. Умелое использование своих людей заключается в том же самом. Когда народ денно и нощно мечтает о том, чтобы его использовали, и не может этого получить, а потом вдруг получает возможность послужить высшему, народ устремляется туда, как водный поток, прорвавший плотину высотой в тысячу жэней: кто тогда сможет его удержать?
В "Чжоу шу" говорится: "Где народу нравится, там он и останавливается [на жительство]; когда же ему что-то не по нраву, он ожесточается". Если такое ожесточение охватывает многих, то кажется — лучше бы [этого народа] не было вообще.
Ли-ван был сыном неба, однако когда враждебность к нему охватила многих, он бежал в Чжи, а несчастье, приключившееся с ним, потом распространилось на сыновей и внуков, и если бы не Шао-гун Ху, его род прекратился бы вовсе. Властители нынешнего века по большей части желают многочисленности [подданных], но, не имея понятия о добре, лишь умножают число ожесточенных против них самих. Не будешь возбуждать добрые чувства к себе, не будешь и обладать ими. Обладание — это то, что непременно предусматривает любовь в сердце того, кем обладаешь, поскольку обладание только телом нельзя назвать обладанием в полном смысле слова.
Шунь был человеком в холщовой одежде, а обладал Поднебесной. Цзе был сыном неба, но не знал покоя. Причина этим двум [разным] положениям именно в этом. Поэтому теория обладания и необладания стоит того, чтобы с ней познакомиться как следует. Вот Тан и У постигли это учение и потому сумели утвердиться в деяниях и славе.
Те, кто в старину правил людьми, устанавливали по рядок с помощью человечности и нравственности; пользовались любовью народа к высшим и материальным поощрением для установления в его среде спокойствия; пользовались его верностью высшим и своей способностью внушать веру для того, чтобы ввести его в русло морали. Они старались исключить то, что было для него бедствием, заботились о том, чтобы сделать его счастливым. Поэтому их люди в отношении к высшим были подобны глине, на которой делают оттиск печатью вана: приложишь квадратную — отпечаток будет квадратный, приложишь круглую — отпечаток будет круглый. Отношение их было таким же, как отношение пяти видов злаков к земле, — они должны соответствовать своему роду — лэй, тогда урожай будет стократным. Поэтому пять предков и три царя не имели в мире противников. Даже когда сами они умерли, их потомки изменяли людей, как по волшебству божеств-предков — так глубоко разбирались они в людях и их делах.
