Жизнь Вахтанга Горгасала - Джуаншер Джуаншериани
По замечанию П. Ингороква, влияние иранского эпоса, а именно, его исторической части на ЖВГ видно в литературном образе Вахтанга Горгасала, воплотившего в себе черты эпического героя иранцев Вахрама Чубина еще в первой половине VII в.[90], т. е. еще до завоевания Сасанидского Ирана арабами. Аналогичного мнения придерживался и И. А. Орбели, который писал, что «в облике Бахрам Гура имеем то же, что находим в смежной Ирану этнической среде, в образе армянского легендарного царевича и в другой, тоже близкой Ирану этнической среде, в облике грузинскою легендарного царя Вахтанга Горгасала»[91]. Далее, касаясь имени и прозвища Вахтанг Горгасал, ученый замечает: «Иранские имена Вахагна и Вахтанга равнозначны имени Бахрама, а иранское же по существу прозвище Вахтанга Гургасар (по законам грузинской фонетики Горгасал) «волкоголовый» так близко прозвищу — Гур»[92]. В основе имени Вахтанг И. А. Орбели видел пехлевийскую (парфянскую) форму «индийского и древнеперсидского имени Вератрагны; армянская форма — Вахагн, среднеперсидская Вахрам, новоперсидская Бахрам, грузинская и албанская — Вахтанг»[93]. На грузинской почве произошло своеобразное приземление мифического образа древнего Ирана. «Самые яркие, самые жизненные черты космического Вератрагны, — пишет И. А. Орбели, отстаивая это свое мнение, — должны были связаться с чисто земными существами. Грузия и, вероятно, Албания связали их с Вахтангом Горгасалом, в Армении они слились с обликом царевича Вахагна, в Иране их принял на себя Бахрам Гур»[94]. В приведенных цитатах из сочинения И. А. Орбели прежде всего желательно обратить внимание на один невольный ляпсус. Так, к Вахтангу Горгасалу не применимо понятие «мифический царь»; другое дело, что образ этого вполне исторического лица впоследствии обставлен различными литературными домыслами, к тому же отнюдь не мифологического или мифического характера.
Приведенные высказывания И. А. Орбели в свое время разделил и М. М. Дьяконов, также считавший, что в литературном образе Вахтанга Горгасала отразились черты древнеиранского мифологического персонажа Вератрагны[95].
Настаивая на значительном влиянии древнеиракского эпоса на творчество Джуаншера Джуаншериани, никто из упомянутых авторов не привел ни одного существенного аргумента (очевидно, ввиду отсутствия такового!), ограничившись лишь внешними признаками, в частности, иранским происхождением имен Вахтанг, Мирандухт, Хуарандзе (Хуаранзе) и др.[96] Не приходится доказывать, что эти аргументы не могут быть ни достаточными, ни убедительными.
Наличие одних лишь иранских антропонимов в средневековых грузинских литературных памятниках далеко недостаточно для сколько-нибудь серьезного утверждения о непременном иранском влиянии (к тому же глубоком!) на текст произведения Джуаншера. Иранского происхождения здесь только имена, а сами образы идут из собственно грузинской действительности[97].
Иранское влияние на культуру и быт древнегрузинского этноса, специально отмеченное еще в античную эпоху[98], впоследствии, в период правления Вахтанга Горгасала и особенно в пору создания посвященного ему сочинения, было вытеснено культурными процессами иного порядка, одним из существенных моментов которого была борьба против маздеизма. Бескомпромиссность этой борьбы обуславливалась той опасностью, которую несли распространение и живучесть маздеизма в Закавказье, в том числе и в Грузии. В ЖВГ ярко проиллюстрирована эта борьба, поэтому сомнительно, чтобы из иранского эпоса ее автором были заимствованы в положительном смысле какие-либо существенные элементы. Мы не согласны с мнением П. И. Ингороква, пытавшегося доказать наличие в ЖВГ некоторых элементов «эпоса о Вератрагне», например, описание единоборства Вахтанга с «голиафами» и «бумберазами» — исполинами Северного Кавказа[99]. П. Ингороква не делает текстуальною сопоставления рассказов из ЖВГ и «иранскою эпоса о Вератрагне»; очевидно, что для такого сопоставления не было веских оснований[100].
ЖВГ писал благочестивый грузинский христианин и все о чем бы он ни думал, могло быть направлено против остатков иранского влияния в Грузии. Поэтому, создавая гиперболизированный, домысленный образ картлийского царя, Джуаншер вполне закономерно должен был ориентироваться не на элементы противного его духу «иранского эпоса», а на формировавшие его мировоззрение канонизированные за много веков до него библейские сюжеты. И действительно, выясняется, что в ЖВГ нашли место творчески осмысленные применительно к контексту исторических событий на Кавказе времени Вахтанга Горгасала библейские повествования о подвигах иудейского царя Давида — символа идеального властителя.
Прежде всего отметим, что это — один из популярных мотивов, используемых в письменной культуре различных народов, у которых христианство пустило глубокие корни и оказало сильное влияние на их духовную деятельность. Указанный библейский персонаж представлялся воплощением силы и крепости духа[101]. Как выясняется, этот мотив пользовался значительной популярностью и в средневековой Грузии. В период написания ЖВГ (возможно, и в использованных ее автором источниках) он хотя и был значительно ассимилирован, но в нем, тем не менее, без особого труда ощущаются библейские реминисценции. Нижеприведенные параллели свидетельствуют о переносе библейских сюжетов на историческую действительность Грузии (а через нее и Северного Кавказа) и в этом факте может быть свидетельство о характере идеологического развития грузинских интеллектуалов в середине I тысячелетия н. з.
I. ЖВГ, с. 151: «Оба войска расположились по обе стороны реки, крутые и скалистые берега которой покрыты были редким лесом и пересекались равнинами... И стояли так семь дней. В течение этих семи дней над рекой вели поединки исполины. Среди хазар, что были союзниками овсов, был некий голиаф по имени Тархан. Выступил сей хазарин Тархан и зычным голосом возвестил: «Говорю всем и каждому из воинов Вахтанга: кто меж вас многомощный, сойдись в единоборстве со мною»[102].
I Царств, XVII,3,4,8: «А иноплеменники те стояли по ту сторону горы, а израильтяне по сю сторону горы, и была река между ними. И выступил один человек из воинов тех иноплеменников, человек стойкий, мощный и отважный из стана Гефа, и имя его Голиаф (sic!), ростом он в шесть локтей и (одну) пядь... Прошел он и стал наготове пред израильтянами, и кричал им и сказал: «К чему вы вместе выстроились воевать с нами? И се! Я один из иноплеменников, а вы евреи — рабы Сауловы. Так выберите одного человека, который бы пришел и вступил в схватку со мной».
2. ЖВГ, с. 152: «На рассвете вновь явился Тархан у берега реки и глумливо требовал поединка, но никого не нашлось среди воинов Вахтанга, готового сразиться с ним».
I Царств, XVII,10: «И вновь сказал иноплеменникам: «И се! посрамлю воинство израильское, пусть ежедневно выходит по одному из вас и лицом к лицу вступит со мной в жестокое единоборство».
3. ЖВГ, с. 152: «Дались диву вельможи и
