Автор неизвестен Народные сказки - Японские народные сказки
Решил Хикоити навестить больную и понес ей сладкий пирожок.
Пришел он к лисьей норе и спрашивает у входа:
— Лисица о-Сан здесь живет?
Выглянул из норы лисенок:
— Матушка лежит в постели.
— А как ее здоровье?
— Худо ей, стонет она, видно, крепко поранили, — с тревогой отвечает лисенок.
— Вот как! Жаль, очень жаль. На, отнеси матушке этот пирожок, — сказал Хикоити и подал лисенку пирожок.
Лисенок взял его и, очень довольный, отнес своей матери:
— Хикоити-сан зашел тебя проведать и принес тебе сладкий пирожок.
Увидела пирожок больная лисица и затряслась всем телом:
— Скорее выбрось эту дрянь, скорее! Хикоити первый на свете мастер отводить глаза. Это опять его чары! Не пирожок это, а, наверно, катышек навоза.
Так и не поверила.
112. Смена головы
Давно-давно жил на свете Хикохати, большой мастер рассказывать разные истории. Однажды пристали к нему с неотвязной просьбой:
— Хикохати-са, Хикохати-са, расскажи нам что-нибудь.
А он в ответ:
— Вы то и дело просите: расскажи, расскажи! А под конец говорите: «Ну что ж, все может статься». Не буду сегодня рассказывать.
— Нет, ни слова не вымолвим, только расскажи.
Уломали наконец Хикохати, и начал он свой рассказ:
«В старину стародавнюю князь, правитель нашего края Нагато[166], отправился в Эдо, согласно обычаю санкин-котай[167].
От города Хаги до города Эдо далекий путь ведет через горы и долы. Князь ехал в паланкине под крики носильщиков: эсса, эсса!
Но пролетел по небу коршун и уронил помет на крышу паланкина. Какое несчастье! Старший самурай живо скомандовал:
— Сменить паланкин!
Принесли второпях другой паланкин, и князь поспешил пересесть в него. И снова процессия торжественно двинулась вперед, растянувшись длинной вереницей. Загремели крики:
— Ниц! Падайте ниц!
Но вот подул ветер, поднял занавес паланкина. А коршун, кружась в небе, возьми и урони помет на край княжеской одежды.
Новая беда! Старший самурай немедля отдал приказ:
— Сменить одежды князя!
Принесли великолепные одежды, князь облачился в них, и шествие снова тронулось в путь.
Но уж, видно, такой день выпал несчастливый. Без конца тянется дорога, и князь соскучился. Захотелось ему посмотреть, по каким местам он проезжает. Поднял он занавес, выглянул… и тут коршун уронил помет — подумайте только куда! — прямо на голову князя. Коршун — пакостник, а князь — несчастливец.
Свитские самураи заорали:
— Сменить голову!
Двое самураев прискакали из арьергарда со сменной головой. Один снял с князя загаженную голову, второй нахлобучил сменную.
Вот что случилось в старину, далекую старину».
113. Утиная похлебка
Деревенский хозяин подстрелил утку, сварил утиную похлебку и пригласил Китиёму на ужин. Китиёму-сан за день проголодался и пошел с надеждой сытно поесть.
Хозяин долго вел хвастливые россказни об утиной охоте. Наконец подали похлебку. У Китиёму от голода бурчало в животе. Снял он крышку с чашки и видит: утиного мяса всего два-три кусочка. Ну и варево — одна редька!
Китиёму немного нахмурился, но молча съел то, что подали. Прощаясь с хозяином, он сказал:
— Хозяин, последнее время недалеко от моего дома каждый вечер стаями собираются синешейки. Не хотите ли подстрелить синешейку из ружья?
Тот обрадовался:
— Значит, дичь водится в твоих местах? Что ж ты раньше не сказал? Приду, непременно приду. Завтра же вечером заявлюсь, а ты проводи меня куда надо.
На другой вечер хозяин пришел с двумя дзюбако, полными лакомств. Отправился он вместе с Китиёму в путь. Проголодались они по дороге и уселись на краю большого огорода поужинать. Китиёму набил себе живот и говорит:
— Хозяин, поглядите — синешейки! Вот они, великое множество!
Тот посмотрел кругом: нигде не видать ни единой утки-синешейки. Ни одна не прилетела. Стал он спрашивать: где же они?
— Как где? Повсюду! — засмеялся Китиёму и показал на огород. А там редьки растут, и у каждой шея синяя-синяя.
114. Посещение больного
Староста заболел и слег в постель. Все жители деревни поспешили навестить больного, только Китиёму не явился. Наконец вечером он лениво поплелся к старосте.
Староста начал выговаривать ему с недовольным видом:
— Все жители села не замедлили меня навестить. Тебе надлежало бы явиться первому, почему же ты пришел так поздно?
— Я услышал, что вы, господин староста, занемогли, и скорее побежал позвать врача.
Староста обрадовался:
— Значит, я зря тебя упрекал. Ты, Китиёму, умный человек. Спасибо тебе, спасибо.
Но время шло, старосте делалось все хуже. Жители села один за другим наведались к больному. Китиёму опять явился после всех.
Староста спросил еле слышно:
— Китиёму, привел ли ты врача?
— Нет, я решил, что вам уже не поможешь, и пошел к продавцу жареных лепешек и к гробовщику. Похороны готовить.
Староста от страха так и обмер.
Сказке конец, тян-тян, рисовый колобок.
115. Пожарная тревога
Однажды ночью в деревне, где жил Китиёму-сан, случился пожар. Китиёму-сан оделся, умылся, не спеша отправился к старосте и позвал тихим голосом:
— Господин староста, пожар! Господин староста, пожар!
Так тихо он говорил, что староста не проснулся. Но жена старосты случайно пробудилась и слышит: кто-то бормочет у ворот не поймешь что. Встала она поглядеть. А Китиёму все твердит одно и то же:
— Господин староста, пожар, пожар! Господин староста, пожар!
В испуге она разбудила мужа. Староста вскочил как сумасшедший и побежал на пожар. Но огонь уже погас. Дайкан сильно разбранил старосту за то, что тот запоздал. Пришлось старосте повиниться.
Вернулся он домой и призвал к себе Китиёму-сана:
— Послушай, Китиёму. Если в деревне загорится, разве можно так тихо будить? Надо, стучать ко мне в дом что есть силы и кричать во весь голос: «Пожар, пожар!»
— Слушаюсь, так и сделаю, — ответил Китиёму.
Глубокой ночью прибежал Китиёму, запыхавшись, к дому старосты с длинным шестом на плече. Бегает кругом дома и колотит шестом, не разбирая куда, и в окна, и в двери. Застучал по столбу и начал орать, надсаживаясь:
— Господин староста, пожар, пожар, большой пожар!
Староста закричал, бледный от испуга:
— Это ты, Китиёму-дон? Слышу, слышу! Не стучи так, не стучи, дом поломаешь. Где пожар?
Китиему спокойно отвечает:
— Господин староста, никакого пожара нет. Я только хотел узнать, хорошо ли я разбудил вас на этот раз?
116. Птица широкорот
Однажды Тайсаку стал рассказывать всюду, что слышал в горах крики птиц широкоротов.
Князю захотелось послушать, и он приказал сельской управе проложить в горах дорогу. Отправился он в горы, но услышал только воркование лесных голубей — ку-ку-ку!
Тогда призвал князь к себе Тайсаку и начал расспрашивать его. А тот в ответ:
— Правда, кричат широкороты. Сам слышал: кру-кру-кру.
Сильно разгневался князь:
— Да это же голуби!
Побранил он Тайсаку. Но ведь дорога-то в горах была уже проложена и крестьяне могли свободно ездить по ней со своей поклажей.
117. Охотник и его жена
Давным-давно жил охотник в добром согласии со своей женой. Но завел он на стороне возлюбленную и повадился ходить к ней каждый вечер. Домой он возвращался уже на рассвете. Жена всегда его ожидала, и неизменно у нее была наготове горячая вода. «В доме нет огня, а вода кипит. Чудеса, да и только! А ведь ночь холодная», — удивлялся охотник. Даже если солнце стояло высоко в небе, жена никогда не хмурилась и встречала мужа ласково. И вода в тазу всегда наготове, так и кипит!
«Странное дело! Не пойду я сегодня никуда, а подсмотрю, как жена кипятит воду без огня». Вечером охотник притворился, будто идет в горы, а сам спрятался и стал подглядывать в щелку ставен. Видит — жена налила воду в таз, поставила его себе на грудь и запела:
Сердце в моей грудиПылает жарким огнем,Но кто поймет, кто увидит,Если дым не идет?
Высока Мацуяма-гора.Дорога длиной в семь ри,Кто, заблудившись случайно,В такую даль забредет?
Услышал эту песню охотник и в первый раз понял, как страдает его жена. «Провинился я перед женой! Ведь я каждую ночь ходил к своей возлюбленной, что живет возле горы Мацуяма. Дорога туда дальняя, целых семь ри. Пока вернусь домой, на дворе уж белый день. У жены моей так горело сердце, что вода закипала у нее на груди. По правде сказать, недостойно я вел себя».
Вошел охотник в дом и сказал:
— Послушай, сегодня я только притворился, будто иду в горы. Теперь я знаю, что ты согревала воду огнем своего любящего сердца. Прости меня. Не буду я больше ходить к той женщине. — Начал он просить прощения, до самой земли кланялся.
