Сюань Лин - Путь к Заоблачным Вратам. Старинная проза Китая

Дань осведомился:

— Здоров ли учитель Тянь Гуан?

Цзин Кэ ответил:

— Прощаясь со мной, учитель сказал, что наследник просил его не разглашать государеву тайну, выказав ему тем свое недоверие, а это позор для достойного мужа. Тянь Гуан в моем присутствии принял смерть.

Наследник был поражен, он посерел в лице, а затем, всхлипывая и глотая слезы, сказал:

— Да разве мог Дань усомниться в учителе? Он ведь только предостерегал! Ныне, когда учитель покончил с собой, Даню остается одно — самому покинуть этот мир.

Наследник долго пребывал в растерянности, был безрадостен и мрачен.

Некоторое время спустя Дань устроил пир, на который пригласил Цзин Кэ. Когда все изрядно охмелели, Дань поднялся, чтобы самолично поднести ему чашу. Но тут храбрейший муж по имени Ся Фу обратился к Цзин Кэ с таким словом:

— Известно, что с тем, кто не обрел доброй славы в родных местах, нечего толковать о высоких деяниях. Равно как нельзя судить о достоинствах коня, не зная, может ли он мчать колесницу. Вот я и спрашиваю: какую службу может исполнять у нашего наследника Цзин Кэ, человек, издалека прибывший к нам? — Так Ся Фу пытался задеть Цзин Кэ.

Но тот ответил:

— Мужа редких достоинств не всегда следует равнять с жителями его родной деревни. Разве следует впрягать в обычную колесницу коня, по всем статьям равного тысячеверстому скакуну?! Так, в древности Люй-ван{17}, покуда резал скот и удил рыбу, был презреннейшим человеком в Поднебесной. Лишь повстречав правителя Вэнь-вана, он стал наставником в царстве Чжоу. Жеребец быстроногий, когда возит соль, — обыкновенная кляча. Но заметь его конюший Болэ{18}, и он окажется тысячеверстым скакуном. Разве храбрецу, чтобы стяжать славу доблестного мужа, надо непременно жить в деревне, а скакуну, чтоб считаться быстроногим конем, возить колесницу?

Тогда Ся Фу спросил гостя, каковы его помыслы. И Цзин Кэ сказал:

— Хочу, чтобы яньский князь Дань пошел по стопам мудрого Шао-гуна{19}, который некогда под сенью дикой яблони вершил справедливые и добрые дела. Заветнейшее мое желание, чтоб к трем мудрейшим царям древности{20} причислили четвертого, чтобы шестого властителя прибавили к прославленным пяти{21}. Как вы находите мои помыслы? — спросил он присутствующих.

Все стали восхвалять Цзин Кэ. С того раза больше никто не осмеливался задевать его. Наследник был счастлив, полагая, что теперь, когда ему служит Цзин Кэ, нечего страшиться Цинь.

Два дня спустя наследник и Цзин Кэ прогуливались по Восточному дворцу. Подойдя к пруду, они залюбовались прекрасным видом. Цзин Кэ подобрал осколок черепицы и бросил в лягушку. Наследник тотчас приказал слуге поднести Цзин Кэ блюдо, полное золота, и Цзин Кэ принялся швырять в лягушек золотые слитки. Когда блюдо опустело, ему поднесли новое. Однако Цзин Кэ оставил развлечение, сказав наследнику:

— Не потому перестал, что подумал, может, вам жаль золота, а просто рука устала.

Затем оба сели в колесницу, запряженную тысячеверстым скакуном, и отправились на прогулку.

Цзин Кэ сказал:

— У такого скакуна, как я слышал, превосходная по вкусу печень!

Дань тотчас велел прирезать коня и поднести его печень Цзин Кэ.

Некоторое время спустя полководец Фань Юйци из царства Цинь был обвинен в проступке, и Циньский князь его повсюду разыскивал. Фань Юйци бежал в царство Янь. Дань принял Фаня и в его честь устроил пир в Хуаянской башне. В разгар веселья Дань велел позвать красавицу, которая славилась игрою на цитре.

Цзин Кэ похвалил ее:

— Какая искусница!

Наследник тотчас предложил красавицу ему в подарок. Тот возразил:

— Но мне нравятся только ее руки.

Тогда Дань приказал отрубить у красавицы руки и, положив их на яшмовое блюдо, почтительнейше поднес Цзин Кэ.

Дань обычно вкушал пищу с Цзин Кэ за одним столом и спал с ним на одном ложе.

Как-то словно бы невзначай Цзин Кэ сказал Даню:

— Вот уж три года, как Цзин Кэ находится подле наследника. Все это время он был к нему милостив: дал золота, чтобы кидать в лягушек, на яшмовом блюде поднес печень тысячеверстого скакуна и искусные руки своей наложницы. Простой человек ценит подобную щедрость, он вырастает в собственных глазах, как говорится, на чи{22} и еще цунь{23}, и он готов преданно служить господину, словно бы конь или пес. Находясь на службе у наследника, Цзин Кэ слыхал о примерной верности павших героев древности. Бывает, что смерть одного — весомей Тайшань{24}, а смерть иного — легче лебяжьего пуха. Спрашивается, ради чего они гибли? Быть может, наследник осчастливит Цзин Кэ разъяснением?

В знак почтительного внимания к Цзин Кэ Дань оправил полу своего платья и доверительно сказал:

— Некогда Дань жил пленником при циньском дворе, и тамошний князь при встречах с ним вел себя недостойно. Даню стыдно жить с ним на одном свете. Вот Цзин Кэ выказал свое уважение Даню: не почел его за недостойного и одарил присутствием малое его владение. Дань хотел было вверить Цзин Кэ защиту алтаря отечества, однако не знает, как это сделать.

Цзин Кэ ответил:

— Сейчас в Поднебесной нет царства сильнее, чем Цинь. Яньский наследник не настолько силен, чтобы внушать страх удельным князьям-соседям, да они и не согласятся служить его делу. Даже если наследник поднимет всех своих подданных — Цинь ему не победить, равно как стаду баранов не одолеть волка, а стае волков не загнать тигра.

Наследник сказал:

— Много лет Дань вынашивает мысль о мести, но по сию пору не знает, как ее осуществить.

Тогда Цзин Кэ предложил:

— Фань Юйци провинился перед Циньским князем, и тот повсюду его разыскивает. Циньский князь с вожделением взирает на земли области Дукан{25}. Если поднесем ему голову Фань Юйци, а к ней — чертеж дуканских земель, план наследника осуществится.

Наследник сказал:

— Если дело закончится успешно, Дань готов подарить Цзин Кэ все царство Янь. Для него это было бы радостью. Но полководец Фань бежал к нему, ища защиты. Выдать его — не по сердцу Даню.

Цзин Кэ промолчал.

Минуло пять лун, и наследник уже стал побаиваться, как бы Цзин Кэ не изменил свое намерение. Однажды он сказал ему:

— Царство Цинь разгромило Чжао, циньские воины подошли к границам Янь; Дань встревожен. Он готов последовать совету Цзин Кэ, но не знает, с чего начать. Быть может, сперва послать к Циньскому князю У Яна?

Цзин Кэ разгневался:

— Зачем зеленого юнца посылать туда, откуда нет возврата? Цзин Кэ бездействует лишь потому, что ждет благоприятного случая.

Вскоре Цзин Кэ тайно пришел к Фань Юйци и сказал ему:

— Слышал, полководец провинился перед Циньским князем, и семью его — отца, мать, жену и детей, — всех сожгли на костре. За поимку полководца обещана награда — город в сотни сотен дворов, да в придачу тысяча цзиней{26} золота. Цзин Кэ скорбит о вашей участи, полководец. Но у меня есть к вам слово. Я вопрошаю: «Готов ли полководец отомстить за свое бесчестие, а заодно смыть позор унижения, нанесенного царству Янь?»

Фань Юйци ответил:

— Давно помышляю о мести. День и ночь проливаю слезы, ибо не знаю, на что решиться. Если господин Цзин Кэ осчастливит меня наставлением, почтительно его выслушаю.

Тогда Цзин Кэ сказал:

— Нужна ваша голова, чтобы вместе с чертежом дуканских земель поднести ее Циньскому князю. Он будет рад такому подарку, а обрадовавшись, пожелает увидеть Цзин Кэ. Тогда Цзин Кэ левой рукою ухватится за княжеский рукав, чтобы правой поразить в грудь кинжалом. Но прежде чем убить князя, Цзин Кэ перечислит ему его преступления и скажет, что мстит за царство Янь. И развеется гнев, переполняющий ваше сердце.

Фань Юйци поднялся. Он решительно выхватил меч и сказал Цзин Кэ:

— Вот о чем мечтал я и днем и ночью.

В тот же миг Фань Юйци перерезал себе горло. Голова его повисла, глаза не успели закрыться.

Дань, узнав об этом, вскочил в колесницу и, сам правя лошадьми, примчался к месту смерти. Он упал на труп полководца и заплакал навзрыд. Печаль его была неутолима.

Некоторое время спустя, приняв в рассуждение, что ничего уже изменить невозможно, Дань велел положить голову Фань Юйци в ларец и поднести ее Циньскому князю вместе с чертежом дуканских земель.

Цзин Кэ поехал в Цинь в сопровождении У Яна.

Он отправился в путь, не дожидаясь счастливого дня{27}. Наследник и близкие его друзья в скромных холщовых одеждах{28} и простых шапках проводили его до реки Ишуй. Здесь Цзин Кэ остановился, чтобы поднять чашу за долголетие Даня, а потом запел:

Ветер суров, вода в Ишуй холодна,Храбрец уйдет и не вернется вовек…[1]

Гао Цзяньли подыграл ему на тринадцатиструнной цитре, а Сун И вторил цитре в лад. Когда звуки цитры были мужественны, то волосы у храбрецов вставали от гнева, вздымая шапки. Когда цитра печалилась, достойные мужи плакали.