Цянь Цай - Сказание о Юэ Фэе. Том 2
Чжан Цзюнь, удрученный неудачей, собрал военачальников на совет.
— Раз вы упустили из рук этого варвара, теперь вряд ли удастся снова его поймать. Придется на время прекратить войну, чтоб он оставил нас в покое. Пошлем ему провиант и фураж, а как только он получит письмо из Юньнани и начнет отход, ударим ему в тыл и возьмем в плен.
— На том и порешили. Чжан Цзюнь поднялся на городскую стену и вызвал Хэй Мань-луна на переговоры.
— Хорошо, даю тебе десять дней сроку! — сказал Хэй Мань-лун, выслушав Чжан Цзюня. — Но если по истечении этого времени ты не выдашь мне изменника, я ворвусь в город, и тогда уж пощады не жди!
Он снова отвел войска к подножью горы Цися и расположился лагерем.
Чжан Цзюнь между тем заготовил провиант, фураж и приказал отвезти во вражеский стан. Одновременно он разослал гонцов во все округа и уезды, призывая войска на помощь.
В это время госпожа Юэ в Юньнани получила императорскую грамоту. Она тут же приказала Юэ Лэю написать Хэй Мань-луну письмо с просьбой немедленно прекратить войну.
Получив его, юный вождь сильно расстроился.
— Я прошел через три заставы, и повсюду народ скорбел о Юэ Фэе, — в досаде говорил он Чжан Ину, который привез письмо. — А теперь тетушка требует, чтобы я отказался от мести. Это же на руку злодеям!
— Когда-то полководец Ню Гао тоже пытался мстить за юаньшуая, — сказал Чжан Ин ему в утешение. — Его войска дошли до Чанцзяна, но дух Юэ Фэя свершил чудо: послал бурю и не дал войску переправиться. Юаньшуай всю жизнь был честным и верным долгу человеком; он не хочет, чтобы после смерти кто-либо запятнал его доброе имя. Преступления предателя переполнили чашу терпения небесного владыки, день возмездия уже недалек!
Хэй Мань-луну пришлось смириться. Он еще раз принес жертвы на могиле юаньшуая и через день пустился в обратный путь.
Поистине:
Верный долгу и чести,Был он жаждою битвы объят,
Но, письмо получив,Приказал возвращаться назад.
Когда Чжан Цзюнь узнал об этом, у него словно камень упал с сердца. Он поспешил ко двору и доложил императору:
— Государь, я разгромил мятежников. Они бежали так поспешно, что догнать их было просто невозможно!
Обрадованный Гао-цзун повысил Чжан Цзюня в звании и распорядился наградить золотом и шелками. Тот из дворца отправился прямо к Цинь Гую. Сын больного проводил гостя к постели отца. Тот лежал с закрытыми глазами, крепко стиснув зубы. По всему было видно, что он уже при смерти.
— Великий наставник, как вы себя чувствуете? — позвал Чжан Цзюнь. — Принимаете лекарство?
— Придворный лекарь прописал какое-то зелье, но оно не помогает, — ответил Цинь Си за больного. — Отец дни и ночи стонет от боли, часто теряет сознание. Видно, ничто его не спасет!
— Великий наставник, берегите себя! — снова обратился Чжан Цзюнь к больному. — Могу вас порадовать: я прогнал Хэй Мань-луна!
Вдруг Цинь Гуй открыл глаза и уставился на Чжан Цзюня. В его взгляде мелькнуло безумие, он рванулся и закричал:
— Юэ Фэй, пощади меня!
Чжан Цзюнь растерялся и поспешил проститься. Цинь Си проводил его до ворот.
Когда он вернулся в дом, то услышал хрип, доносившийся из комнаты отца. Цинь Си стремглав бросился к кровати. При виде сына Цинь Гуй еле заметно покачал головой. Он хотел что-то сказать, но не мог. Тогда он высунул язык и что есть силы сжал зубы. Откушенный язык упал ему на грудь, изо рта хлынула кровь, и вскоре дыхание прервалось.
По поводу смерти Цинь Гуя написаны такие стихи:
Первый сунский владыкаблагодетельным был,Люди мирно трудились,забыв про войну,Но когда Гао-цзунперебрался на юг, —Снова черные смутыобъяли страну…Выдвигали продажныхна большие посты,А достойные людиоставались вдали,Полководца, что грудьюстрану защищал,Обвинили в измене,на казнь обрекли!Он, забывший о долге,сановник Цинь ГуйВо дворце притаился,не зная забот.Тайно в сговор предательс врагами вступилИ обманывал, пользуясь властью,народ.
* * *Но взгляните:возмездие все же пришло,Справедливою карой.наказано зло!Цинь язык откусил,зубы хищные сжав,Но такого злодеячестным людям не жаль!
Цинь Си горько оплакивал умершего. Распорядившись насчет похорон, он сообщил государю о кончине отца.
Поистине:
Подвержено превратностям судьбы,И золото порою не блестит.
Подвластен неминуемому року,Со временем тускнеет и нефрит!
Если вы не знаете о дальнейших событиях, то прочтите следующую главу.
Глава семьдесят вторая
Ху Ди во сне сочиняет богохульные стихи и странствует по преисподней. Цзиньский Учжу видит во сне загробное судилище и выступает в поход
Свет молнии в кремне таится —А что таят людские сны?
Воюют люди и народы —А может ли не быть войны?
Лишь совершенный человекВсему найдет первопричину:
Ему даны, как птице, крылья,Его душа — светлей луны!
Пословица гласит: «Мертвым место в загробном мире, живым — в земном». Из предыдущей главы мы знаем, что Цинь Гуй умер, и на этом окончим о нем повествование.
Сейчас пойдет речь об одном ученом сюцае по имени Ху Ди и по прозвищу Спящая Бабочка, который жил в Линьани. Это был человек прямой и резкий в суждениях. Он без конца возмущался тем, что предатели погубили Юэ Фэя, и говорил:
— Небо и земля лицеприятны, духи и демоны несправедливы!
Всякий раз, когда под руку попадался ему лист бумаги, он писал эту фразу.
Так продолжалось несколько лет. И вот однажды он услышал о том, что Хэй Мань-лун с войском подступил к Линьани, чтобы отомстить за Юэ Фэя.
— Наконец-то я дождался радостной вести! — ликовал Ху Ди.
На следующий день слуги сообщили ему о новых победах Хэй Мань-луна и о том, что против него выступил сам Чжан Цзюнь.
— Как бы я хотел, чтобы этого предателя прикончили! — воскликнул сюцай. — Воздух в Поднебесной сразу стал бы чище!
Когда же он узнал о том, что Хэй Мань-луну послали провиант и фураж и пообещали в течение десяти дней выдать Цинь Гуя, то радость его не знала границ.
Однажды Ху Ди сидел за столом и ждал новых вестей. Он уже успел изрядно выпить, когда вернулся посланный в город слуга.
— Чжан Цзюнь разбил Хэй Мань-луна. Мяо бежали в Хуавай, государь повысил Чжан Цзюня в чине, — доложил он.
Ху Ди весь задрожал от негодования, стукнул кулаком по столу и одним росчерком кисти написал стихи:
Длинноногий сановник Цинь Гуй,Сговорившись с коварной женой,
Обрекал на жестокую казньСамых добрых и честных душой.
Но, увы, равнодушно молчатПотемневшие вдруг небеса, —
И каратель злодеев Янь-ванОт злодеев отводит глаза.
Я горюю в беседке один,И об этом лишь знает луна, —
Что одежда промокла от слезИ соленым стал привкус вина.
О, когда бы Янь-ваном я былИ карать справедливо умел, —
Я б своими руками содралКожу с гнусных предательских тел!
Еще раз прочитав свое творение, сюцай сжег его над лампой и опять принялся за вино.
Вскоре перед его глазами поплыл туман. Из-под стола вышли два чиновника-демона и строго сказали:
— Следуйте за нами! Вас вызывает наш владыка!
— Какой владыка? — удивился Ху Ди. — Как его зовут? Зачем я ему понадобился?
— Идемте, увидите сами.
Пришлось повиноваться.
В это время слуга внес в комнату поднос с ужином. Увидев, что его господин недвижно лежит в кресле, он испугался и побежал к хозяйке. Та поспешила к мужу, опустилась перед ним на колени и приложила ухо к его груди — сердце не билось.
Дом наполнился воплями и причитаниями. Умершего положили на кровать, начались приготовления к похоронам…
А в это время сюцай, следуя за чиновниками, прошел больше десяти ли и очутился в пустыне. Моросил мелкий дождик, клубился туман — совсем как глубокой осенью.
Вскоре приблизились к какому-то городу. По дороге взад и вперед сновали люди, торговцы бойко предлагали свои товары. Было шумно, как на рынке.
Ху Ди и его провожатые миновали главную улицу и подошли к храму. Над его высокими красными воротами висела надпись: «Храм Лучезарного божества». У входа стоял страж с бычьей головой и лошадиной мордой; в одной руке у него был трезубец, в другой — железный молот.
