Автор неизвестен - Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)
– Вот насильник! – закричала певица. – Лезет с ножом к горлу. Гляди, батюшку вином облил.
– Как она подлизывается, потаскушка, пигалица лукавая! – засмеялся Ин Боцзюэ. – Сударика пожалела: «Батюшку облил». Как ведь ласково называет-то, а я уж как пасынок[10], мне ласка не положена.
– Ну хорошо, буду называть тебя сынком.
– Поди-ка, что расскажу, – позвал ее Боцзюэ и начал: – Побратались как-то молоденький краб и лягушонок, а кому называться старшим братом, а кому младшим – не знали. И решили: кто канаву перепрыгнет, тот и будет старшим. Лягушонок прыгнул раз, прыгнул другой – перепрыгнул. Краб только натужился, видит: две девицы к канаве за водой подходят. Обмотали они краба веревкой, зачерпнули воды и домой, а краба-то и забыли прихватить. Видит лягушонок – краб ни с места, спрашивает: «Чего ж ты не прыгаешь?» А краб ему в ответ: «Я бы прыгнул, да погляди, как меня эти девки опутали».
Гуйцзе и Гуйцин с кулаками набросились на Ин Боцзюэ, а Симэнь хохотал до упаду.
Однако не будем рассказывать, как они развлекались «среди букета цветов и узорной парчи», а перенесемся на время в дом Симэня и У Юэнян.
Ответный прием совпал с рождением Мэн Юйлоу. В покоях Юэнян сидели тетушка У – невестка Юэнян, золовка Ян и обе монахини. До самого заката прождали они Симэня, но он все не появлялся. Юэнян выходила из себя.
– До сих пор не показывается, а! – говорила, хихикая, Цзиньлянь, держа за руку Пинъэр. – Мы пойдем к воротам, поглядим.
– И охота вам! – удивилась Юэнян.
– Пойдем за компанию, – обратилась Цзиньлянь к Юйлоу, подхватывая ее за руку.
– Я прибаутки слушаю, – отозвалась Юйлоу. – Погодите, мать наставница еще одну расскажет и пойдем.
– Только постных не надо, я смачные обожаю, – посоветовала Цзиньлянь и присоединилась к остальным, окружившим монахинь.
– Что расскажет, то и слушай, – заметила Юэнян. – К чему мать наставницу неволить!
– Вы, сестры, наверно, не представляете, какие мать наставница прибаутки знает! – не унималась Цзиньлянь. – В прошлый раз мы упросили, она нам такие рассказывала! Ну, расскажите, мать Ван!
Монахиня Ван не спеша устроилась на кане поудобнее и начала:
– Миновал человек полпути и видит – навстречу ему тигр. Приготовился тигр его съесть, а человек взмолился: «Погоди, – говорит, – у меня старая мать останется. Ей восемь десятков лет. Кто за ней ухаживать будет? А то пойдем ко мне. Я тебе поросенка дам». Пожалел его тигр, пошел за ним. Рассказал сын матери, а она тем временем соевый творог отжимала. Жалко ей стало поросенка, она и говорит: «Дай вот ему поесть творожку». «Мать! – воскликнул сын. – Неужто ты не знаешь! Не ест он постного».
– Ну, неинтересная это прибаутка, – выразила неудовольствие Цзиньлянь. – Мне тоже постное да пресное не по душе. Я что поострее люблю.
– Вошли снохи свекра с днем рождения поздравить, – продолжала монахиня Ван. – Подносит чарку старшая сноха и говорит: «Вы у нас, батюшка, как чиновник». «Чем же я на чиновника похож?» – спрашивает свекор. «Вы на почетном месте восседаете, все в доме от мала до велика вас боятся. Чем не чиновник!» За ней поднесла чарку вторая сноха и говорит: «Вы у нас, батюшка, как свирепый подручный из управы». «Чем же я похож на него?» – спрашивает свекор. «Как чем?! Только крикнете, у всех в доме от мала до велика поджилки со страху трясутся». «Доброе ты обо мне слово молвила», – похвалил ее свекор. Подносит вина третья сноха и говорит: «Не чиновник вы, батюшка, и не подручный из управы». «Ну, а кто?» – спрашивает. «Заштатный постельничий вы у нас, батюшка», – отвечает сноха. «Это почему ж?» «Да потому, батюшка, – отвечает, – что во все наши шесть спален вхожи».
Все рассмеялись.
– Ишь, лысая карга[11], – заворчала Цзиньлянь, – нас шестерых приплела. Если такой постельничий смелости наберется, пусть только попробует к нам в спальни заглянуть, пес плешивый, мы ему задницу так наломаем!
С тем Цзиньлянь, Юйлоу и Пинъэр пошли к воротам поглядеть, не покажется ли Симэнь.
– И где он в такой снег пропадает? – гадала Юйлоу.
– Да скорее всего у потаскухи Гуйцзе, – проговорила Цзиньлянь.
– После погрома? – удивилась Юйлоу. – Не может быть! Зол он на нее. Зарекался, не пойдет больше. Давай об заклад биться – нет его там.
– По рукам! – подхватила Цзиньлянь. – Сестрица Ли, будешь свидетелем. Я говорю: он сейчас у Гуйцзе. Позавчера он избил потаскуху, вчера к нам Ли Мин, черепашье отродье, заходил выведать как и что, а нынче с утра Ин и Се ходатаями пожаловали. Они-то его туда и затащили. Тут, по-моему, все старая сводня с потаскухой обмозговали. Им только его заполучить да прощение вымолить. А там и у жаровни разгорячить нетрудно будет и под полог заманить. Но до каких же пор они его держать собираются, а? Может быть, он сегодня вообще не придет. А ты сиди, жди его, Старшая!
– Тогда б он слугу прислал предупредить, – заметила Юйлоу.
Тем временем мимо проходил уличный торговец семечками. Пока они покупали тыквенные семечки, с восточной стороны неожиданно показался Симэнь верхом на лошади. Женщины тотчас же скрылись за воротами.
– Ступай посмотри, кто там у ворот стоит, – послал Симэнь вперед Дайаня.
– Это матушка Третья, матушка Пятая и матушка Шестая семечки покупают,– доложил слуга, подавшись на несколько шагов вперед.
Возле дома Симэнь Цин спешился и проследовал к задним малым воротам. Юйлоу и Пинъэр поспешили сказать о приезде хозяина Юэнян. Цзиньлянь же спряталась в тени за белым экраном. Когда Симэнь проходил мимо экрана, она выскочила прямо на него.
– Как ты меня напугала, негодница! – упрекнул ее Симэнь. – А что вы у ворот делали?
– И ты еще спрашиваешь! – обрушилась на него Цзиньлянь. – А где ты пропадал до этаких пор? Заставил жен у ворот дожидаться.
Симэнь Цин вошел в дом. В покоях Юэнян был накрыт стол и расставлены как полагается закуски и вино. Юйсяо держала кувшин, а дочь Симэня подносила чарки. Первую она поднесла Симэню, потом обнесла всех остальных. Когда все заняли свои места, Чуньмэй и Инчунь усладили пирующих музыкой и пением.
Вскоре со стола все убрали, а потом накрыли вновь – в честь Мэн Юйлоу. Появилось сорок блюд всевозможных редких яств, множество изделий из фруктов. Из кувшинов струился дивный аромат, в кубках радугой играло вино. Пировали до первой стражи. Будучи почетной гостьей, невестка У выпила немного и удалилась в заднюю комнату, а Юэнян и остальные жены в компании Симэнь Цина играли на пальцах, в домино и составляли по очереди рифмованные строфы.
– Раз моя очередь, – сказала Юэнян, – давайте составлять строфы по напеву и сверять с костями домино. Объявляется напев, вынимаются две кости и декламируется двустишие из «Западного флигеля»[12]. Кто вынет названную в двустишии кость, пьет чарку.
Она стала доставать кости и объявила:
– Напев «Шестая госпожа»:
Опьянев, Ян Гуйфэй[13]обронила с подвескою восемь жемчужин,В куст белеющих розток волос ее черных погружен.
Кости не сошлись.
Следующим сидел Симэнь Цин.
– «Красавица Юй», – объявил он напев:
В бою меж Хань и Чу[14] верховный командир погиб.И только слышно: потрясает небо гонгов гимн.
Симэнь вынул кость «главный полководец», и ему налили чарку вина.
За ним настала очередь Ли Цзяоэр.
– «Цветок нарцисса», – объявила она:
В персиковой роще у ручья бабочек спугнула пара,И помада лепестков сделала всю землю алой.
Не сошлось.
Взялась Цзиньлянь.
– «Почтенный Бао», – объявила она напев:
Три правила, пять принципов[15] нарушив,старик под куст залез.Его спросили: воровства иль блудодействав тебя вселился бес?
Цзиньлянь вынула кость «три – пять» и осушила чарку.
За ней шла Пинъэр.
– «Прямого, честного люблю», – объявила она:
От весенней луны я всю ночь не спала,Взаперти замерла, словно Вдовья скала.
Кости опять не сошлись.
Подошла очередь Сунь Сюээ.
– «Юнец конопатый», – объявила она:
Словно гусь бестолковый в силки угодил,Будто феникс заклеван был воронов стаей,Жизнь идет чередой беспросветных годин,И напасти меня настигают.
И опять не сошлись кости.
Наконец, взялась Юйлоу.
– «Помню чары твои», – объявила она:
Опьянев, берусь рукоюза густой кумач перил,Под весеннею луноюсладостно в любви парить.
Юйлоу вынула четверку – кумач густой, и Юэнян, закрывая игру, велела Сяоюй наполнить чарку.
– Матушке Третьей поднеси, – распорядилась хозяйка и обернулась к Юйлоу: – Тебе следовало бы три больших кубка выпить. Ведь у тебя под боком будет жених. Допивайте чарки, – поторопила она остальных, – давайте проводим их в спальню.
– Не смеем ослушаться! – поддержала ее Цзиньлянь.
