Мурасаки Сикибу - Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2
Раздосадованный, Удайсё остался во Дворце:
– А ведь я столько раз предупреждал ее. Увы, мир неподвластен желаниям…
Принц Хёбукё тоже прислуживал в тот день Государю, но, пребывая в крайне рассеянном состоянии духа, то и дело устремлялся мыслями в покои Найси-но ками и, наконец, не выдержав, написал к ней.
Письмо принесли из караульни, где в то время находился Удайсё, поэтому госпожа Найси-но ками с трудом принудила себя его прочесть.
«В далеких горахСидят, крылом прижимаясь к крылу,Пташки на ветке…До сих пор никогда не бывалаМне так ненавистна весна… (55)
Издалека прислушиваюсь к их щебету…»
Госпоже Найси-но ками стало жаль принца, лицо ее залилось густым румянцем. Но вправе ли она была отвечать? Пока она медлила в нерешительности, в покои ее пожаловал Государь.
Его лицо, залитое ярким лунным светом, было невыразимо прекрасно. Сходство же с Великим министром оказалось настолько разительным, что Найси-но ками просто не верила своим глазам: «Неужели в мире может быть еще один такой же человек?» Она знала, что Великий министр питает к ней самые искренние чувства, но слишком многое в их отношениях удручало ее, тогда как теперь…
Ласково пенял ей Государь за то, что воспротивилась она его желаниям. Она же, не смея взглянуть на него, молчала, спрятав лицо за веером.
– Меня удивляет и печалит ваше молчание, – сказал Государь. – Я надеялся, что сумел заслужить вашу признательность, но вы ведете себя так, будто вам ничего не известно. Должен ли я считать подобное равнодушие свойством вашей натуры?
Этот лиловый цвет[2]Не для меня, я знаю.Отчего же тогдаЯ позволил ему проникнутьВ свое сердце так глубоко?
Неужели более густой оттенок не для нас?
Юная красота Государя привела Найси-но ками в такое замешательство, что она лишилась дара речи, и, только подумав: «Ведь он ничем не отличается от Великого министра», немного успокоилась и ответила ему.
Очевидно, этой песней она хотела поблагодарить Государя за то, что ей, недостойной, было пожаловано столь высокое звание…
– Неведомо мне,Значенье лилового цвета.Знаю одно:Безгранично милостив тот,Кто платье мое окрасил.
Надеюсь, что у меня еще будет возможность доказать вам свою признательность…
– Не считаете ли вы, что теперь слишком поздно говорить о чем-либо подобном? – улыбаясь, сказал Государь. – Жаль, что рядом нет человека, которому я мог бы высказать свою душу и который сумел бы рассудить нас…
«Пожалуй, лучше вести себя более сдержанно, раз даже Государь подвержен обычным для мужчин этого мира слабостям», – решила Найси-но ками и приняла церемонный вид, так что Государю, все попытки которого сделать беседу более непринужденной оказались безуспешными, решительно ничего не оставалось, как только тешить себя надеждой на отдаленное будущее. «Пройдет время, и она несомненно привыкнет», – думал он.
Услыхав о том, что Государь изволил посетить Найси-но ками, Удайсё окончательно лишился покоя и снова стал торопить ее с отъездом. Впрочем, она и сама не хотела задерживаться, опасаясь, что дальнейшее пребывание во Дворце может иметь весьма неприятные для нее последствия. Выдумав убедительные основания для отъезда и прибегнув к содействию своего хитроумного отца, министра Двора, она в конце концов добилась разрешения Государя.
– Что ж, вы не оставляете мне иного выхода, – изволил сказать Государь. – Не разреши я вам уехать, супруг никогда больше не отпустит вас во Дворец. Признаюсь, мне тяжело расставаться с вами. Надеюсь, вы помните, что я первый обратил на вас внимание, но, к несчастью, позволил другому опередить себя и теперь поневоле вынужден считаться с ним. Право, я мог бы напомнить вам случай, происшедший в древности с одним человеком… (514)
Он казался искренне огорченным. Красота Найси-но ками превзошла все его ожидания, и он чувствовал себя несправедливо обиженным: ведь даже если бы она никогда не занимала его мыслей, ему было бы тяжело расставаться с ней… Однако, опасаясь, что излишняя пылкость может оттолкнуть ее, Государь ограничился заверениями в неизменном расположении и, как мог, постарался завоевать ее доверие. Однако госпожа Найси-но ками только смущалась, думая: «Мы сами не знаем, кто мы…» (514)
Государь изволил покинуть ее покои лишь тогда, когда носилки были поданы и приближенные всех ее покровителей суетились, готовясь к отъезду, а Удайсё с озабоченным видом ходил туда-сюда, явно недовольный задержкой.
– Право, тяжело иметь столь сурового телохранителя, – сердито сказал Государь. -
Если вдруг перед взоромДевятислойный встанет туман,Разве смогуНаслаждаться хотя б иногдаАроматом цветущей сливы?
В его песне не было ничего особенного, но вполне можно предположить, что госпоже Найси-но ками она очень понравилась, ибо она видела перед собой пленительную фигуру Государя.
– О, как мечтал я провести сегодняшнюю ночь «среди цветов» (254). Впрочем, нетрудно понять и этого человека, не желающего уступить мне ни одного цветка. Как же мне теперь сообщаться с вами? – сокрушался Государь, и, чувствуя себя виноватой перед ним, Найси-но ками ответила:
– Быть может, когда-нибудьК тебе быстролетный ветерПринесет ароматЭтой сливы. Но разве в твоемСаду не душистей цветы?
Все же ей явно не хотелось уезжать, и растроганный Государь то и дело оглядывался, покидая ее покои.
Удайсё собирался прямо из Дворца перевезти супругу к себе, но никому не открывал своих намерений, опасаясь, что Великий министр не даст своего согласия.
– Я немного простудился и предпочел бы провести несколько дней в своем доме, где чувствую себя свободнее, а поскольку мне не хотелось бы разлучаться с госпожой… – почтительно объяснил он и поспешил перевезти Найси-но ками к себе.
«К чему такая поспешность? Можно было и не нарушать приличий», – подумал министр Двора, но не решился уязвлять самолюбие Удайсё своим вмешательством.
– Что ж, если вам кажется, что так будет лучше… – только и сказал он. – Я никогда не считал себя вправе располагать ее судьбой.
Министр с Шестой линии тоже был неприятно поражен неожиданным решением Удайсё, но ничего не мог изменить.
Сама же Найси-но ками приходила в отчаяние при мысли, что склоняется неведомо куда, уподобляясь тому дымку над костром (108).
Один Удайсё чувствовал себя счастливым любовником, выкравшим возлюбленную из отчего дома, и ничто не омрачало его радости. Он позволял себе ревновать госпожу Найси-но ками к Государю, ставя ей в вину его недавнее посещение, и, возмущенная его упреками, раздосадованная его заурядностью, она держалась с ним крайне принужденно, постоянно пребывая в дурном расположении духа.
Негодование принца Сикибукё сменилось растерянностью, однако Удайсё прекратил всякие сношения с его семейством и не отходил от своей новой супруги, радуясь тому, что наконец-то осуществилось его желание и он может не разлучаться с ней ни днем, ни ночью.
Настала Вторая луна. Великий министр с тоской вспоминал Найси-но ками и не скрывал своего беспокойства, забывая о том, что столь явное участие во всем, что ее касается, может повредить ему во мнении света. «Какая нечуткость! – возмущался он. – Разумеется, я проявил недопустимую неосмотрительность, но ведь я не предполагал, что Удайсё способен на столь решительные действия. Нельзя отрицать значение предопределения, но будь я бдительнее… Так или иначе, трудно кого-то винить в случившемся…»
Образ юной госпожи из Западного флигеля преследовал его во сне и наяву. Теперь, когда она жила в доме Удайсё, человека грубого, нелюдимого, он не решался обмениваться с ней даже самыми незначительными шутливыми посланиями и немало страдал из-за этого, хотя и старался ничем не выдавать своего неудовольствия.
Но вот как-то раз, когда лил дождь и в доме было тихо и пустынно, Гэндзи, с тоской вспомнив о том, как прежде в такие часы искал прибежища от скуки в Западном флигеле, написал к Найси-но ками письмо. Его должны были тайно вручить госпоже Укон, и из боязни навлечь на себя подозрения этой особы Великий министр не стал открыто писать о своих чувствах, понадеявшись на догадливость Найси-но ками…
«В эти тихие дни,Когда льет и льет бесконечныйВесенний дождь,Вспоминаешь ли ты о тех,Кто в доме родном остался?
Я изнываю от скуки, и мысли мои то и дело с тоской обращаются к прошлому. Но смею ли я искать у Вас сочувствия?» – вот что он написал.
Улучив миг, когда рядом никого не было, Укон украдкой показала госпоже это письмо, и та заплакала.
С каждым днем она все чаще вспоминала Великого министра, но, поскольку он не был ее родным отцом, могла ли она прямо сказать, что стосковалась в разлуке с ним и хочет его видеть?
