Чингисхан. История завоевателя Мира - Джувейни Ата-Мелик
/181/ [xxxix] Один человек принес ему в подарок гранат. Он велел сосчитать все зернышки, и каждый присутствующий получил свою долю. А после этого он дал тому человеку по балышу за каждое зернышко.
И потому множество людей, собравшихся у его ворот, было подобно множеству зернышек в гранате[641].[xl] Отступник, говорящий по-арабски, пришел к нему и сказал: «Сегодня ночью я видел во сне Чингисхана, и он сказал: "Вели моему сыну, чтобы он убил мусульман, ибо они есть зло"». Поразмыслив немного, Каан спросил его, говорил ли он с ним через переводчика или лично. «Своим собственным языком», — сказал тот человек «Знаешь ли ты монгольский или тюркский язык?» — спросил Каан. «Нет», — ответил человек «Также и я не сомневаюсь, — сказал Каан, — что Чингисхан не знал никаких языков, кроме монгольского. Поэтому совершенно ясно, что все, что ты говоришь, сплошная ложь». И он приказал предать этого человека смерти[642].
[xli] Один мусульманин из тангутского края, из места под названием Кара-Таш[643], привез ему целую телегу провизии в надежде, что ему будет позволено вернуться /182/ в его собственную страну. Каан дал ему телегу балышей и даровал ему свободу.
Вода в море — повествование о его душе; облака в месяц бахман — предание о его щедрости.[xlii] Однажды пришел человек, ожидавший что здесь будет пир. Увидев, что стража пьяна, он вошел в спальный покой, украл кубок и ушел своей дорогой. На следующий день они стали искать кубок и не могли его нигде найти. Каан велел объявить, что тот, кто вернет кубок, кто бы он ни был, будет прощен, но и получит то, о чем он мечтал. На следующий день вор принес кубок. «Почему ты совершил этот поступок?» — спросил Каан. «Для того, чтобы это было предупреждением Императору мира не доверять своей страже (которую они называют тархак)[644]. Иначе в казне было бы больше сокровищ чем сейчас, если бы я пошел туда с целью грабежа». Некоторые эмиры сказали, что его надо примерно наказать, чтобы никто не больше не посмел совершить такое. «Я простил его, — сказал Каан. — Как же я могу судить его дважды? Жаль убивать такого отважного человека, иначе я велел бы распороть ему грудь, чтобы посмотреть, что у него за сердце и что за печень, если они до сих пор не лопнули». И Каан дал ему пятьсот балышей, много лошадей и одежды, и сделал его военачальником над несколькими тысячами воинов, и послал его в земли китаев.
[xliii] Когда посевы стали давать всходы, выпало так много града, что все они были побиты. А во время этого несчастья в Каракоруме было так мало зерна, что за динар нельзя было купить и один маунд. Каан приказал глашатаям объявить, чтобы те, кто посеял зерно, не отчаивались, ибо с ним ничего не случилось. Если они еще раз польют свои поля и вспашут их, а урожая все же не будет, они получат полное возмещение из его казны и амбаров. И случилось так, что в тот год созрело так много зерна и был такой богатый урожай, какого не было с тех самых пор, как они стали возделывать землю.
/183/ [xliv] Доставили к нему трех человек за преступление, которое они совершили. Он приказал предать их смерти. Когда он вышел из зала аудиенций, то встретил женщину, рыдавшую и посыпавшую себя пылью. «Почему ты это делаешь?» — спросил он. «Из-за тех людей, — ответил она, — которых ты приказал предать смерти, так как один из них мой муж, другой — мой сын, а третий — мой брат». «Выбери из них кого-нибудь одного, и ради тебя его пощадят». «Я могу найти замену мужу, — ответил женщина, и детей я еще могу иметь; но брата мне никто не заменит». Он оставил в живых всех троих[645].
[xlv] Он любил смотреть на борьбу, и вначале у него на службе состояло несколько монголов, кифчаков и китаев. Когда был подчинен Хорасан, ему рассказали о борцах из Хорасана и Ирака, и он послал гонца в Чормагун и приказал ему прислать одного из тех борцов. В Хамадане жил человек по имени Пахлаван Фила, и прислали его. Когда он явился к Каану, тот остался весьма доволен его сложением и внешностью, крепостью его тела и гармонией его членов; и он велел ему бороться с некоторыми бывшими там другими борцами. Он победил их всех, и никто не мог уложить его на спину. Помимо других подарков Каан дал ему пятьсот балышей; а через некоторое время он пожаловал ему красивую, грациозную и сладкоголосую девицу. А так как в обычае у борцов было воздерживаться от половых сношений, чтобы сохранить силу, он не дотронулся до нее, а, напротив, избегал ее. Однажды девица пришла в орду, и Каан сказал ей: «Как тебе понравился этот таджик? Насладилась ли ты любовью сполна?» Ибо монголы постоянно шутят по поводу необычайной мужской силы таджиков. Как сказал поэт:
/184/ Vae tibi, o mi penis, nonne te pudet dedecorare me inter sodales, Inciviliter exsilire e sinu et pannum tollere de capite?[646]«Я не изведала ее, — сказала девушка, — и мы живем врозь». Каан послал за Филой и расспросил его об этих делах. «Я прославился на императорской службе, — сказал борец, — и никто не победил меня. Если мне нужно выходить на арену, моя сила не должна уменьшаться, а мое положение на императорской службе — ухудшаться». «Моим желанием было, — сказал Каан, — чтобы вы родили детей. С этого дня я освобождаю тебя от труда и соперничества борьбы».
У Филы был родственник по имени Мухаммед-шах. За ним был послан гонец, и ему было приказано привести с собой несколько человек, владеющих этим искусством. Когда они прибыли, Мухаммед-шах вышел на поле состязания с несколькими борцами и победил их всех. «Хочешь ли ты бороться с Филой?» — спросил Каан. Мухаммед-шах тут же преклонил колени и сказал: «Да». «Вы родственники, — сказал Каан, — вы связаны братскими узами. Не бейтесь друг с другом как враги». И когда прошло примерно пять дней, в течение которых Каан продолжал благосклонно наблюдать за ним, он дал ему несколько большей. В этот момент откуда-то привезли семьсот большей, и он отдал ему и их.
Когда сокровища оказываются у тебя в руках, они знают наверняка, что здесь они ненадолго[647].И то, что он пожаловал им в оплату в виде одежды, мехов и большей, было как текущая вода, которую ничто не может остановить. И часто случалось так, что он велел им обоим взять из одежды, которая была свалена кучей перед ордой, столько, сколько они могли унести.
/185/ [xlvi] Один из моих красноречивых друзей рассказал мне следующую историю:
Во время правления султана Ала ад-Дина Кай-Кубада[648] я находился в Руме, и один из моих близких друзей находился в очень стесненных обстоятельствах и зарабатывал себе на жизнь шутовством. А в то время рассказы о щедрости Императора Мира и Хатима нашего века были у всех на устах, и говорили, что на Востоке был король монгольского племени, для которого золото было все равно что земля.
