Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ.
От волнения у Фэнцзе пересохло в горле; она хотела возразить мужу, но почла за лучшее сдержаться и с улыбкой произнесла:
– Не надо кипятиться! С самого утра на меня накричал. Никто не велел тебе стараться ради чужих! Но раз уж взялся, терпи! Не понимаю, как можно думать о развлечениях, когда грозят неприятности!..
– Что зря болтать! – крикнул Цзя Лянь. – Сама у него и спроси!
– У кого? – изумилась Фэнцзе.
– У кого? У своего старшего братца!
– Так это ты о нем?
– А о ком же?
– Ну и что у него случилось, у моего братца? – спросила Фэнцзе.
– Будто слепая, сама не видишь!
– Право же, мне ничего не известно! Я человек неученый!
– Разумеется, неизвестно! – усмехнулся Цзя Лянь. – Не только тебе, но и госпоже, и тетушке тоже! Я постарался дело замять, чтобы дома не волновались, ты и так все время болеешь! Но история возмутительная! Не спроси ты, я не стал бы ничего говорить. Хороший у тебя брат, нечего сказать! Знаешь, как его прозвали?
– Откуда мне знать?
– Не знаешь? – вскричал Цзя Лянь. – Ван Жэнем его прозвали!
Фэнцзе прыснула со смеху.
– Так ведь он же Ван Жэнь и есть!
– Верно – Ван Жэнь! Только прозвище его пишут иероглифами «ван» – «забывать» и «жэнь» – «гуманность». Он и в самом деле забыл гуманность, долг и вообще все приличия!..
– Кто посмел так бессовестно очернить человека? – рассердилась Фэнцзе.
– Никто его не чернит, – возразил Цзя Лянь. – Сейчас я тебе расскажу кое-что, тогда узнаешь, что собой представляет твой братец! Он, видите ли, задумал справить день рождения своему второму дяде Ван Цзытэну!
– Ай-я! – воскликнула Фэнцзе. – В самом деле? А я все хотела спросить, не зимой ли день рождения второго дяди? Помню, Баоюй из года в год ездил к нему. Когда господина Цзя Чжэна повысили в чине, второй дядя Ван Цзытэн прислал труппу актеров. Я тогда сказала, что второй дядя скуп, не чета старшему, Ван Цзытэну, и живут они как кошка с собакой. А живи они дружно, разве отказался бы он помочь в устройстве похорон Ван Цзытэна?! Поэтому я и предложила в день его рождения послать труппу актеров, чтобы не остаться перед ним в долгу. Не могу понять, почему Ван Жэнь решил раньше времени устроить день рождения дяди.
– Ты, видно, все еще спишь и видишь сны! – ответил Цзя Лянь. – В первый же день по приезде в столицу твой брат Ван Жэнь под предлогом устройства похорон постарался захватить все состояние своего дяди Ван Цзытэна. Потому ничего и не сообщил нам. Боялся, как бы мы не помешали. Присвоил немало – несколько тысяч лянов серебра. Твой второй дядя заявил, что поступил он незаконно. Поняв тогда, что часть присвоенного придется вернуть, Ван Жэнь пошел на хитрость – решил устроить день рождения дяди, рассудив, что это обойдется куда дешевле. Бессовестный! Ему все равно, что подумают о нем родные и друзья!.. Но не из-за этого я хлопочу. Дело в том, что цензор сообщил мне, будто у старшего дяди Ван Цзытэна остались долги. Это обнаружилось после его смерти. Их должны погасить младший брат Ван Цзышэн и племянник Ван Жэнь. Вот они и переполошились, попросили меня похлопотать. Я согласился, и то лишь потому, что они приходятся родственниками тебе и нашей госпоже. Встал нынче чуть свет и собрался к цензору, надеясь на его помощь, и на тебе – не застал. Бегаю, бегаю, а они веселятся! Ну как тут не рассердиться!
Наконец Фэнцзе поняла, что натворил Ван Жэнь, но не удержалась от упрека:
– Как бы то ни было, он сын твоего дяди. Кроме того, покойному дяде Ван Цзытэну и второму дяде Ван Цзытэну ты многим обязан. Что ни говори, а речь идет о нашей семье, поэтому я смиренно прошу тебя о помощи, не к чужим же мне обращаться, чтобы злорадствовали и за глаза поносили меня.
Слезы потекли из глаз Фэнцзе. Она сбросила одеяло, села на постели и начала одеваться.
– Зря ты так говоришь, – сразу смягчился Цзя Лянь. – Тебя я ни в чем не виню, но твой брат человек нехороший. А рассердился я из-за того, что порядка нет в доме. Мне надо ехать, тебе нездоровится, а служанки спят! Не думаю, что у старших членов нашего рода хозяева встают раньше прислуги! А ты все служанкам спускаешь! Стоило мне слово сказать, как ты сразу вскочила! Уж не собираешься ли вместо этих лентяек сама мне прислуживать?! На что это похоже?
Фэнцзе успокоилась, перестала плакать.
– Все равно надо вставать, уже поздно, – проговорила она, – очень любезно с твоей стороны, что ты так стараешься помочь родственникам. Если что-то удастся сделать, не только я – впрочем, я не в счет, – но и госпожа Ван обрадуется.
– Без тебя знаю! – буркнул Цзя Лянь. – Не учи!
– Госпожа, зачем вам так рано вставать? – вмешалась Пинъэр. – И вы, господин, хороши! Кто-то вас рассердил, а вы на нас злость срываете! Разве госпожа для вас мало сделала? Разве когда-нибудь отказала вам в помощи в трудный момент? Сколько раз приходили вы на готовенькое! А сейчас сделали какую-то мелочь и расшумелись. Не стыдно?.. К тому же дело, о котором вы говорили, касается не только госпожи, но и всех родственников. Сердиться надо на нас за то, что поздно встаем, мы ваши служанки! А госпожа и так сил не жалеет, надрывается, от этого и заболела.
На глаза Пинъэр навернулись слезы.
Цзя Лянь, и без того расстроенный, не мог вынести всех этих упреков и сказал:
– Довольно! Госпожа сама за себя постоит, без тебя обойдется! Чужой я вам! Лучше бы мне умереть!
– Не говори так! – оборвала его Фэнцзе. – Неизвестно, что кого ждет! Скорее я умру, а не ты! И чем раньше, тем быстрее душа моя обретет покой.
Фэнцзе заплакала в голос, и Пинъэр снова пришлось ее утешать.
Уже совсем рассвело, и в комнату проникли солнечные лучи. Цзя Ляню надоело препираться, и он вышел.
Фэнцзе поднялась с постели и занялась утренним туалетом, как вдруг вошла девочка-служанка госпожи Ван.
– Госпожа послала меня узнать, поедете ли вы сегодня к дядюшке. Если поедете, она просит взять с собой вторую госпожу Баочай.
Фэнцзе была расстроена разговором с мужем и очень досадовала, что некому заступиться за ее родных; кроме того, накануне в саду она натерпелась страху и сейчас чувствовала себя подавленной.
– Передай госпоже, – сказала она, – что я не могу поехать, дел много. Да и у дядюшки ничего интересного не будет. Пусть вторая госпожа Баочай, если хочет, едет одна!
После ухода служанки Фэнцзе закончила причесываться и вдруг подумала, что нужно дяде передать поклон, раз уж она сама к нему не едет. Кроме того, следовало позаботиться, чтобы Баочай хорошенько подготовилась к визиту, ведь она совсем еще молода. Фэнцзе повидалась с госпожой Ван, извинилась, что не может поехать, а затем отправилась к Баоюю.
Баоюй одетый лежал на кане и с безразличным видом наблюдал, как Баочай причесывается.
Фэнцзе остановилась в дверях, но Баочай, случайно повернув голову, заметила ее, торопливо вскочила и пригласила сесть. Баоюй тоже приподнялся и повторил приглашение.
Баочай строго сказала Шэюэ:
– Ты что, не видела, как вошла вторая госпожа? Почему не предупредила?
– Вторая госпожа сделала мне знак молчать, – улыбаясь, ответила Шэюэ.
– Ты почему не собираешься? – спросила Фэнцзе у Баоюя. – Не хочешь ехать? Взрослый, а ведешь себя как ребенок! Не видал, как причесываются? Целыми днями вы вместе, неужели еще не нагляделся? И как ты не боишься, что служанки станут над тобой смеяться?
Она хихикнула и, в упор глядя на Баоюя, причмокнула губами. Баоюю стало неудобно, но особого значения намекам Фэнцзе он не придал. Зато Баочай смутилась и покраснела.
Сижэнь, которая в это время принесла чай, сделала вид, будто ничего не слышала.
– Не обращай на нас внимания, вторая сестрица, – сказала Фэнцзе, подымаясь с места и принимая чай, – скорее одевайся!
Баоюй бросился помогать жене.
– Шел бы ты лучше вперед, – сказала юноше Фэнцзе. – Разве мужья ожидают жен?
– Мне не очень нравится мой халат, – проговорил Баоюй, – он куда хуже, чем плащ из павлиньего пуха, который бабушка подарила мне в позапрошлом году.
– Почему же ты его не наденешь? – решила поддразнить юношу Фэнцзе.
– Рано еще.
Тут Фэнцзе вспомнила историю с плащом и пожалела, что завела о нем разговор. Баочай принадлежала к семье Ван и приходилась ей родственницей, так что ее можно было не стесняться, но здесь находились служанки, и Фэнцзе стало неловко.
– Вы ничего не знаете, вторая госпожа, – вмешалась в разговор Сижэнь. – Он этот плащ никогда не наденет!
– Почему? – удивилась Фэнцзе.
– Скажу вам прямо, вторая госпожа: у нашего господина какие-то странности, – отвечала Сижэнь. – Когда-то старая госпожа подарила Баоюю плащ, это было в день рождения его второго дяди, но он прожег его в первый же раз, как надел. Я в то время уехала домой ухаживать за больной матерью, но слышала, что Цинвэнь, хоть и расхворалась, за ночь починила плащ, и старая госпожа ничего не заметила. Как-то, еще в прошлом году, господин Баоюй шел в школу, день выдался холодный, и я велела Бэймину взять с собой плащ. Но Баоюй заявил, что больше никогда его не наденет, и приказал убрать подальше.
