Древневосточная литература - Тысяча и одна ночь. Том IX
И не закончил ещё капитан своих слов, как пришли к нам обезьяны и окружили корабль со всех сторон, и были они многочисленны, словно саранча, и распространились на корабле и на суше. И мы боялись, что, если мы убьём одну из них, или ударим, или прогоним, они нас убьют из-за своей крайней многочисленности (ведь многочисленность сильнее доблести); и страшились мы, что они разграбят наше имущество и товары. А это самые гадкие звери, и на них волосы точно чёрный войлок, и вид их устрашает, и никто не понимает их речи и ничего о них не знает. Они дичатся людей, и у них жёлтые глаза и чёрные лица; они малы ростом, и высота каждого из них – четыре пяди.
И обезьяны забрались на канаты и порвали их зубами и также порвали все канаты на корабле со всех сторон, и корабль накренился и пристал к их горе; и когда корабль оказался у берега, обезьяны схватили всех купцов и путников и вышли на остров и взяли корабль со всем, что на нем было, и ушли с ним своей дорогой, оставив нас на острове; и корабль скрылся от нас, и мы не знали, куда его увели.
И мы остались на этом острове и питались его плодами, овощами и ягодами и пили из рек, протекавших на нем, и вдруг показался перед нами выстроенный дом, стоявший посреди острова. И мы направились к нему и пошли в его сторону, – и вдруг оказалось, что это дворец с крепкими столбами и высокими стенами; его ворота с двумя створами были открыты, и сделаны они были из чёрного дерева. И мы вошли в ворота этого дворца и увидели обширное пространство, подобное широкому большому двору, и вокруг этого двора было много высоких дверей, а посредине его стояла высокая большая скамья, подле которой находились сосуды для стряпни, висевшие над жаровнями, а вокруг них лежало много костей. Но мы не увидели здесь никого и удивились этому до крайней степени. И мы посидели немного во дворе этого дворца, а затем заснули и спали от зари до захода солнца; и вдруг земля под нами задрожала, и мы услышали в воздухе гул, и вышло к нам из дворца огромное существо, имевшее вид человека, который был чёрного цвета и высокого роста и походил на громадную пальму. Его глаза были подобны двум горящим головням, и у него были клыки, точно клыки кабана, и огромный рот, точно отверстие колодца, и губы, как губы верблюда, которые свешивались ему на грудь, и два уха, точно громадные камни, спускавшиеся ему на плечи, а когти на его руках были точно когти льва.
И, увидев существо такого вида, мы исчезли из мира, и усилился наш страх, и увеличился наш испуг, и стали мы точно мёртвые от сильного страха, горя и ужаса…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьсот сорок седьмая ночь
Когда же настала пятьсот сорок седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Синдбад-мореход и его товарищи увидели это существо с ужасным обликом, их охватил величайший страх и испуг. И когда этот человек ступил на землю, – говорил Синдбад, – он посидел немного на скамье, а затем поднялся и подошёл к нам. Он схватил меня за руку, выбрав меня среди моих товарищей купцов, и поднял одной рукой с земли и начал щупать и переворачивать, и я был у него в руке точно маленький кусочек.
И человек ощупал меня, как мясник щупает убойную овцу, и увидел, что я ослаб от великой грусти и похудел из-за утомления и пути и на мне совсем нет мяса, и выпустил меня из рук и взял другого из моих товарищей и стал его ворочать, как меня, и щупать, как меня щупал, – и тоже выпустил его; и он не переставал нас щупать и переворачивать одного за другим, пока не дошёл до капитана, на корабле которого мы плавали.
А это был человек жирный, толстый, широкоплечий, обладавший силой и мощью, и он понравился людоеду, и тот схватил его, как мясник хватает жертву, и бросил его на землю и поставил на его шею ногу и сломал её. И потом он принёс длинный вертел и вставил его капитану в зад, так что вертел вышел у него из маковки, и зажёг сильный огонь и повесил над ним этот вертел, на который был воткнут капитан, и до тех пор ворочал его на угольях, пока его мясо не поспело. И он снял его с огня и положил перед собой и ровнял его, как человек разнимает цыплёнка, и стал рвать его мясо ногтями и есть, и продолжал это до тех пор, пока не съел мяса и не обглодал костей, ничего не оставив. И человек этот бросил остатки костей в уголь и затем, посидев немного, свалился и заснул на этой скамье и стал храпеть, как храпит баран или прирезанная скотина, и спал до утра, а затем поднялся и ушёл своей дорогой.
И когда мы убедились, что он далеко, мы начали разговаривать друг с другом и плакать о самих себе и сказали: «О, если бы мы утонули в море или съели бы нас обезьяны! Это было бы лучше, чем жариться на угольях! Клянёмся Аллахом, такая смерть – смерть скверная, но что хочет Аллах – то бывает! Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Мы умрём в тоске, и никто о нас не узнает, и нет для нас больше спасения из этого места!»
И потом мы поднялись, и вышли на остров, чтобы присмотреть себе место, куда бы могли спрятаться или убежать, и нам показалось легко умереть, если наше мясо не изжарят на огне.
Но мы не нашли себе места, чтобы укрыться в нем, а нас уже настиг вечер, и мы вернулись во дворец из-за сильного страха.
И мы посидели немного, и вдруг земля под нами задрожала, и пришёл тот чёрный человек и, подойдя к нам, стал нас ворочать одного за другим, как и в первый раз. И он щупал нас, пока один из нас ему не понравился, и тогда он схватил его и сделал с ним то же самое, что сделал с капитаном в первый раз: он изжарил его и съел, и заснул на скамье, и проспал всю ночь, храпя, как прирезанная скотина.
А когда взошёл день, он встал и ушёл своей дорогой, оставив нас, как обычно; и мы сошлись все вместе и стали разговаривать и говорили друг другу: «Клянёмся Аллахом, если мы бросимся в море и умрём от потопления, это будет лучше, чем умереть от сожжения, ибо такая смерть отвратительна!» – «Выслушайте мои слова, – сказал один из нас. – Мы должны ухитриться и убить этого человека и избавиться от забот и избавить мусульман от его вражды и притеснения». – «Послушайте, о братья, – сказал я, – если его непременно нужно убить, то нам следует перенести эти бревна к берегу и перетащить туда часть этих дров и сделать для себя судно, наподобие корабля, а после этого мы ухитримся его убить, сядем на судно и поедем по морю в любое место, куда захочет Аллах, или же мы будем сидеть в этом месте, пока не пройдёт мимо нас корабль, и тогда мы сядем на него. Если же мы не сможем убить этого человека, мы уйдём и поплывём по морю, – хотя бы мы утонули, мы избавимся от поджаривания на огне и убиения. Если мы спасёмся, то спасёмся, а если утонем, то умрём мучениками».
«Клянёмся Аллахом, это правильное мнение!» – сказали все; и мы сговорились об этом деле и начали действовать.
Мы вынесли бревна из дворца и сделали судно и привязали его у берега моря, а потом мы сложили туда коекакую пищу и вернулись во дворец; и когда наступил вечер, земля вдруг задрожала, и вошёл к нам тот чёрный людоед, подобный кусливой собаке. И он стал нас переворачивать и щупать одного за другим, и, взяв одного из нас, сделал с ним то же самое, что с предыдущим, и съел его, и заснул на скамье, и храп его был подобен грому.
И мы поднялись и взяли два железных вертела, из тех вертелов, что стояли тут же, и положили их на сильный огонь, так что они покраснели и стали как уголья, и мы крепко сжали их в руках и подошли к этому человеку, который спал и храпел, и, приложив вертела к его глазам, налегли на них все вместе с силой и решимостью и воткнули их ему в глаза, когда он спал. И глаза его ушли внутрь, и он закричал великим криком, так что наши сердца устрашились, а затем он решительно встал со скамьи и начал искать нас, а мы убегали от него направо и налево; но он не видел этого, так как его глаза ослепли. И мы испугались его великим страхом и убедились в этот час, что погибнем, и потеряли надежду на спасение; а этот человек пошёл ощупью к воротам и вышел, крича, и мы были и величайшем страхе, и земля дрожала под нами от его громкого крика.
И этот человек вышел из дворца (а мы следовали за ним) и ушёл своей дорогой, ища нас, а потом он вернулся, и с ним была женщина, огромнее его и ещё более дикого вида; и когда мы увидели его и ту, что была с ним, ещё более ужасную, чем он, мы испугались до крайней степени.
И, увидев нас, они поспешили к нам, а мы поднялись, отвязали судно, которое сделали, и, сев в него, толкнули его в море. А у каждого из этих двоих был громадный кусок скалы, и они бросали в нас камнями, пока большинство из нас не умерло от ударов; и осталось только три человека: я и ещё двое…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Пятьсот сорок восьмая ночь
Когда же настала пятьсот сорок восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Синдбад-мореход сел на судно вместе со своими товарищами, чёрный и его подруга стали бросать в них камнями, и большинство людей умерло, и осталось из них только три человека.
