Чингисхан. История завоевателя Мира - Джувейни Ата-Мелик

[xv] На расстоянии двух парасангов к востоку от Каракорума в глухом месте на склоне горы был построен дворец, мимо которого он намеревался проезжать всякий раз, следуя в свою зимнюю ставку и обратно, так чтобы из города ему приносили угощение (которое они называют тузгу). И поэтому они назвали то место Тузгубалык[617]. Один человек посадил у подножия горы несколько миндальных деревьев и ив. Никто до этого не видел в этих краях зеленых деревьев, но эти деревья покрылись свежей листвой. Хаан велел дать тому человеку балыш за каждое посаженное дерево.

[xvi] Когда он уселся на трон царства и слава о его доброте и щедрости разнеслась по всему миру, отовсюду к его Двору стали приходить купцы, и какие бы товары они ни приносили, хорошие или плохие, он повелевал платить за все сполна. И часто случалось так, что, даже не посмотрев на их товары и не спросив о цене, он отдавал им все, что у него было. Купцы тогда стали подсчитывать: «Это стоит столько, а это столько», — и вместо «один» они говорили «десять» и любую раковину выдавали за жемчужину. Когда купцы заметили это его обыкновение, они стали делать так развязывали свои тюки и уходили, и через два дня, хотя количество их товаров было как море Оман, от них не оставалось ни капли. Тогда купцы возвращались и называли цену своих товаров; и приказ Каана был таков, что какой бы ни была цена, его чиновники повышали ее на десять процентов (dah-yāzdah) и выплачивали деньги купцам. Как-то раз чиновники и министры его Двора стали ему говорить, что не было необходимости увеличивать на десять процентов цену товаров, поскольку она и так значительно превышала их настоящую стоимость. «Купцы ведут торговлю с нашей казной, — /171/ сказал Каан, — для того, чтобы иметь некоторую прибыль и получить некоторую выгоду от нашего покровительства. В действительности эти люди должны еще платить вашим битикчи, и я выплачиваю то, что они должны вам, чтобы они не ушли от нас, понеся убытки».

[xvii] Некие люди из Индии принесли ему несколько слоновьих бивней. Он спросил, сколько они за них хотят, и они ответили: «Пятьсот балышей». Без малейшего колебания он приказал заплатить им эти деньги. Его чиновники подняли громкий крик, спрашивая, как он мог заплатить такую сумму за столь ничтожную вещь. «Тем более, — сказали они, — что эти люди пришли из враждебной нам страны». «Никто, — ответил он, — не является моим врагом».

[xviii] Однажды, когда мозг его был разгорячен выпитым вином, во время пира, когда он был весел, один человек принес ему шляпу, которая была похожа на те шляпы, что носили в Хорасане. Он приказал своим чиновникам написать этому человеку расписку на получение двухсот балышей. Они не торопились прикладывать к ней алую тамгу, думая, что он указал такую сумму под действием вина. На следующий день в то же время этот человек опять явился в орду. Каана увидел его, и когда перед ним положили расписку, он велел своим секретарям исправить указанную в ней сумму на триста балышей. На этом дело остановилось; и каждый день он добавлял по сто балышей, пока итог не составил шестьсот балышей. Тогда, вызвав своих эмиров и писцов, он спросил, есть ли в этом мире роста и упадка что-либо, сохраняющееся навсегда. Они в один голос ответили, что нет. Тогда, обращаясь к министру Ялавачи, он сказал: «Неправильно. Добрая слава и доброе мнение навечно сохраняются в этом мире». Затем, повернувшись к писцам, он продолжил: «Вы мои подлинные враги, ибо это вы хотите, чтобы не осталось в память обо мне прекрасных памятников — рассказов о моих добрых делах. Может быть, вы думаете, /172/ что если я дарю кому-нибудь подарок в то время, когда пью вино, так это оттого, что я пьян? И потому вы тянете с оплатой и задерживаете то, что следует выплатить? Пока один или двое из вас не будут наказаны за свои поступки как предостережение их товарищам, не выйдет из вас толка».

[xix] В то время, когда Шираз еще не был покорен, из тех мест пришел человек и, преклонив колени, сказал следующее: «Я пришел из Шираза по причине славы о щедрости и доброте Императора; поскольку я семейный человек и у меня много долгов и мало имущества; и моя просьба — дать мне пятьсот балышей, что равно величине моего долга». Каан приказал своим чиновникам дать ему то, что он просил, и добавить еще столько же. Он заколебались, говоря: «Дать сверх того, что он просил, — это расточительство, если не разорение».

Он ответил: «Ради нашей славы этот несчастный преодолел множество гор и равнин и терпел жару и стужу; и то, о чем он просит, не покроет его расходов на путешествие сюда и дорогу домой, и этого не хватит, чтобы заплатить его долг. Если ему не дать еще денег, получится так, что он вернется, не достигнув своей цели. Неужели это справедливо, что бедный человек, пройдя такой путь, вернется разочарованными к своей семье и детям? Дайте ему все, что я сказал, не откладывая и не медля». Бедный человек вернулся домой богатым и веселым, а у Императора осталась добрая слава, распространившаяся о нем в мире.

[xx] К его Двору пришел один бедный человек с десятью плетьми, привязанными к палке. Он открыл рот, произнося молитву [во славу Каана], и встал поодаль. Монарший взгляд упал на него, и когда чиновники спросили его о его деле, он сказал следующее: «У меня в хозяйстве был козленок. Я сделал его мясо пищей для моей семьи, а из его шкуры наделал плетей для воинов, которые я принес с собой». Каан взял плети /173/ и сказал: «Этот бедняга принес нам то, что лучше козлов». И он приказал дать ему сто балышей и тысячу голов овец. И он прибавил, чтобы, когда все это будет израсходовано, он опять приходил к нему и он даст ему еще.

[xxi] Один человек принес ему сотню костяных наконечников для стрел. Он дал ему такое же число балышей.

[xxii] У него было обыкновение проводить три зимних месяца, развлекаясь охотой, а в течение остальных девяти месяцев он после завтрака садился на трон за пределами своего Двора, там, где сваленные в кучи соответственно своем виду, лежали всевозможные товары, какие только можно найти на земле; и он раздавал их мусульманам и монголам и бросал их к ногам охотников за богатством и просителей. И часто бывало так, что он приказывал людям высокого роста и внушительного сложения взять себе столько понравившихся им товаров, сколько они смогут унести. Как-то раз он велел сделать это одному такому человеку, и тот взял столько дорогой одежды, сколько могли удержать в руках несколько [обычных] людей. Когда он уходил, одно из платьев упало на землю; и когда он унес остальное домой, то вернулся, чтобы подобрать то, что уронил. «Как может человек, — сказал Каан, — утруждать себя дорогой ради одного-единственного платья?» И он велел ему опять взять столько, сколько он мог унести.