Мурасаки Сикибу - Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2
– Еще говорят, что министр Двора не скрывает своего восхищения вашей мудростью и дальновидностью, – как ни в чем не бывало, продолжает юноша. – Ему кажется, что вы нарочно решили отдать юную госпожу во Дворец, чтобы таким образом сохранить для себя, ибо иначе ее положение в вашем доме среди давно уже здесь живущих высокорожденных особ остается весьма двусмысленным.
«Неужели он действительно так думает? Жаль!» – И, улыбнувшись, Великий министр отвечает:
– Я не знал, что дело дошло до таких нелепых предположений. Очевидно, господин министр Двора страдает чрезмерной подозрительностью. Надеюсь, что скоро все так или иначе разрешится. Люди всегда склонны видеть то, чего нет на самом деле.
Его удивление казалось вполне искренним, но юношу одолевали сомнения. Впрочем, Гэндзи и сам понимал, что не так-то легко будет выйти из этого положения. «Значит, мои опасения были не напрасны, – думал он. – Не хотелось бы оправдывать ожидания клеветников, да и ни к чему обременять себя дурными поступками. Главное – найти средство убедить министра Двора в полном бескорыстии моих намерений».
Гэндзи был неприятно поражен тем, что отцу девушки удалось до некоторой степени проникнуть в его тайные помышления, ибо, отдавая свою воспитанницу во Дворец, он и в самом деле прежде всего думал о том, как бы удержать ее при себе, ничего не меняя в их отношениях.
Скоро девушка из Западного флигеля сняла одеяние скорби.
– Следующая луна неблагоприятна для представления ко двору. Придется подождать Десятой луны, – сказал Великий министр, и Государь с нетерпением ждал назначенного дня.
Между тем поклонники юной госпожи, весьма раздосадованные таким поворотом событий, торопили пособниц своих, дабы те отыскали средство свести их с девушкой прежде, чем она приступит к придворным обязанностям. Но, увы, осуществить это было куда труднее, чем остановить водопад Ёсино (247).
– Невозможно! – отвечали дамы на все их просьбы.
Сайсё-но тюдзё, коря себя за невольно вырвавшееся у него признание, проявлял удивительную заботливость, стараясь вникать во все нужды юной госпожи и предупреждать каждое ее желание. Не позволяя себе и намека на нежные чувства, он держался невозмутимо, с достоинством.
Родные братья девушки, не имея возможности приблизиться к ней, с нетерпением ждали дня, когда она наконец переедет во Дворец, где они смогут заботиться о ней открыто.
Дамы с удивлением: «Что за непостоянное сердце!» – взирали на То-но тюдзё, который, казалось, успел забыть о том, что совсем недавно сгорал от мучительной страсти. Однажды он пришел в дом на Шестой линии с поручением от министра Двора.
Поскольку родство их до сих пор не было предано огласке, То-но тюдзё по-прежнему навещал девушку тайно. Вот и на этот раз, не проходя в покои, остался ждать ответа в саду, под сенью кассии, тем более что ночь выдалась лунная. Однако отношение к нему девушки заметно изменилось: раньше она отказывалась даже читать его письма, а теперь распорядилась, чтобы юношу провели к южному занавесу.
Правда, она все еще не решалась беседовать с ним сама и отвечала через госпожу Сайсё.
– Господин министр Двора послал к вам именно меня, потому что я имею сообщить вам нечто, не предназначенное для ушей посредника. Могу ли я выполнить его волю, находясь на таком расстоянии от вас? Я хорошо представляю себе всю меру своей ничтожности, но ведь нас связывают неразрывные узы, поэтому я смел надеяться… Возможно, я покажусь вам несколько старомодным, но должен сказать, что во всем полагаюсь теперь на вас… – говорит То-но тюдзё не без некоторой досады.
– Вы совершенно правы, да мне и самой хотелось бы поговорить с вами обо всем, что произошло за эти годы, но в последние дни мне что-то нездоровится, я даже не имею сил встать. Вряд ли близкий человек стал бы меня упрекать… – отвечает она ему через Сайсё.
– Так разрешите хотя бы приблизиться к занавесу, за которым изволите лежать… Впрочем, нет, вы правы. Я веду себя слишком дерзко. – И, понизив голос, То-но тюдзё передает девушке поручение отца. Держится он не хуже других и производит весьма приятное впечатление. Вот что просил передать дочери министр Двора:
«Я не имею достоверных сведений о том, как именно будет проходить церемония Вашего представления ко двору, но полагаю, что Вам есть о чем посоветоваться лично со мной. Не желая подавать подозрения окружающим, я не осмеливаюсь навещать Вас, и сердце мое в тревоге».
От себя же То-но тюдзё добавляет следующее:
– Я постараюсь больше не нарушать вашего покоя своими глупыми речами. Но мне обидно, что вы не замечаете моей искренней преданности. Взять хотя бы сегодняшний вечер. Уж лучше бы вы поручили кому-нибудь из служанок принять меня в Северных покоях, если считаете недостойным своего внимания. Право, редко кто обращается так с родным братом. Да, что ни говори, а все это весьма странно.
Печально понурившись, он вздыхает, и растроганная Сайсё спешит передать его слова госпоже.
– Вы совершенно правы, – откровенно отвечает девушка. – Я и в самом деле боюсь, что столь внезапное сближение может показаться людям подозрительным. Но знали б вы, как горько мне – о, куда горше, чем прежде, – что я до сих пор не могу поделиться с вами всем, что накопилось в душе за долгие годы, проведенные вдали от столицы…
Смутившись, То-но тюдзё не решается настаивать.
– Не поняв, что ведетЭта дорога к вершинамБрат и Сестра[7],У моста Безответной любвиЯ сумел заблудиться… -
сетует он, но кто тому виною?..
– Не зная о том,Что к вершинам Брат и СестраТы потерял дорогу,Дивились мы, наблюдаяЗа про движеньем твоим…
Полагаю, что моя госпожа до сих пор не поняла, какой смысл вкладывали вы в свои письма. Она болезненно робка и придает слишком большое значение мнению света, потому и не решается отвечать вам. Но я уверена, что скоро все изменится, – говорит Сайсё. И разве она не права?
– О, я хорошо понимаю, что время для доверительных бесед еще не настало, – соглашается То-но тюдзё. – Я слишком мало сделал для вашей госпожи и не имею права обижаться. Что ж, все впереди…
И он встает, собираясь уходить.
По прекрасному небу плывет светлая луна, в лунном сиянии стройная фигура облаченного в носи юноши кажется особенно изящной. Разумеется, до Сайсё-но тюдзё из дома Великого министра ему далеко, но по-своему и он хорош.
«Отчего все юноши, к этому семейству принадлежащие, так красивы?» – восторгаются дамы, восхваляя достоинства молодых людей и забывая об их недостатках.
То-но тюдзё служил в правой Личной императорской охране, являясь там вторым по старшинству лицом после Удайсё, который часто вызывал юношу к себе для обсуждения особо важных дел, одновременно используя его как посредника в сношениях своих с министром Двора. Удайсё был человеком вполне достойным, к тому же многие прочили его на место Высочайшего попечителя. Словом, лучшего зятя найти было трудно, но, опасаясь, что Великий министр придерживается иного мнения, и не желая противиться его замыслам, министр Двора не торопился с решением.
Удайсё был единоутробным братом матери принца Весенних покоев. Государь благоволил к нему более, чем к кому бы то ни было, не считая, разумеется, обоих министров. Лет ему было около тридцати двух – тридцати трех. Его супруга, старшая дочь принца Сикибукё, приходилась сестрой госпоже Мурасаки. Она была на несколько лет старше мужа, что, впрочем, никак не умаляло ее достоинств, но вот нрав ее почему-то пришелся Удайсё не по душе. Не называя ее иначе, как старухой, он только и думал о том, как бы с ней расстаться. Скорее всего именно эти обстоятельства и заставляли Великого министра терзаться сомнениями. Да и в самом деле, разве его питомица не заслуживала лучшей участи?
Удайсё никогда не был человеком легкомысленным, к безрассудствам юности склонным, но девушка из Западного флигеля целиком завладела его думами.
Имея надежного осведомителя, он сумел выведать многое, и прежде всего узнал, что сам министр Двора не выказывает неодобрения его искательству, а девушка не проявляет особого желания идти на придворную службу. Воодушевленный полученными сведениями, он попытался заручиться поддержкой дамы по прозванию госпожа Бэн.
– Я знаю, что Великий министр настроен против меня. Но поскольку мое желание не идет вразрез с намерениями родного отца…
Наступила Девятая луна. Однажды в прекрасный утренний час, когда на землю лег первый иней, дамы, всегда готовые услужить тому или иному из поклонников юной госпожи, украдкой принесли в ее покои письма. Сама госпожа не стала их читать, но слушала, как дамы читают их вслух. Было там и письмо от Удайсё.
«Долгая луна вселяла в меня надежду[8], но вот и она на исходе. И я печалюсь, глядя на унылое небо…
Не будь я ничтожен,Мог бы тоже думать с досадойО Долгой луне,Но готов заплатить я жизньюЗа каждый оставшийся день…»
Судя по всему, Удайсё было хорошо известно, что, как только кончится Долгая луна, девушка поступит на службу во Дворец.
