Записки бухарского гостя - Фазлаллах ибн Рузбихан
/122б/ Описание праздника, устроенного в первый деньего высочеством Мухаммад-Тимур-султаном в Баг-и Нау[379]
В этот раз пребывание обладателя престола имамата в этом веселящем сердце городе продолжалось четыре дня. В первый день, когда среди цветов сада Баг-и Нау разбили величавый шатер наместничества и проворные [слуги] искусно и красиво убрали праздничное место собрания, в этот блистательный день его высочество прибежище султанской власти Мухаммад-Тимур-султан, предварительно устроив все необходимое для торжества, распахнул перед прибывающими ворота щедрости и снисхождения к накрытым столам. Состоялось превеликое пиршество и роскошное собрание до тех пор, пока на небесный стол и скатерть поставили Млечный путь и звездные кубки. Никто не видывал столь роскошного стола.
Люди занимали места вокруг этого просторного и возвышенного места по сословиям, согласно различию степеней и чинов. Вельможи и эмиры славных войск расположились и заняли места под тенью больших зонтов и шатров.
Высокий шатер, который был местопребыванием августейшего собрания, наполнился славными султанами, выдающимися улемами, могущественными эмирами, влиятельными учеными. После отдания должного ученым диспутам состоялся диспут о жертвенном животном казахов. Диспут о предписании войны с казахами, о котором я упомянул в этой книге, был начат мной...
[В заключение автор цитирует свои стихи, где восхваляется щедрость Мухаммад-Тимур-султана.]
ГЛАВА XLIII
ПАМЯТКА ОБ ОСМОТРЕ ЕГО ХАНСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ САМАРКАНДСКОЙ МЕДРЕСЕ
На второй день хан решил отправиться на прогулку в Мадраса-йи 'Алийа, которая построена лично его величеством. В субботу утром подвели к дворцу халифата коня счастья и благополучия под красивым седлом и в убранстве. Его ханское хаканское величество счастливо воссел на коня, а присутствовавшие могущественные султаны, сановные улемы и славные эмиры под сенью знамен оси мира, сопровождая [его величество], въехали через ворота Чахаррахе в бесподобный город Самарканд... Августейший кортеж, миновав спокойно и важно рыночные площади этого города, соизволил остановиться у высшей ханской медресе...
[Далее следует в форме рифмованной прозы описание медресе Шайбани-хана в Самарканде, недалеко от которого был похоронен брат хана Махмуд-султан. Шайбани-хан, будучи в медресе, поклонился могиле брата, а затем вместе с улемами приступил к диспутам.]
Я, ничтожный бедняк, сел возле могилы напротив августейшего собрания. Когда чтецы Корана кончили читать нараспев Коран и пожелали молитвой продления счастья, его величество наместник всемилостивого, оказав мне, бедняку, с особой милостью и благосклонностью внимание, попросил сесть поближе и начал задавать вопросы. Подобает упомянуть здесь некоторые из тех ученых сообщений, которые были на том собрании.
ГЛАВА XLIV
ДИСПУТЫ АВГУСТЕЙШЕГО СОБРАНИЯ, [ПРОИСШЕДШИЕ] В ХАНСКОЙ МЕДРЕСЕ В САМАРКАНДЕ
После того как [хан] попросил меня, бедняка, сесть поближе, первый вопрос, который он соизволил задать, был следующий: «Каков по сунне [пророка] размер высоты могилы и ее форма?» Я, бедняк, ответил: «По сунне высота не превышает высоту пяди...»
[Диспут ограничился вопросами о высоте могил и намогильных строениях. Автор отвечал на вопросы Шайбани-хана и других улемов и приводил в подтверждение своих слов высказывания Шафии, Абу Ханифы, Малики, Несаи и др.]
ГЛАВА XLV
ПАМЯТКА О ТОРЖЕСТВЕ, УСТРОЕННОМ В КАН-И ГИЛЕ ЕГО ВЫСОЧЕСТВОМ СУЛТАНОМ ДЛЯ РАБОВ ЕГО ХАНСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА
/126а/ За городом Самаркандом есть яйлак, называемый Кан-и Гил[380]. Я слышал от некоторых ученых, что он якобы является местом, изобилующим агиром и его называют тюркским агиром...
[Описывая окрестности Кан-и Гиля, Ибн Рузбихан пишет, что над рекой Кухак и на холме расположена обсерватория и что ни в одной стране не найти яйлака подобного Кан-и Гилю, что яйлаки в Сирии, Египте и гератский Кахдистан[381] уступают самаркандскому, а что же касается Тебриза, Исфахана и Шираза, то они поблизости от себя не имеют таковых. Затем описывается ханская резиденция, построенная в центре Кан-и Гиля. Описания эти повторены в стихах.]
/[Х]/ <Описание августейшего собрания в Кан-и Гиле>
<На третий день, когда бесподобный край Самарканда стал местом расположения августейшего, обильная деяниями ханская душа пожелала прогуляться по кани-гильскому яйлаку и ранним утром выехала из Баг-и Нау. Их высочества великие султаны, удостоившись сопутствовать и сопровождать, направились в то радостное и счастливое место. Посередине западного айвана канигильского дворца воздвигли до зенита небес престол счастливой судьбы. По сторонам айванов постелили разноцветные ковры. Счастливая правая сторона украсилась сидением улемов, а на левой стороне расположились их высочества добронравные и могущественные, как судьба, султаны в совершенном великолепии, величии и достоинстве. Великие эмиры и почитаемые благородные мирзы в августейшем кругу удостоились занять места согласно своим степеням и чинам. Ханские амакчии и чухраи, построившись в ряды на местах славы и величия, имели честь встать для оказания почестей и величания...
[Затем следует описание пышного пиршества и упоминание о том, что на пиру присутствовали также и главы и начальники узбекского войска, а потом стихи, посвященные приезду Шайбани-хана в Кан-и Гил. В заключение главы автор сообщает, что]
на почетном месте укрепляющей небосвод правой стороны сидел я, несчастный бедняк. После того как собралось дарующее жизнь хаканское собрание, приступили к ученым спорам. Некоторые из этих полезных поучений, которые ныне остаются в моей бедной памяти, будут здесь вкратце изложены. А помощь исходит от Аллаха единого.
/127a/ ГЛАВА XLVI
УЧЕНЫЕ СУЖДЕНИЯ НА СОБРАНИИ В КАН-И ГИЛЕ
После того как обосновались <на том прекрасном месте сбора,> [ханское величество] изволил запросить мнение и совет насчет положения некоторой части имений, которые их хозяева в настоящее время, запустив [и] подняв знамя отхода в другие края, превратили из возделанных земель постоянного своего местожительства в пустоши [и] стали <сеять семена в других областях.> «У группы людей в этих краях имелись в распоряжении имения. Без притеснения со стороны какого-нибудь соперника и без препятствования какого-либо противника <они уже свыше тридцати лет>, как те имения оставили лежащими втуне и праздными <и в этой области нет никого, кто бы от их лица те имения возделывал и <их засевал повсюду, чтобы страна> не клонилась от благоустроенного состояния к разрухе, не лежала бы втуне, а также чтобы ливанские налоги оставались постоянными. Те имения в настоящее время приобрели значение старых пустошей и значение мертвых земель. Если кто-нибудь снова возьмется их оживить и будет так, что он мертвую землю оживит, то станут ли пребывающие в подобном состоянии имения после восстановления и по исполнении [всего]
