Дастур ал-Мулук (Назидание государям) - Ходжа Самандар Термези
Двустишие
О, откуда свалилось это неожиданное несчастье?
О боже, удали от нас это горе[382].
Мисра
О боже, внемли молитвам обиженных.
От урагана этого бедствия радость мусульман погасла, как свеча.
В знойную пору [месяца] Саратан[383] от налета саранчи радость их (т. е. жителей Карши) разбилась, как лед. От страха за свою жизнь, от недостатка хлеба оказавшиеся в беде [люди] из эпитетов бога чаще всего произносили: ”О милосердный, о милостивый!”.
/Та 322/ При этих обстоятельствах из-за счастья хана, из-за безграничного счастья тени бога [Субхан-Кули-хана], благодаря всемогуществу всевышнего [бога] это неожиданное несчастье покинуло сокрушенных горем, обиженных [людей], и, конечно, язык [до сих пор] безмолвных [жителей] произнес: ”Постигла нас беда, но прошла она благополучно”.
Важное событие
Одним из событий времени является следующее. Самап-дар-ходжа раис в виде элегии [на смерть] славного и прекрасного Хаким-бека ас облек стихи в такую одежду:
Стихи
[По сравнению] со сферой моего вздоха небосвод [подобен] гнезду в перстне для камня,
Плач мой стал известен всей земле.
Кто у кого будет искать теперь радостное сердце [Хуррам-бия],
У нас, пленников, утро жизни таково.
Проницательный, увеличивающий радость и веселье прибежище эмирства Хуррам-бий хаджи парваначи /Та 323/ в дни [своего] правления не отказывался от [проявления] сострадания к народу и считал [для себя] недозволенным чинить насилие над |Л 222б| жителями Несефа. Благодаря [его] чистосердечности и веселому нраву, кроме [завитков] на локонах красавиц, завитков волос невест, никто не обнаруживал складок морщин на его лице.
Неожиданно превратности судьбы на старости лет |Т 81б| посыпали его голову прахом горя следующим образом. У него был сын по имени Хаким-бий, на лице которого отражались признаки благочестия, на челе были явственны признаки счастья. Он был украшен похвальными качествами, приятными манерами, молодое дерево его слов было украшено появлением похвальных его дел. Не успела улыбнуться роза его счастья от дуновения зефира молодости, /Та 324/ как молодое дерево его счастья перестало расти: по превратностям судьбы он тяжело заболел. Он лечился в течение долгого времени и многих дней.
Когда прибежище начальствования [Хуррам-бий] навестил своего больного сына, он, посмотрев на его приятное лицо и черные глаза, увидел, что кипарис, который был по приятности превосходным, [теперь] походит на фиалку с опущенной головкой. Это был [его] сын, который [раньше], подобно розе, улыбался сотней уст, а теперь сидит опечаленный, походя на бутон. Когда прибежище начальствования [Хуррам-бий] увидел это, им овладела слабость, он заключил [сына] в объятия сердца.
Мисра
Этот согбенный, опечаленный старец
Прильнул [к сыну], словно жаркое, прилипающее к [раскаленному] камню.
Он сказал: ”О сын, наступила пора, когда /Та 325/ дерево твоего |Л 223а| потомства могло бы приносить плоды радости, а твой прямой, как кипарис, стан в знойную пору [моей] старости мог бы бросать на мою голову тень помощи, но вместо этого ты поранил мои глаза милем слез от расставания [с тобой] и заставил страдать мое сердце от свежей раны, [причиненной] жаждой видеть [тебя]”. [Сын] ответил: ”О отец, ведь око моей юной души не погрузилось в смертный сон, до слуха моего слабого сердца еще не дошел призыв: “Вернись к своей |Т 82а| основе[384]". Есть большая надежда на милость всемогущего бога. Если же судьба избрала другой исход, то ясно, что нельзя взять в руку распоряжений поводья ее коня, нельзя изменить предначертание, [написанное] писцом вечного [бога]”.
Они были еще заняты этим разговором, а у судьбы появилась [уже] другая уловка, у рока /Та 326/ увеличился блеск зависти: весна жизни его (Хаким-бия) в пору цветения роз сменилась осенью смерти.
Стихи
В пору цветения роз он решил покинуть этот сад,
Розы от печали по нему до корня пропитались кровью.
Сокрушенные горем родственники, друзья [его] с разбитым сердцем пребывали в скорби, разорвав одежду на теле, [уподобив ее] розе, облачившись в цвета фиалки траурные одежды[385], устремив взор, подобный нарциссу, на его тело, они сказали:
Стихи
О свет очей, ты ушел — и очи [наши] лишились света,
Ресницы стали похожими на гнезда улетевших птиц.
Горесть по эмиру сокрушила всех людей, чувство растерянности охватило всех жителей вилайета. При таких обстоятельствах язык судьбы сказал на ухо потрясенных горем людей: ”Бессмертный зодчий соорудил человеческое тело из воды и |Л 223б| глины тленности, вино веселья для людей он смешал с кровавыми слезами горести. /Та 327/ Следовательно, это бренное тело неизбежно будет унесено ветром бедствия, а тело, [состоящее] из элементов, непременно будет разрушено топором смерти и будет сожжено огнем разлуки и горем тоски”.
Стихи
Всякий, кто вошел в мир печали, как вихрь,
Некоторое время помучился, выбился из сил и ушел,
Хорошо тому, кто из воротника существования [быстро], как молния,
Высунул шею, посмеялся над состоянием дел в мире и ушел.
Когда до обоняния скорбящих людей от цветника этого увещевания донесся зефир разлуки [с Хаким-беком], они, сорвав плоды удовлетворения в зарослях согласия, вырвали молодое дерево надежд из земли существования Хаким-бия, |Т 82б| [а тот], покорившись божьему предопределению, уединился в уголке своего дома. Со всех концов [страны] пришли письма /Та 328/ с выражением соболезнования, содержащие стихи, проникнутые скорбью. Казалось, будто они посыпали солью свежие раны [скорбящих] или словно острием ланцета скребли поверхность старых ран [их].
