Сэй-Сёнагон - Записки у изголовья (Полный вариант)
У канцлера был забавно огорченный вид.
* * *На восьмой или девятый день той же луны я собралась вернуться на время к себе домой. Императрица попросила меня: «Побудь еще хоть немного», — но я все же покинула дворец.
Однажды в полдень, когда солнце ярко сияло на безоблачном небе, мне принесли письмо от государыни:
«Не обнажились ли сердца цветов?[373] Извести меня, что с тобой?»
Я ответила:
«Осень еще не наступила, но… девять раз в единую ночь к вам душа моя возносилась».
* * *Помню, в тот вечер, когда императрица должна была переехать во дворец на Втором проспекте, фрейлины подняли ужасную суматоху и, не соблюдая пристойного порядка, толпой ринулись к экипажам. Каждая старалась первой отвоевать себе место.
Я с тремя моими приятельницами стояла в стороне и смотрела на это.
— Неприятная картина! — говорили мы между собой. — Такую толкотню увидишь, только когда люди разъезжаются с праздника Камо. И не подступишься. Но пусть их! Если все экипажи будут заняты и мы не сможем уехать, государыня непременно заметит наше отсутствие и пошлет за нами.
Словом, мы остались спокойно ждать, а между тем другие дамы, тесня друг друга, осаждали экипажи. Наконец они кое-как расселись по местам и уехали.
Распорядитель, наблюдавший за нашим отъездом, воскликнул:
— Я, кажется, не жалея голоса, старался навести порядок, и вот, пожалуйста, четыре фрейлины еще здесь.
Подошел чиновник службы двора:
— Кто, кто остался? — изумленно спросил он. — Странно, очень странно! Я был уверен, что все уже отбыли. Как же вы так замешкались? Сейчас мы собирались посадить служанок вместе с вещами… Небывалый случай!
И он велел подать экипаж.
— О, если так, — сказала я, — посадите сперва этих ваших служанок. А нас уж как-нибудь потом…
— Нет, это возмутительно! Вы нарочно со злобы говорите такие нелепости.
И посадил нас в последний экипаж. Предназначенный для простых служанок, он был еле-еле освещен тусклым факелом. Мы отправились в путь, умирая от смеха.
Тем временем паланкин государыни уже прибыл, и она находилась в приготовленных для нее покоях.
— Позовите сюда Сёнагон, — повелела императрица.
— Но где же она, где? — удивлялись юные фрейлины Укё и Косако`н, посланные встречать меня. Но экипажи подъезжали один за другим, а меня все не было.
Дамы выходили из экипажа и группами по четверо, в том порядке, как ехали, направлялись к государыне.
— Как, ее нет до сих пор? Почему же это? — спрашивала императрица.
Но никто не знал.
Наконец, когда все экипажи опустели, молодые фрейлины приметили меня.
— Госпожа наша то и дело спрашивает вас, а вы так запоздали! упрекнули они меня и поскорей повели к императрице.
По дороге я глядела кругом. Удивительно, как за самое короткое время сумели так благоустроить дворец, словно императрица уже давно обитала в его
— Почему ты так долго не являлась ко мне? Тебя искали повсюду, но не могли найти, — спросила государыня.
Я промолчала. Одна из фрейлин, приехавших со мной, сказала с досадой:
— А как могло быть иначе? Разве возможно ехать последними, а явиться раньше всех? Еще спасибо служанкам, пожалели нас, пустили в свою повозку. Там было так темно, что мы набрались страха.
— Распорядитель не знал своего дела, — воскликнула императрица. — Но вы-то почему молчали? Фрейлины, не искушенные в этикете, ведут себя бесцеремонно. Одна из старших дам, Эмо`н, например, должна была бы призвать их к порядку.
— А зачем же они гурьбой бросились к экипажам? Лишь бы обогнать друг друга, — возразила Эмон.
Я подумала, что разговор этот принимает очень неприятный оборот для окружающих.
— Ну скажите, умно ли вы поступили? Нарушили все приличия, лишь бы сесть первыми в хороший экипаж. Благородно вести себя, следуя строгому чину, вот что самое главное, — с огорчением выговаривала фрейлинам государыня.
— Наверное, я слишком задержалась со сборами и все устали меня ждать, — заметила я, чтобы сгладить неловкость.
* * *Узнав, что государыня завтра утром отправится слушать чтение священного канона, я в тот же вечер поспешила во дворец.
По дороге я заглянула в передние покои на северной стороне Южного дворца[374]. Там горели светильники на высоких подставках, и я увидела многих знакомых мне придворных дам. Одни сидели позади ширм группами по две, по три или четыре, других скрывал от глаз церемониальный занавес.
Но некоторые были на виду. Собравшись в круг, они поспешно шили, подбирали одна к другой и бережно складывали парадные одежды, прикрепляли завязки к шлейфам, белили свои лица… Но не буду тратить слова, нетрудно вообразить себе эту картину.
Дамы так усердно занимались прической, словно завтрашний день главное событие в их жизни.
— Государыня должна отбыть в час Тигра[375], — сообщила мне одна из фрейлин. — Почему вы не пришли раньше? Один человек искал вас, он хотел передать вам веер.
Я поторопилась надеть свой церемониальный наряд на случай, если государыня в самом деле отбудет в час Тигра.
Начало светать, занялось утро. Нам сказали, что экипажи подадут к «Галерее под китайской крышей». В галерею эту, расположенную в западном крыле двора, вел крытый переход. Все мы, сколько нас было, пустились чуть ли не бегом, лишь бы поспеть вовремя.
Фрейлины, которые, подобно мне, недавно поступили на службу, легко робели и поддавались смущению, а тут еще в этом западном крыле находился сам канцлер, и государыня направилась к нему.
Она пожелала прежде всего посмотреть, как будут усаживать в экипажи дам ее свиты. Позади плетеных занавесей возле государыни стояли ее сестры: госпожа Сигэйся и две младших принцессы, а также ее матушка супруга канцлера — с тремя своими сестрами.
Господин дайнагон Корэтика и его младший брат Самми-но тюдзё встречали каждый очередной экипаж и, став по обе его стороны, поднимали плетеные шторы, откидывали внутренние занавески и подсаживали дам. Ехать надо было вчетвером.
Пока мы стояли тесной толпой, можно еще было прятаться за спиной других, но вот стали выкликать наши имена по списку. Волей-неволей пришлось выйти вперед. Не могу описать, какое мучительное чувство одолело меня. Из глубины дворца сквозь опущенный занавес на меня смотрело множество людей, и среди зрителей была сама императрица. Я оскорблю ее глаз своим неприглядным видом… При этой горькой мысли меня прошиб холодный пот. Мои тщательно причесанные волосы, казалось мне, зашевелились на голове.
С трудом передвигая ноги, я прошла мимо занавеса, но дальше, к моему конфузу, стояли два принца и с улыбкой глядели на меня. Я была как во сне. Но все же удержалась на ногах и дошла до экипажа. Не знаю, можно ли гордиться этим как геройством или мной владела дерзость отчаяния.
Когда все мы заняли свои места, слуги выкатили экипажи со двора и поставили вдоль широкого Второго проспекта, опустив оглобли на подставки.
«Такую длинную вереницу экипажей можно увидеть на дороге разве что в самые торжественные дни праздничных шествий. Наверно, все так думают, глядя на нас», — при этой мысли сердце мое забилось сильнее.
На дороге собралась большая толпа чиновных людей средних рангов: четвертого, пятого и шестого… Они подошли к экипажам и, слегка рисуясь, стали заговаривать с нами.
А больше всех асон Акинобу, как говорится, задирал голову и надувал грудь.
Но вот все придворные, начиная с самого канцлера и верховных сановников и кончая теми, кто даже не имеет доступа во дворец, двинулись навстречу вдовствующей императрице-матери. После ее проезда должна была тронуться в путь наша молодая государыня. Я боялась, что придется ждать целую вечность, но едва лишь взошло солнце, как показался кортеж вдовствующей императрицы.
В первом экипаже, украшенном на китайский образец, восседала сама престарелая императрица-инокиня. Далее в четырех экипажах следовали монахини. Экипажи сзади были открыты, и можно было увидеть в их глубине хрустальные четки, рясы цвета бледной туши поверх других одеяний: необычайное благолепие!
Сквозь опущенные плетеные шторы смутно виднелись пурпурные занавески с темной каймой.
В остальных десяти экипажах ехали придворные дамы. Китайские накидки «цвета вишни», шлейфы нежных оттенков, шелка, блистающие густым багрянцем, верхние одежды бледно-алые с желтым отливом или светло-пурпурные радовали глаза переливами красок.
Солнце уже поднялось высоко, но зеленоватое небо было подернуто легкой дымкой, и при этом свете наряды придворных дам так чудесно оттеняли друг друга, что казались прекрасней любой драгоценной ткани, любого пышного одеяния.
Его светлость канцлер со своими младшими братьями и весь двор в полном составе почтительно встретили престарелую императрицу. При виде ее величественного кортежа поднялся ропот восхищения.
