Пу Сунлин - Рассказы Ляо Чжая о необычайном
И в таком роде продолжалось с месяц, а то и больше. Лисы то приходили, то уходили – нерегулярно. Особенного вреда, положим, они не наносили, но все же ежедневно люди несли строгий караул.
Однажды появился студент Ху во главе своих войск. Хозяин вышел к нему сам. Ху, увидя его, скрылся в толпе. Хозяин окликнул его. Делать нечего – пришлось выступить.
– Ваш покорный слуга, – сказал хозяин, – считает, что он ни в чем не ошибся в смысле вежливого внимания к вам, сударь. Зачем же, скажите, вы подняли войска?
Толпы лис хотели стрелять, но Ху остановил их. Хозяин подошел, взял его за руку и пригласил войти в его прежнюю комнату. Тут он поставил вина и стал его угощать, говоря ему тихо и свободно:
– Вы, сударь, человек умный и должны меня извинить. При моем к вам чувстве и расположении, неужели я не был бы доволен вступить с вами в брачное родство? Только судите же сами: у вас все – и повозки, и лошади, и здания, большею частью, не те, что у людей. Моей дочери, находящейся в столь нежном возрасте, идти за вас – вы должны же это понять – невозможно. К тому же, знаете, пословица гласит: «Сорвешь тыкву сырой – во рту неприятно». Что вам в ней, сударь?
Ху сильно смутился.
– Не беспокойтесь, – сказал хозяин, – прежняя наша приязнь остается в силе. Если вы не отвергаете еще меня, считая меня мусором, то вот видите, младшему сыну в моем доме уже пятнадцать лет, и я хотел бы дать ему, как говорится в таких случаях, «с распоясанным чревом лежать у кровати»[151]. Не знаю, насколько найдется ему подходящая?
– У меня, – сказал радостно Ху, – есть молоденькая сестренка. Она моложе вашего почтенного сыночка на год, и очень даже недурна. Вот ее дать, как говорят, «в услуженье по выметальной части»[152], – что вы на это скажете?
Хозяин встал и поклонился. Ху сделал ответный поклон. Затем хозяин стал потчевать Ху и был в отличном настроении. Предыдущая ссора целиком была забыта. Он велел поставить вино и другие напитки для угощения тех, что пришли с Ху. И баре и люди веселились и тешились вовсю.
Хозяин расспросил подробнее о местожительстве Ху, желая, как водится, поднести гуся[153], но Ху отказался. Свечерело; зажгли, продолжая пир, свечи, и Ху ушел совершенно пьяным. С этих пор все стало спокойно.
Прошел с чем-то год. Ху не появлялся. Кое-кто уже думал, что его сговор одно вранье, но хозяин был тверд и ждал его.
Прошло еще полгода, и вдруг Ху пришел. Поговорили о тепле и холоде. Затем Ху сказал:
– Сестра моя совсем взрослая. Прошу вас подождать, когда будет счастливый день[154], в который нам послать ее служить свекру и свекрови.
Хозяин был крайне доволен. Тут же уговорились о сроке, и Ху ушел.
С наступлением ночи и в самом деле появились носилки и кони, привезшие молодую жену. Ее приданое было очень богатое, роскошное. Поставили среди комнаты – так заняло почти всю комнату. Молодая жена представилась свекрови. Она была мила и красива на редкость. Хозяин был очень доволен. Приехал проводить сестру Ху и один из младших братьев. Оба они говорили очень тонко и умно. Да и пить умели тоже ловко. Ушли только на рассвете. Молодая жена, оказывается, умела предсказывать урожайные и плохие годы. Поэтому во всех хозяйственных предприятиях с ней считались.
Братья Ху и их мать иногда являлись проведать молодую, и каждый их видел.
ЦАРИЦА ЧЖЭНЬ[155]
Лочэнский Лю Чжунхань был с детских лет туп, но к книгам питал любовь эротомана. Он вечно запирался, предавался своим трудам с остервенением, совершенно не общаясь с людьми. Однажды, когда он таким образом занимался, вдруг до него донеслись какие-то необыкновенные духи, которые наполнили всю его комнату. Еще минута – и послышались звуки дорогих брелоков в самом многообразном хаосе. Лю с изумлением оглянулся и увидел, что к нему входит какая-то красавица, у которой шпильки головного убора и серьги сияют и переливаются всеми цветами. За нею свита – и все, как есть, одеты в придворные платья с украшениями.
Лю в испуге и удивлении пал на землю. Красавица стала его поднимать.
– Как это так, – спросила она, – ты был такой сначала гордый, а потом вдруг стал таким раболепным?
Лю все более и более трепетал и пугался.
– О небесная фея, – бормотал он, – из каких ты мест? Я ведь не имел случая ни поклоняться тебе, ни знать тебя! Когда же, скажи, до настоящего времени успел я тебя оскорбить?
– Давно ль, скажи, расстались мы, – улыбалась ему в ответ фея, – чтобы уж так помутнеть и потускнеть воспоминанию? Разве это не ты был тот, который, – помнишь, тогда? – сидя с важным и серьезным видом, точил кирпичину?
И вот разложили парчу и кожу, поставили в яшмовых сосудах напитки, и фея торопливо усадила Лю, стала с ним пить и говорить с ним о делах нынешних и древних. И то, что она говорила, было так глубоко и так метко, до того необычно, что Лю, весь растерянный, смущенный, не знал, что ему ответить.
– Я только что успела, – сказала красавица, – сьездить к Яшмовому Озеру[156], разок там попировать. Через сколько же рождений ты успел пройти, чтобы твой острый ум мог так окончательно отупеть?
С этими словами она велела служанке густо отварить жирный настой из хрусталя и поднести Лю. Лю принял и стал пить. И вдруг, выпив, он почувствовал, как его ум и душа раскрылись и прониклись.
Затем настал уже темный вечер. Все служанки удалились. Фея затушила свечу, разложила постель, и по всем кривым пошла до пределов их радостная любовь.
Еще не рассвело, как девушки свиты уже вновь собрались. Красавица поднялась, но ее роскошный наряд был такой же, как вчера, и прическа оставалась совершенно законченной, так что она и не приводила ее снова в порядок.
Лю, влюбленный, весь приникнув к ней, с неотступным усердием старался выпытать у нее, как ее фамилия, как имя.
– Сказать, что ж, ничего, можно, – отвечала фея. – Боюсь только, как бы не усугубить твоих недоумений. Моя фамилия Чжэнь. Ты же – потомок Гунганя[157], который в те времена из-за меня совершил преступление и пострадал. Этого моя душа, скажу по совести, вынести не могла, и вот наше сегодняшнее свидание вызвано, между прочим, моим желанием отблагодарить тебя моим глупым чувством.
Лю спросил, где теперь Вэйский Вэнь[158].
– Пэй[159], – сказала она, – не более как самый обыкновенный сынок своего разбойника отца[160]. Мне приходилось по нескольку лет бывать среди веселящихся и беспечных людей, принадлежащих к богатой знати; так вот, я иногда встречалась с ним, но не останавливала на нем внимания. Его, видишь ли, в свое время из-за Аманя[161] долго держали в темном царстве[162]. Я ничего более о нем не слыхала. Напротив того, Чэньский Сы[163] стал теперь книжником у Владыки[164]. Раз как-то я его видела.
Вслед за этими ее словами, тут же появилась колесница с драконами, которая остановилась среди дворца. Царица подарила Лю коробку из яшмы, сделала прощальное приветствие и взошла на колесницу. Тучи подняли ее, заволокли туманы… она исчезла.
С этого времени литературная мысль Лю сильно развилась. Однако, охваченный воспоминанием о красавице, он весь застыл в думе и имел вид помешанного. Прошло так несколько месяцев, и он стал все более и более близиться к смертельному истощению. Мать его не понимала, где тому причина, и только горевала.
Дома у них была старуха прислуга. Вдруг она как-то говорит Лю:
– Барин, да нет ли уж у вас кого на мысли, и очень даже?
Ее слова вроде попали в цель, и Лю не мог скрыть.
– Гм! Да, да! – отвечал он.
– Вы, барин, напишите-ка, как говорится, футовое письмецо[165], а я сумею его передать и доставить!
Лю в радостном волнении сказал:
– У тебя есть необыкновенный дар… А я до сего времени был темен, как говорили раньше, в «приметах людей». Если же ты действительно сумеешь это сделать, я не позволю себе этого забыть.
С этими словами он сложил письмо, надписал конверт, передал старухе, и та сейчас же ушла. Вернулась она лишь к полуночи.
– Обошлось счастливо, – сказала она, – дело я не попортила. Только что это, значит, я вхожу в ворота, как привратник, думая, что я ведьма, хотел меня связать, но я достала ваше, барин, письмо, и он понес его. Через самое короткое время мне крикнули войти. Госпожа тоже, знаете, все вздыхает, а сама говорит, что не может снова с вами свидеться; впрочем, она готова была написать вам ответ, да я сказала, что барин наш так извелся и исхудал, что одним словечком его вряд ли излечишь. Госпожа слегка задумалась, потом бросила кисть и сказала мне: «Вот что: будь добра сначала передать господину Лю, что я сейчас же пришлю ему красивую жену».
Перед тем как мне уйти, она еще наказала мне, что все то, о чем сейчас только была речь, – думы сотен лет и что только тогда эти расчеты могут длиться вечно, если мы не посмеем легкомысленно о них болтать.
Лю был очень рад этому и стал поджидать. На следующий день, действительно, появилась какая-то, старая нянька, а с ней за руку девушка. Обе прошли к матери Лю. Девушка была с лица такой красоты, что после нее выбрось весь мир. Старуха назвалась фамилией Чэнь, а девушка оказалась ее родной дочерью, по имени Сысян. Чэнь выразила желание посватать дочь в жены. Матери Лю девушка понравилась, и та начала переговоры о браке. При этом старуха не требовала никаких денег, а спокойно себе сидела и ждала, пока не окончатся все церемонии, а затем удалилась. Один только Лю, зная в глубине души, что тут есть что-то необыкновенное, как-то потихоньку спросил у жены, как она приходится той самой госпоже.
