Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков
* * *
Ей кто-то сказал, что теперь человек я женатый, —Она на меня затаила неистовый гнев.
Сказала сестре, а потом и соседке сказала:«Пусть в жены берет хоть десяток достойнейших дев!»
Потом обратилась к подругам, толпившимся рядом,Заветное чувство в отчаянье скрыть не сумев:
«Что с сердцем моим? Трепещет, как будто чужое;Я никну, слабею, могилы мне видится зев.
О страшная весть! Как будто в груди разгорелсяКостер, — и в золу обратит он меня, отгорев».
* * *
Своих и врагов я оплакал, сраженных войной.Сказала она, повстречавшись недавно со мной:«Что сталось с тобою, о Омар, ведь ты и худой и седой!»«Я съеден тоской, оттого и седой и худой.Я видел их гибель, с тех нор потерял я покой.О, сколько достойных унес этот пагубный бой!Почтеннейших старцев, что схожи с луной сединой!Все родичи наши! По целой юдоли земнойТы столь благородных не сыщешь, клянусь головой.Послышатся ль вопли — на помощь поскачет любойИ первым для битвы наденет доспех боевой.Кто в помыслах чпще, кто в мире щедрее мошной?Кто делает благо, а зло обошел стороной?Кому помогает, того ободрит похвалой;Кого одаряет, потом не унизит хулой».
* * *
Лишь засидевшихся свалил полночный сон,Ко мне приблизилось возлюбленной виденье.
Я в сумраке ночном приветствовал ее —Она при свете дня скупа на посещенья.
Сказал: «О, почему тобой покинут жДороже был тебе и слуха я и зренья!»
Ответила: «Клянусь, обетам я верна,—Мне появиться днем мешают украшенья».
* * *
Красавицы прячут лицо от меня,Красавицы видят, что я уже старый.
Бывало, глазели сквозь каждую щель,Бежали за мной, как овечьи отары,
Когда же вблизи не случалось чужих,Газельих очей расточали мне чары.
Что ж? Я — из знатнейших, которых ногаНа темени тех, кем гордятся минбары.
* * *
Как излечишь того, кто скрывает, как тайну, недуг?Ты — недуг мой и тайна, о Зайнаб, мой чудный вожатый.
Каждый скажет, увидев се: «Мне понятен твой жар,Не гаси же огня, веселись и другую не сватай».
Мой недуг, мою страсть излечить уж не сможет никто,Откажусь от врачей, не пойду к ним с доверьем и платой.
Ночь я с Зайнаб провел, и ту ночь не забуду, покаХолм надгробный не станет для Омара вечной палатой.
Ожидал я, один, — и явилась мне Зайнаб луной,Озарилась долина, и скрылся злодей соглядатай.
Я не мог домогаться запретных веселий, хотя,Как чета новобрачных, мы были в одежде богатой.
Самых близких чета, мы греха не вкусили в ту ночь,Пусть же злобой теперь захлебнется завистник проклятый!
* * *
О молния, со стороны КурейбыСверкнула ты над скопом облаков,
И тучи до земли сбежали стадом,Как стадо верблюжат бежит на зов.
А были полосаты, черно-белы…Вмиг под дождем размяк земли покров.
Она пришла — был срок менять кочевье,На крюк разлуки счастлив был улов.
Газелья шея промелькнула в бусахКораллов алых, скатных жемчугов.
Лицо луной сияло безущербной,Как финики, блестящ был ряд зубов.
* * *
Стеснилось сердце, и не сплю —Как будто в первый раз люблю.
Смотрю я на зарниц игру,И пламя льется по нутру.
О ночь! Уснул мой караван,Мне одному покой не дан.
Все это, Хинд, твои дела,—Что я разбит, сожжен дотла.
Дверь отворилась, и на мигМелькнул ее сиявший лик,
И рот с набором жемчугов,Белей, чем лилии лугов.
Она, лишь тьма сменила свет,Прислала добрый мне ответ:
От Хинд мне передали весть,Что может ночь со мной провесть.
Нас укрывала досветлаШатра полночного пола.
Уста, очищенные сном,Дышали медом и вином,
И все мне чудилось, что пью,Припав к прозрачному ручью.
* * *
Стойте, други, — хочу перед вами излить мою муку.Нынче день расставанья — увидите нашу разлуку.
Не спешите же, дайте о всем рассказать, не таясь,Сжальтесь — скорби в душе на весь век накопил я запас.
С караваном ушла, мне подбросила ворох страданья.Не забыть, как она, в огорчении, после свиданья
Говорила служанке слова со слезой пополам:«Знаешь ты человека, сейчас подходившего к нам?
Он в любви мне поклялся, да правду недорого ценит!Ты сказала тогда: «Он тебе никогда не изменит!»
Говорила, не бросит, меня не покинет однуИ желанья мои все исполнит, едва намекну.
Если он совершил то, чего ожидать не могла ты,—Вот Аллах! — он узнает, что значит дождаться расплаты!»
Все я слышал до слова — не знали, что рядом стою.Словно угли горячие падали в душу мою.
Я коня повернул, замешал я приятеля в дело:«Друг, она на меня или мимо меня поглядела?»
«На тебя!» И сказал я, желая его остеречь:«К ней поди, но не верь ей, заране обдумывай речь».
Только тот подошел, заклинать она стала Аллахом:«Чем-нибудь огорчи его, гневом помучай иль страхом!
Ты скажи вероломцу: такую беду испытав,Сам не стал бы ты жить, сам бы кинулся в бездну стремглав!
Ей за верность в любви — ты добавь — полагается плата,Год она прождала, целый год улетел без возврата».
Я сказал ей: «Коль любишь, мой грех позабудь и прости,Хоть я сам за него извиненья не в силах найти».
И добавил: «В измене меня упрекаешь напрасно,Никакая другая с тобою сравниться не властна!»
Нет, разлукою с ней я завистнику пищи не дам,Что бы нудный советчик о нас ни твердил по углам.
Опостылели мне надоедных соседей уроки!Уж меня от нее отвратили однажды попреки,
Клевете я доверился! Истинно кажется мне,Что я был околдован и ей изменил, как во сне.
Не умен человек, если бросит он верного друга;Вероломство его — ненавистникам злобным услуга.
А сегодня — ее ожидаю в ночи, без огня,—Страшно, как бы враги не сгубили ее и меня.
* * *
Зажегся я любовью к Нум, едва увидел лик ееВ долине той, где на холмах Ватаир лепится и Нак.
Я ради родинки ее теперь верблюдицу своюГоню во всю верблюжью прыть, усталую, сквозь пыль и мрак,
Я из-за родинки ее уже в долине слезы лил,Опережавшие меня, — и слез источник не иссяк.
Не мир, а родинка виной, что мне постыло все вокруг,Что поселился я в земле, где не растет ни плод, ни злак.
Виною родинка, что мой перемежается недуг,Уйду — вернусь, вернусь — уйду, неверен мой безумный шаг,
Виновна родинка, что мне потайным шепотом онаНавек в свой дом замкнула дверь, недружелюбную и так.
Вблизи святыни взор ее пронзил меня своим лучом,Еще звучат в моих ушах посулы недоступных благ.
Я многих в жизни забывал, но мне до гроба не забыть,Как Нум в Медине меж подруг условный подала мне знак.
* * *
Исчезни любовь на земле — и моя бы исчезла.Но — видит Аллах! — исчезать не желает любовь.
Но если любви я лишусь с остальною вселенной,На гибель свою, полюблю я, наверное, вновь.
Мне слушать отрадно тебя, хоть далеки от правдыТвои подозренья и хмуришь ты попусту бровь.
Услышу ли звук ее сладкого имени, други,Всегда говорю себе: «Имя ее славословь!»
Увижу ль в толпе от любви потерявшего разум,Во мне — говорю — безрассуднее бесится кровь.
Права ли она или нет? Буду ль ею отвергнутИль снова любим? Достоверный ответ приготовь.
* * *
