Ли Юй - Двенадцать башен
Женщины между тем бросились к жене Пэя на помощь. Были среди них и дурнушки, и хорошенькие. Но две девы привлекли к себе всеобщее внимание. Им было лет по восемнадцать, не больше. Шелковые платья, мокрые от дождя, плотно облегали словно выточенные из нефрита тела красавиц, упругие и в то же время нежные, будто яшма, девичьи груди. У мужчин вырвался вздох восхищения.
— Вот эта заслуживает титула Первейшей — Чжуанъюаня[240], а та — Образцового глаза — Банъяня. Присоединить бы к ним еще Таньхуа — Проверяющего цветы, и получился бы Треножник первейших! — сказал кто-то. — Увы! Теперь придется ждать следующего Праздника лета. Возможно, появится еще один юный талант!
Пэй было осторожно приподнялся, чтобы посмотреть, но тут же спохватился, прикрыл лицо веером и сквозь просветы в нем жадно разглядывал красавиц. В самом деле! Вряд ли можно было найти равных им в Поднебесной!
С трудом подняли госпожу Фэн с земли и повели в ближайшую кумирню, чтобы она подождала там, пока не найдется паланкин. Идти пешком в таком виде было невозможно. Обе красавицы прикрылись одним зонтом. Они двигались быстро, но и это нисколько не портило их чистой девственной красоты. Лишь благодаря ливню мужчинам посчастливилось увидеть столь прелестные создания. Несколько женщин подошли к Оборванному мосту[241]. Здесь можно было укрыться от непогоды и дождаться попутного паланкина. Молодым людям неловко было следовать за женщинами, и они весьма неохотно пошли прочь.
Ну, а как же те две красавицы, которых молодые люди наградили титулом Первейшей и Образцового глаза? Как их звали, были ли они просватаны или уже замужем? Не торопитесь, почтенные слушатели! Побудьте немного в неведении. А в следующей главе я все подробно объясню.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ссылаясь на судьбу, Пэй пытается наладить прежнюю связь; мечты о браке рушатся, и он подвергается оскорблениям
После злосчастного дня в Праздник лета Пэй часто вспоминал унизительную сцену, и всякий раз его лицо заливала краска стыда. От шуточек друзей в адрес его жены он готов был провалиться сквозь землю.
— Вот уродина! Сидела бы лучше дома. Так нет же. Ей, видите ли, понадобилось на озеро идти. Смех, да и только!
— Это муж ее во всем виноват. Запретил бы ей показываться на людях, и все. Узнать бы, кто он, ее супруг, можно было бы сочинить презабавную пьеску!
Женщина выступила бы в комической роли — чоу, а ее муж — в характерном амплуа цзин. Оба с размалеванными лицами. Ну а те две красотки сыграли бы роль благородных девиц, вроде Сиши[242] или Ван Цян[243], чья красота особенно выделяется на фоне таких уродин, как матушка Мо или Дунши. Прекрасная бы получилась пьеска!
— Если есть героини, значит, должен быть и главный герой — шэн[244], — заметил кто-то. — Да, надо непременно постараться и узнать имена прелестниц. И неплохо выяснить, с кем они помолвлены! Их суженые просто обязаны «смочить наши кисти», поскольку мы сочинили для них подобную пьеску. Сделаем непременно!
— Еще надо узнать имена тех, кто выступит с размалеванными лицами, — сказал кто-то. — Как говорится, душистое источает аромат, а смрадное — вонь!
Пэй теперь испытывал не только стыд, но и страх и мог в любой момент себя выдать, как ни старался сохранить невозмутимый вид. Он даже поддакивал приятелям: «Да, конечно, виноват во всем супруг!»
Вернувшись домой, Пэй долго не мог отделаться от неприятного чувства, которое ему довелось только что испытать. Он досадовал на жену, его буквально распирало от злости, но ей он об атом ни словом не обмолвился, лишь молил духов, чтобы она поскорее протянула нога. Увы! Пэй не знал одну старую истину. Бели женщина безобразна, значит, она чем-то прогневала творца и всякие заклинания против нее бессильны. Но рано или поздно ее непременно отыщет нечистое племя, и кто-то из нечисти принесет напарнице приглашение пополнить его ряды.
После злосчастной прогулки на озере жена Пэя схватила простуду. Вдобавок она не находила себе покоя оттого, что никто из мужчин не оценил ее достоинств, не прославил ее красоты. Мало того. Когда она упала в грязь, на нее посыпался град насмешек. «А может быть, мужчины правы и я в самом деле безобразна?» — подумала женщина, со стыдом вспоминая свое жеманство. И такая ее охватила тоска, что она в конце концов заболела и через несколько дней скончалась.
Пэй пришел в радостное расположение духа, словно избавился от щепки в глазу. В голове его роились мысли одна приятнее другой. «Теперь возьму себе в жены такую красавицу, что перед ней не только город не устоит, но и целое государство. Чтобы все вокруг восхищались ее прелестями. Тогда, по крайней мере, я хоть немного буду вознагражден за испытанный прежде стыд. Кого же выбрать? Разумеется, тех красоток. Хорошо бы завладеть сразу обеими, впрочем, и одной хватит, чтобы утереть нос друзьям. Так я осуществлю свои давние мечты и нынешние намерения и смогу стать главным героем в той пьеске. А героев с размалеванными лицами вообще не будет!»
Несколько дней Пэй вместе с приятелями тщетно разыскивал красоток. А узнал он их имена совершенно случайно, от носильщика паланкина, когда однажды возвращался домой. Одна из девушек оказалась той самой Вэй, с которой в свое время он был обручен. Вторая — ее прислужницей по имени Нэнхун.
До этого момента все в повести было правдиво, а сейчас появились сомнения. Будь одна из девушек простой служанкой, это сразу бросилось бы в глаза. Но почему-то все решили тогда, что это подруги. И вдруг выясняется, что одна из них простая служанка — «аромат мэйхуа».
Но, почтенные, вы забыли, что в тот злополучный день разразился ливень и у озера началась настоящая паника. Тут уж было не до того, чтобы выяснять, кто знатный, кто — нет. Все смешались в одной громадной толпе. К тому же обе красотки прятались под одним зонтом, держа его своими нефритовыми ручками и помогая друг другу. Они были словно два бутона на одном лотосе. Словом, девушек приняли за сестер. Однако носильщик паланкина все рассказал без утайки, и дело прояснилось. Молодые люди пришли от такой новости в восхищение.
Кто-то заметил:
— Подумать только, в одном доме сразу две драгоценности — госпожа и служанка, обе красавицы — просто поразительно!
Девице Вэй исполнилось в ту пору шестнадцать, а служанка была старше ее на два года. Она отличалась и красотой, и умом, потому хозяин, считая, что девушка родилась под счастливой звездой, позволил ей вместе с дочерью заниматься ученьем. Вначале девицу нарекли Таохуа — Цветок Персика, но она попросила хозяина переменить ей имя на Нэнхун — Умеющая Краснеть, близкое по смыслу «Цветку Персика», ибо, как говорится в стихах: «Цветок персика может алеть, а цвет сливы белеет».
Все эти подробности взволновали Пэя.
«Если мне повезет с женитьбой, я получу не только красавицу жену, но и прелестную наложницу! Какое же это будет счастье! К тому же немаловажно, что когда-то мы были помолвлены. Это облегчит дело.
Он переговорил с родителями.
На сей раз отец решил не препятствовать сыну, помня о том, как он страдал при первой женитьбе, и отправил к Вэям тех же самых сватов.
Отец девушки пришел в ярость.
— В свое время он позарился на богатство и нарушил наш договор! За подобное злодейство я готов был отрубить ему голову, вырвать внутренности, съесть их и запить вином. Никакой свадьбы не будет! Подумать только! Богатея предпочесть бедняку! Будто дочь его писаная красавица, а моя — захудалая крестьянка! А сейчас, видите ли, я ему понадобился! Нет! Я выдам дочь за другого. Не придется ей тосковать и печалиться! К тому же она у меня не колченогая, не глухая и не слепая. А и была бы такой, я все равно не дал бы ее в обиду. Словом, не отдам я ее в жены своему смертельному врагу. Ни за что! На этом считаю разговор законченным!
Сваты не стали ничего говорить, ибо понимали, что старый Вэй прав. Извинившись за причиненное беспокойство, они откланялись и вернулись к Пэю передать ему ответ. Отец посоветовал сыну выбросить из головы мысль об этой женитьбе, но сын стоял на своем.
— Либо женюсь на девице Вэй, либо приму обет безбрачия и умру холостяком. Причем раньше отпущенного мне срока. Год или полтора подожду. Если же они не согласятся, добровольно приму смерть, чтобы искупить перед девушкой свою вину.
Родители Пэя впали в отчаяние. Отец умолял сватов любыми средствами уладить свадебное дело. Сваты снова отправились к Вэю, но он послал вместо себя жену, которая набросилась на сватов с бранью.
— Уж если кто и стремится к корысти, — кричала госпожа Вэй, — так это обычно семья невесты, бедные женихи, как известно, не в почете. В любой повести или пьеске можно увидеть, что нарушает слово обычно женская сторона, а мужская соблюдает достоинство. У нас же все получилось наоборот. Будто их сын единственная в мире драгоценность, а наша дочка — бросовый товар. На самом же деле все наоборот! Их отпрыск хоть и женился на богатой, с императором они пока не породнились, а вот за мою «никудышную дочку» сватаются не только цзюйжэни, но и цзиньши. Ни один из них ей не подошел — кто по возрасту, кто по наружности. А уж от таких, как ваш Пэй, нет отбоя. Передайте ему, чтобы забыл про весенние грезы и пустые мечтанья! — Свою речь женщина пересыпала бранью, не стесняясь в выражениях. Словом, она устроила представление на славу, как некогда старуха Ван[245], ругавшая своих кур. Пристыженные сваты едва унесли ноги и посоветовали Пэю отказаться от этого бесполезного дела.
