Автор неизвестен - Торикаэбая моногатари, или Путаница

— Милая, не надо так. Знай — это судьба. Проникнись моими чувствами — тогда ты поймешь, что все хорошо, — плача и плача говорил государь. Он был неподражаем.

Давным-давно, когда Сайсё впервые сжал ее в своих объятиях, она ощущала себя мужчиной — красивым и сильным, но сопротивляться все же не могла. Теперь она была обыкновенной женщиной и ей не хотелось показаться бесчувственной. Хотя ей совсем не хотелось сдаваться, но ей было не убежать. Государь крепко обнял ее — не вырваться, ей было непереносимо стыдно, она хотела закричать, но государь вовсе не должен стесняться людских глаз, даже если кто-то прибежит на ее беспомощные крики, что с того? Государя никто не осудит, так что следовало покориться.

Вблизи Распорядительница показалась государю еще более прекрасной. Он хотел любоваться ею даже при свете дня, он не хотел и думать, чтобы расстаться с ней даже на мгновение. «Что это? Теперь понятно! — государь почувствовал, что она уже любила и не была девственной, к его любви примешалась горечь. — Вот почему ее отец обязательно хотел держать ее подальше от меня и определил ее на такую странную должность. Его положение было щекотливым — он и вправду не мог сказать, в чем дело, ему было ужасно стыдно, вот он и отнекивался. Но как могло такое случиться, и кто этот человек? Верно, нет мужчины, который увидя ее хоть раз, решил бы оставить ее. Ее отец все знал и отказал мне. Должно быть, это какой-нибудь глупый юнец, которому все нипочем». Государь был раздосадован, даже если бы случилось что-нибудь ужасное, он ни о чем другом не смог бы думать. Он посмотрел на нее. Ее красота потрясла его. Он почувствовал, что перестает ощущать ее греховность, ее вина таяла и исчезала. Обливаясь слезами, он молил о том, чтобы их любовь продлилась и в следующей жизни. Разумеется, государь ничем не показал, что недоволен и осуждает ее, но Химэгими все поняла сама, она чувствовала безысходность и стыд, капельки пота и слезы сливались в ручейки, ей было тяжело.

Беспокоясь, что дамы заподозрят что-то, государь собрался уйти. Он выразил свою любовь так, как никто другой.

На реке МицусэБродаНе знает никто,Но в будущей жизниБыть вместе — наша судьба.

— Давать любовную клятву лишь на эту жизнь — слишком мелко, но что нас ждет? — когда государь произносил эти слова, слезы падали из его глаз капля за каплей.

Химэгими не находила слов, чтобы ответить, она смутилась и растерялась.

— Я не уйду, пока не услышу от тебя хоть одно слово, — сказал государь, пытаясь успокоить ее.

Я в следующей жизниНе знаюМеста встречи.Но в этой жизниГрустна моя судьба.

Боясь, что государю покажется странным, что это тот самый голос, который он привык слышать днем и ночью, она говорила тихо и невнятно, но это было так обворожительно, что он хотел слушать ее бесконечно. Государю казалось, что он не сможет покинуть ее даже на минуту. У него было такое чувство, что даже когда он уйдет, часть его самого останется с ней, он снова и снова повторял свою любовную клятву.

Он вышел в боковую дверь, в которую вошел вчера вечером.

В эту ночь государя сопровождала только Тюдзё-но Найси. Утомившись от ожидания, уже на рассвете — расстроенная и усталая — она заснула. Государь разбудил ее и они вернулись. Государь тихо вошел в опочивальню. Образ Химэгими, это чудное ощущение от ее прикосновений никак не покидали его. О, милая! Если бы еще раз свидеться с ней! Текли слезы. Поскольку рядом не было никого, кто отнес бы его письмо, он приказал Советнику немедленно явиться.

Даже Сайсё, который не пропускал ни одной женщины, позабыл про Ённокими и всех остальных, с кем связывала его любовь, все вздыхал по Химэгими — уж такова она была. Так понятно, что и государь после первой встречи не мог вынести разлуки.

Явился Советник. Он был так хорош собой, что государь застеснялся. Он хотел показать, что дело, которое он поручает Советнику, — самое обыкновенное, он вытащил из-за пазухи большой пакет — письмо было завернуто в плотную бумагу, будто бы письмо — самое заурядное послание:

— Я когда-то просил разрешения вашего отца написать письмо Распорядительнице женских покоев, но до сих пор было как-то недосуг. Сегодня благоприятный день, так что поскорее принесите ответ. Если я отправлю письмо с дворцовым слугой, Распорядительница может подумать, что я делаю это втайне от отца, и не будет знать, как поступить — ей будет трудно ответить сразу, поэтому я прошу вас.

Вакагими отправился с письмом к сестре. Государь вел себя как-то странно, и Вакагими пришло в голову, что, может быть, он уже повстречался с Химэгими.

Когда Вакагими пришел в Сверкающий дворец, дама по имени Дайнагон-но Кими сказала:

— Распорядительница с ночи чувствует себя нездоровой. Она еще в постели.

Вакагими удивился:

— Скажите мне, что случилось. Она что, простыла?

Поскольку Химэгими не была больна, она поднялась с постели:

— Просто в груди что-то побаливает.

Ее лицо покраснело, должно быть, она плакала. Вакагими подумал, что, возможно, и вправду государь был с ней. Ему было очень любопытно, что ей написал государь. Он подошел к сестре.

— Государь пригласил меня сегодня утром к себе и поручил, чтобы я сам передал тебе письмо. Он хочет, чтобы ты прочла письмо и ответила сразу.

Химэгими очень хотелось, чтобы никто ничего не узнал, но раз Вакагими так говорит, должно быть, он обо всем догадался. Она ощутила ужасную неловкость — хоть лица не показывай, но что толку строить из себя невинность? Она покраснела, взяла письмо, но не открыла его.

— Государь сказал, чтобы я обязательно принес ответ. Он намеренно отправил именно меня. Если я вернусь с пустыми руками, как я посмотрю ему в глаза? — настаивал Вакагими, понуждая ее прочесть письмо.

Химэгими улыбнулась:

— Ты говоришь так, будто ты мне чужой. Государь хорошо знает мой почерк. И только он взглянет на ответ, он тут же заподозрит неладное, что тогда делать? К тому же отец может счесть неподобающим, если я напишу письмо без его ведома. Я не хочу, чтобы он рассердился — пусть даже государь и хочет, чтобы я ответила немедленно. Так что скажи ему только, что я получила его письмо.

Вакагими подумал, что она, может быть, и права:

— Да, конечно, сразу ответить — дело непростое. Но, может, все-таки прочтешь письмо?

Вакагими напустил на себя равнодушный вид, но на самом деле его одолевало любопытство. Химэгими покраснела. Понимая, что открыть письмо было бы опасным, она спрятала его. И у нее были основания для этого. Вакагими ушел ни с чем.

Государь ждал ответа напрасно, когда он понял это, его взяла досада: ему было нестерпимо трудно выносить разлуку, но он заставил себя казаться равнодушным.

«Она ведет себя, будто это какие-то забавы. Впрочем, этому действительно не стоит придавать чрезмерного значения», — подумал государь. Он выглядел очень грустным и растерянным, после долгих размышлений он написал еще одно письмо.

Государь не стал откровенно рассказывать Советнику о том, что произошло ночью:

— Я лишь мельком видел ее, мне кажется, это была она, при тусклом свете лампы она была так прекрасна — я подобной еще не встречал. Удивительно, но у меня такое чувство, что этот образ все еще со мной. Я искренне люблю ее, и думаю только о том, что же теперь делать — ведь ваш отец наотрез отказал мне. Сделать вид, что я об этом просто не знаю и сблизиться с Распорядительницей было бы безумием — мне пришлось отступить. Но вдруг я понял, что до сих пор ничего подобного не чувствовал, а значит нужно что-то предпринять. Я знаю: ты понимаешь, что я имею в виду. Вчера ночью я случайно подглядел за ней, а сегодня вечером ты должен проводить меня к ней! — у государя текли слезы.

«Значит, я оказался прав, вряд ли можно предположить, что государь просто подсматривал. Да и Химэгими выглядит очень странно, здесь что-то не так», — подумал Вакагими. Государь показался Вакагими влюбленным в Химэгими без памяти, это чрезвычайно обрадовало его. У нее, безусловно, безупречное происхождение, так что она имеет все основания для того, чтобы стать государыней, однако государю позволили сойтись с ней без соответствующих приготовлений, и это очень расстраивало Вакагими.

«Раз так, для начала доставлю письмо», — уходя, подумал Вакагими.

Поскольку дело было слишком серьезным, Вакагими без утайки поведал обо всем отцу: и выглядят они оба как-то странно, и сам государь говорил то-то и то-то. Садайдзин подумал, что, видно, так и должно было случиться, и очень обрадовался.

Он столько лет переживал из-за своих детей, и теперь известие Вакагими сделало его счастливым. Не показывая, что ему что-то известно, он надарил Химэгими нарядов и других приличествующих случаю вещей — еще более великолепных, чем обыкновенно. Все в комнате, вплоть до занавесок, было приведено в порядок и украшено соответствующим образом. Годами Садайдзин вкладывал всю душу в заботы о дочери и переживал, что ее служба такая незаметная, и вот наконец его сердце наполнилось гордостью — ведь сам государь посещает ее.