Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
– Занята я была тогда, – говорила сокрушенно тетушка Сюэ. – Тут одной молодухе свадебный обряд устраивала – постель для новобрачных убирала. Весь день прохлопотала, а рвалась поздравить вас, матушка. И дядя Чэнь с ней видался?
– Что ты! Он ее видеть не может! Из-за приглашения мне целую сцену устроил. Упрекал, что с ней знаюсь, что хлопочу за нее. Нет, говорит, у тебя никакого самолюбия. Пусть У Дяньэнь слугу пытает, тебе-то что за дело. А ее надо к суду привлечь. Что ты, говорит, о ней беспокоишься, забыла, как она с нами обращалась?
– Его тоже, конечно, можно понять, – заметила сваха. – Но с другой стороны, нельзя же столько времени злобу таить.
– Раз я приняла от нее подарки, значит, уже не могла отказать ей в приглашении. Пусть ее мучит совесть, а я неучтивой прослыть не собираюсь.
– Доброй вы души человек, матушка! – воскликнула сваха. – Потому-то вы и счастливы в жизни.
Тут сваха подхватила свою корзину с украшениями и, откланявшись, ушла.
Дня через два она явилась к Чуньмэй.
– Вот у тысяцкого Чжу есть молоденькая дочка, – сказала сваха. – Пятнадцати лет. Пара подходящая. Правда, мать умерла, сиротка она.
– Нет, слишком молода, – отвечала Чуньмэй.
Тогда тетушка Сюэ заговорила о второй дочери Ин Боцзюэ, двадцати двух лет от роду.[1738] Но и от нее отказалась Чуньмэй под тем предлогом, что самого Ин Боцзюэ уже не было в живых, а выдавать ее будет дядя, и за ней никакого приданого не получишь. Так обе девицы получили отказ.
Прошло еще несколько дней, и тетушка Сюэ принесла цветы. Она достала из рукава визитную карточку от родителей невесты. На ярко-красном атласе было написано: «Старшая дочь владельца атласной лавки именитого горожанина Гэ, двадцати лет от роду. Появилась на свет в год под знаком курицы, пятнадцатого дня одиннадцатой луны в полуночный час под первым знаком цзы».[1739]
– Ее зовут Цуйпин – Зимородковая Ширма, – пояснила сваха. – Девица – картинка. Стройная и ростом взяла. Овальное лицо. Изысканные манеры, нежна и обходительна. Умна и расторопна. А какая рукодельница, и говорить не приходится. Живет с отцом и матерью, а у них десятки тысяч связок монет. Целое состояние. Атласная лавка на Большой улице. В Сучжоу, Ханчжоу и Нанкин по торговым делам ездят. Прекрасная семья. Лучше и не сыскать. Кровать с пологом, корзины и сундуки приданого – все в Нанкине заказывали.
– Если так, я согласна, – решила Чуньмэй и велела свахе отнести письменное согласие родителям невесты, что та незамедлительно и исполнила.
Да,
Если хочешь залучитькрасотку из светлицы, –Лучше свахи красный листпоможет пожениться.[1740]
Тому свидетельством стихи:
Там в небесных чертогах тончайшие ткутся шелка.Свяжут нитью блестящею суженных издалека.Как на небе Ткачиху нашел Волопас,На земле ум и нежность слились в добрый час.
Так сваха Сюэ стала посредницей между двумя домами. Узнав, что жених из дома начальника гарнизона, богатый горожанин Гэ проникся желанием с ним породниться и послал со своей стороны сваху Чжан, которая занялась сватовством вместе с тетушкой Сюэ.
Чуньмэй уже приготовила подарки – два короба чая, яства, сладкие пирожки и фрукты к чаю. На смотрины и сговор попросила поехать Сунь Вторую. Та отбыла в дом Гэ в паланкине и вернулась с кольцами.
– Да, девушка действительно хороша собой! – говорила она Чуньмэй. – Пара будет отличная. Она нежна как цветок. И семья вполне порядочная.
Чуньмэй позаботилась о выборе благоприятного дня для отправки свадебных даров – шестнадцати подносов отваров, плодов и сладостей к чаю, двух коробок головных украшений, двух – жемчуга и бирюзы, четырех ящиков с вином и пары бараньих туш. Невесте были преподнесены также волосник, полный набор золотых и серебряных головных украшений, шпильки, кольца, а помимо того креповый и атласный халаты, наряды на все времена года, цветное полотно, холст и двадцать лянов серебра, о чем говорить подробно нет надобности. Астролог установил для переезда невесты восьмой день в шестой луне.
– А у невесты будет своя служанка? – спросила Чуньмэй у свахи.
– Кровать с пологом, туалетный столик, крапленые золотом сундуки – все имеется, вот только служанки никак нет, – отвечала Сюэ.
– Тогда надо купить девочку лет тринадцати или четырнадцати, – наказывала Чуньмэй. – В спальне прислуживать. И ночное ведро вынести, и воды утром подать. Без прислуги неудобно.
– В двух домах девочек продают, – заметила Сюэ. – Я завтра же приведу.
На другой день сваха Сюэ и в самом деле привела к Чуньмэй девочку.
– Ей тринадцать лет, матушка, – говорила Сюэ. – До этого она у подрядчика Хуана Четвертого служила. Но Хуан Четвертый растратил казенные деньги и вместе с Ли Третьим был посажен в тюрьму. С ними и Лайбао попал. Под стражей больше года. Все имущество спустили, дом продали. Ли Третий в заточении умер. Тогда его сына, Ли Хо, посадили. А Сэнбао, сын Лайбао, скитается по чужим краям, погонщиком стал.
– Лайбао, говоришь? – переспросила Чуньмэй.
– Он теперь называет себя Тан Бао.
– Значит она у Хуан Четвертого служила, – проговорила Чуньмэй. – Сколько же за нее просят?
– Деньги им нужны, в казну долг вносить, – говорила сваха. – Всего четыре с половиной ляна просят.
– Ишь чего захотели! – воскликнула Чуньмэй. – За три с половиной возьму.
Было отвешено три с половиной ляна белоснежного казенного серебра и свахе передали купчую. Девочке дали имя Цзиньцянь, однако хватит пустословить.
Вот и настал восьмой день шестой луны. Голову Чуньмэй венчала украшенная жемчугами и бирюзою парадная фениксова шапка. Карминовый халат, богато расшитый вплоть до рукавов, дополнял нежно-голубой нефритовый в золотой оправе пояс. Ее огромный паланкин несли четверо носильщиков. Сопровождаемый барабанщиками и слугами с фонарями поезд двигался к дому Гэ за невестой. Чэнь Цзинцзи восседал на статном белом коне. Отливали серебром седло и сбруя. Одетые в черное воины окриками разгоняли с дороги зевак. Цзинцзи был в шапке ученого, в темном с круглым воротником атласном халате и в черных сапогах на белой подошве. Шапку его украшали две воткнутых ветви золотых цветов.
Да,
Было сухо, безотрадно –Благодатный дождик вдруг,А в чужом краю внезапноПовстречался старый друг.Уж невесту окружалиМириады грез ночных:Его имя на скрижалях![1741]
Стоит человеку помыться и переодеться, как он становится совсем другим.
У ворот дома начальника гарнизона Чжоу из паланкина вышла молодая, скрытая под ярко-красным карминовым покрывалом. Неся свадебную вазу, наполненную безделушками и зерном, она вошла в ворота. Астролог ввел ее в ярко декорированную залу, откуда после положенных при встрече церемоний она проследовала в спальню новобрачных. Чуньмэй усадила молодых на край ложа под пологом и покинула спальню. Когда на постель были брошены деньги и раскрашенные плоды, астролога с наградными отпустили домой. Разошлись и барабанщики.
Посидев немного на краю ложа рядом с Гэ Цуйпин, Цзинцзи верхом, сопровождаемый слугами с фонарями, отправился к тестю с благодарственным визитом. Вернулся сильно выпившим.
А вечером насладились счастьем новобрачные, забавляясь игрою дождя и тучки.
Да,
Не раз увлажнен благовонной росоюбыл персика алый цветок,И иву изящную с кроной густоюсогнул удалой ветерок.
Тому свидетельством стихи:
Прелестницу игривуюУ озера под ивоюРаз повстречаешь невзначай –Забудешь всю свою печаль.Едва подует ветерок –И Ле-цзы спрячется в тени,[1742]Качнется ивовый листок –Красотка юная манит.
В ту ночь Цзинцзи и Цуйпин отдались любви. Слились на брачном ложе красавица и талант будто пара неразлучных уточек, словно пара фениксов, и резвились как рыбы в воде.
На третий день после свадьбы Чуньмэй распорядилась по-праздничному ярко убрать дальнюю залу и накрыть пиршественные столы. На встречу съехались родные и близкие жениха и невесты. Пирующих услаждали музыкой и пением, но говорить об этом подробно нет надобности.
Каждый день Чуньмэй приглашала к себе на обед молодую чету. Чуньмэй и Цуйпин целые дни проводили вместе, величая друг дружку невесткой и золовушкой, и никто в доме – ни служанки с кормилицами, ни жены слуг не смели им перечить.
Чуньмэй, надобно сказать, отдала молодым трехкомнатный западный флигель, где и разместилась их спальня, сверкавшая чистотою, точно снежный грот. На дверях были опущены занавески, на окнах свисали шторы. К флигелю примыкал западный кабинет, где занимался Цзинцзи. Там тоже стояли тахта, столики, лежали старинные книги. Через руки Цзинцзи проходила вся переписка начальника Чжоу: не только письма, поздравления и визитные карточки, но также распоряжения и донесения с мест. Одни подлежали регистрации, на другие ставилась казенная печать, поэтому в кабинете имелись кисти, тушь, бумага и все необходимое. Все полки были до отказу уставлены отдельными книгами и сериями томов.
