Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
– Эта брошь мне встала в три с половиной ляна серебра, – говорила Сюэ, – а наколка – в полтора. Так что я ни медяка не заработала.
Пока они разговаривали, явился Дайань.
– Опять за украшениями приходил, – доложил он. – Кричал, требовал. До каких, дескать, пор я ждать буду. Если, говорит, завтра не будет вещей, приказчика куда надо доставлю. Там разберут. Дядя Фу расстроился и ушел домой. Тот тоже пошумел исчез.
– Что случилось, матушка? – поинтересовалась сваха.
Юэнян тяжело вздохнула.
– Видишь ли, дело-то какое! – начала она. – Пинъань украл из закладной лавки золотые головные украшения и позолоченный крючок. С ними скрылся за городом в кабачке. Там его задержал пристав У и посадил под стражу. А теперь владелец вещей нам покою не дает, крик поднимает. Да тут еще пристав решил воспользоваться нашими затруднениями, вещи задерживает, вымогательством занимается. Приказчика Фу избил, денег требует. Как заполучить драгоценности, прямо ума не приложу. Со смертью хозяина все беды свалились. До чего же тяжело сносить все обиды!
Юэнян прослезилась.
– Дорогая вы моя матушка! – обратилась к ней Сюэ. – А почему бы вам не воспользоваться еще одной возможностью? Написали бы Младшей госпоже записочку, а я бы от себя попросила. Пусть его превосходительство пошлет к приставу посыльного. Он ему не то что одни – десяток украшений выдаст.
– Да ведь начальник гарнизона Чжоу – чин военный, – отвечала Юэнян. – Подчинится ли ему пристав?
– А вы разве не слыхали, матушка?! – воскликнула Сюэ. – Императорский Двор дал господину Чжоу самые широкие полномочия. Речные пути, довольствие войска и конницы – все теперь в его ведении, борьба с разбойниками и пиратами тоже под его началом.
– Тогда я попрошу тебя, дорогая, будь добра, передай от меня поклон госпоже Пан и просьбу мою выскажи, – обратилась к свахе Юэнян. – Пусть она замолвит господину Чжоу. Как говорится, один проситель двух хозяев не беспокоит. Может, он распорядится, пристав и вернет украшения. Я тебе пять лянов серебра не пожалею.
– Деньги, моя дорогая матушка, дело второстепенное, – сказала Сюэ. – Могу ли я отказать вам, почтеннейшая, видя, до какой степени вы встревожены! Велите написать просьбу! Я даже пить чай не буду. Сейчас же пойду и поговорю с госпожой Пан. Если мне удастся вам помочь, я вам немедленно дам знать, матушка.
Юэнян велела Сяоюй угостить сваху чаем.
– Нет, не буду, – отказалась Сюэ. – Поздно уже. Лучше велите записочку написать, да пойду я. Ведь, знаете, все заботы на мне.
– Знаю, но ты целый день на ногах, – не унималась хозяйка. – Перекуси хоть немножко.
Сяоюй накрыла стол, подала чай и закуски. За компанию с Сюэ села Юэнян. Тетушка Сюэ угостила сладостями девочку-служанку.
– Сколько ей лет? – спросила Юэнян.
– Двенадцать.
Немного погодя Дайань составил письменную просьбу. Сваха, покончив с чаем, спрятала ее в рукав и откланялась. С корзиной цветов на руке она вышла за ворота и, петляя из переулка в переулок, направилась прямо к дому начальника гарнизона.
Чуньмэй еще нежилась в постели, когда к ней вошла горничная Юэгуй.
– Тетушка Сюэ пришла, – доложила она.
Чуньмэй наказала Цуйхуа открыть окна. Яркие лучи солнца залили спальню.
– Вы все еще почиваете, матушка? – проговорила вошедшая к ней сваха и, поставив корзину, отвесила земной поклон.
– Вины за тобой вроде нет, чего же челом-то бить! – говорила Чуньмэй. – А я что-то неважно себя чувствую. Вот и пролежала. Ну, а как наколка и брошь?
– Вещи эти затраты немалого труда требуют, – начала Сюэ. – Только вчера вечером от ювелира получила. Собралась к вам, матушка, а вы уж за мной прислали.
Тетушка Сюэ достала украшения. Наколка не вызвала у Чуньмэй особого восторга. Она убрала драгоценности в коробку и велела Юэгуй положить их на место, а тетушку Сюэ угостила чаем. Сваха крикнула девочку.
– Земной поклон матушке! – приказала сваха.
– А эта еще откуда? – спросила Чуньмэй.
– Матушка Вторая не раз меня просила, – отвечала сваха. – Хэхуа у нее на кухне занята. Надо, говорит, девочку подыскать, рукоделию обучить. Вот и привела. Двенадцать годков, из деревни девчонка. Сойдет, думаю, на худой конец. Такую только шитью и учить, как щенка дрессировать.
– Уж брать, так брать городскую, – заметила Чуньмэй. – Все порасторопнее. А деревенским хоть кол на голове теши. Мне вот тут как-то мамаша Чжан двух деревенских привела – Шэнцзинь, Золотой Самородок, одиннадцати лет и Хобао, Живое Сокровище, – двенадцати. Ну никуда! И просила-то всего по пять лянов. Мать у ворот серебро ждала. Ладно, говорю, оставь, посмотрю, как служить будут. Пусть, говорю, завтра за деньгами приходит. Служанки их рисом и мясным наваром накормили. И что же? Слышу: на рассвете у них там шум поднялся. В чем дело, спрашиваю. Оказывается, Шэнцзинь всю постель обгадила, а Хобао в штаны напрудила. И смех и грех. Дождалась я мамашу Чжан и велела увести девчонок. А за эту сколько просят?
– Немного, матушка, – сказала Сюэ. – Всего четыре ляна. Отец у нее в солдаты идет.
– Отведи ее в покои матушки Второй, – распорядилась Чуньмэй горничной Хайтан. – А за деньгами пусть завтра придет. – Хозяйка кликнула Юэгуй: – Ступай подогрей большой кувшин. Там должно быть чжэцзянское вино. Да коробку сладостей прихвати. А то тетушка Сюэ скажет: с раннего утра, мол, одним вином потчуют.
– Не стоит мне вина подогревать, сестрица Юэгуй! – проговорила Сюэ. – Мне еще надо с твоей хозяйкой поговорить. И меня уже покормили.
– Кто же это тебя угощал, а? – поинтересовалась Чуньмэй.
– Я ж только что от Старшей госпожи! – воскликнула сваха. – Она меня и угощала. А как она плакала, когда про беду свою рассказывала. Горе-то у нее какое! – И сваха поведала о неприятности, случившейся с Юэнян. – Пинъань, выкрав заложенные головные украшения и позолоченный крючок, скрылся за городом у певицы, был задержан приставом и отведал тисков, а тем временем владелец свои вещи требовал, шум подымал. Матушка Старшая за вещами посылала приказчика Фу, но пристав У приказал его бить, обругал и выгнал. Приказчик чуть живой домой пришел. А ведь пристав У служил когда-то в приказчиках у покойного батюшки Симэня. Он же ему и чин-то выхлопотал. А тот все милости забыл: благодетелей поносит, слугу наказывает, хозяйку грозится под стражу взять, а вещи возвращать и не думает – деньги вымогает. Вот Старшая госпожа и попросила меня низко вам кланяться, матушка. Не мог бы, говорит, его превосходительство войти в ее положение, сжалиться над беззащитной вдовой. Если, конечно, пристав состоит в подчинении его превосходительства. Она очень меня просила поговорить с вами, матушка. Умоляла замолвить слово его превосходительству. Ей только бы заполучить вещи да вернуть владельцу. Она сама хотела прибыть с выражением сердечной вам благодарности, матушка.
– Думаю, ее волнения напрасны, – сказала Чуньмэй. – Как только муж вернется со службы нынче вечером, я с ним поговорю. А она мне написала?
– Просила вручить письменную просьбу, – Сюэ достала из рукава записку.
Чуньмэй пробежала ее глазами и положила на подоконник.
Немного погодя на столе появились разнообразные закуски и рис. Юэгуй поставила огромные серебряные кубки, наполнила один из них до самых краев и поднесла свахе.
– Матушка, дорогая вы моя! – воскликнула Сюэ. – Да мне такой и не осилить!
– Ничего, осилишь! У твоего старика, небось, побольше, да справляешься, – пошутила Чуньмэй. – Ради меня осиль. А то велю Юэгуй, она в тебя силой опрокинет.
– Прежде закусить бы не мешало, – проговорила сваха. – Подкрепиться немножко.
– Чего ж ты меня обманывала, а? – подхватила Чуньмэй. – То говоришь – поела, а теперь выходит – натощак пришла.
– Да я всего-то пару пирожков пропустила, да в какую рань!
– Выпейте, мамаша, кубок, – потчевала Юэгуй. – Потом я вам сладостей подам. А то моя матушка решит, что от меня нет никакого проку и накажет.
Тетушке Сюэ ничего другого не оставалось, как осушить кубок, после которого в груди у нее так и запрыгало, словно ей туда резвого олененка посадили. Чуньмэй дала знак Хайтан. Та наполнила большой кубок и поднесла свахе.
– Матушка, дорогая вы моя! – отставляя кубок, взмолилась Сюэ. – Да мне больше ни капли не выпить.
– Вы, мамаша, Юэгуй отказали, не откажите мне, – не унималась Хайтан. – Матушка меня накажет.
Тетушка Сюэ тут же встала из-за стола и упала на колени.
– Ну ладно уж! – смилостивилась Чуньмэй. – Угости-ка мамашу вон теми пирожками. Тогда и вино пойдет.
– Кто еще так позаботится о вас, мамаша, как я! – воскликнула Юэгуй. – А какие я вам пирожки-розочки припасла! С фруктовой начинкой. Кушайте, мамаша!
С этими словами горничная подала целое блюдо нежных пирожков, но тетушка Сюэ отведала только один. А остальные Чуньмэй велела ей захватить с собой.
