Дастур ал-Мулук (Назидание государям) - Ходжа Самандар Термези
Когда затрубила труба, [возвещающая о наступлении] утра, [осажденные] иранцы, [заткнув] уши ватой беспечности, начали пускать быстролетящие стрелы. Беспечные [жители], вскочив с постели самонадеянности, вскочив с теплого места, как [зерна] руты, покрыли пылью несчастья свое лицо, крепко затянув пояс надежды [на спасение], раскрыв глаза, похожие на свежий миндаль, [словно] увидев корову [или] осла, они прочли:
Стихи |Т 61б|
/Та 233/ Я провел всю жизнь в любви к тебе, не имея утвари,
Теперь, когда я свободен [от любви] к тебе, я приобрел домашнюю утварь.
Когда эти [осаждающие крепость люди], невоспитанные, совершенно необразованные[309], страдающие от жажды, с высохшими губами разговаривали друг с другом об этом [событии], в них усилился огонь жадности, пылкость воли, пламя силы этих беспокойных людей сожгли основу союза и договора военачальников, и они, подобно текучей воде, устремились к крепости презренных [людей] и, сделав брешь |Л 198а| в стене крепости нечестивых иранцев, вошли внутрь. Они протянули руку не только к имуществу, но и к женам и домочадцам [иранцев], один тащил мешок, наполненный золотом, другой осленка, одни приобретали домашний скарб, иные — дверные цепочки.
Стихи
Унесли все, что было в домах
/Та 234/ Из пищи под голубым сводом неба,
Бросали взгляд и на двери дома.
Уносили цепи, сжигали дверь.
Из-за войска [бухарцев] женщины, которые были подобны благовонию из бутона в саду иранцев, от ветра мятежа расцвели в розовом цветнике туранцев.
Месневи
В грабеже они проявили такую дерзость,
Что похитили родинки со щек красавиц.
Абдаллах-султан, который был правителем упомянутой крепости [Бала-Мургаб], узнав о наступлении мусульманского войска, запросил пощады и пошел [к Гаибу Назар-бию] стопами раскаяния и покаяния. Прибежище эмирской власти облачил в почетные одежды военачальников этого сбившегося с пути племени. Рука могущества [этого эмира], которая веревкой кротости легко вытаскивала из колодца беспечности правителей других крепостей и приводила [к себе], /Та 235/ завязала их арканом увещеваний.
Стихи
Одна за другой попали под его власть эти крепости,
Не осталось и следа от вражеского войска.
На [обратном] пути было завоевано еще несколько крепостей. [Гаиб Назар-бий] через посредство того славного Шакал-бия кыят и казия эмира Хашима, который славился |Т 62а| храбростью и был ученым мужем времени и украшающим |Л 198б| собрание могущественных султанов, советовал Абдаллах-султану последовать вере и обычаям мусульман, однако внимательное око времени, увидев этого негодного в беспечном сне, произнесло:
Стихи
Если злонравного ребенка-рафизита[310]
Поместишь в школу райских чертогов, —
Если он будет жить в своем доме,
Он найдет [там] прежнюю секту.
Когда /Та 236/ упомянутая крепость [Бала-Мургаб] очистилась от безнравственных кызылбашей, правитель Чечекту[311] и Меймене[312] стал жить, убрав ногу в подол молчания.
Один стих
Одного сместят, другого поставят на [его] место.
Не оставляют мир без хозяина.
Когда прибежище эмирской власти упомянутый [Гаиб Назар-бий] освободил свое сердце от забот о Бала-Мургабе, дарами и милостями, которые нужны людям, он сделал довольными жителей Балха и Бухары и, разукрасив знамя прибежища [сеидского] достоинства [Мухаммед-ходжи] с помощью женщины, одевающей невесту победы, отправил в Балх.
Прибежище эмирства сам [Гаиб Назар-бий], украсив знамя власти стихом из Корана о победе[313], отправился в обитель ислама — Бухару. Абдаллах-султана вместе с начальниками других крепостей он представил благосклонному взору его величества [Субхан-Кули-хана], /Та 237/ подробно рассказал великому [хану], прибежищу халифского достоинства, об Абдал-лах-султане. Его величество по свойственному [ему] нравственному величию зачеркнул чертой прощения его проступки и напоил посевы надежд водой милости.
Стихи
Для того, кто щедро наделен разумом,
Прощение проступка предпочтительнее, чем казнь преступника.
Старцы времени, которые находились у подножия трона |Л 199а| государя, заявили, что с тех пор, как земной шар оказался на |Т 62б| кривом конце чоугана людей и стала чистой поверхность земли [благодаря] тому, что по ней ходят правоверные (суннийан), ни одному храброму мужу не доставалась такая победа.
Стихи
Войску, которому сопутствовала победа и торжество,
Досталась она (победа) из-за счастья хана — владыки мира.
О боже, пусть этот /Та 238/ счастливый государь
Будет [вечно] живым, как пророк Хизр,
Да возьмет он от благ природы столько жизни,
Сколько возможно жить человеку.
Событие
Одним из событий времени было следующее. Благовоние Каршинский степи из-за роста зелени и тюльпанов поднималось до лужайки вращающегося небосвода и до солнца. При виде нежного лика розы, при взгляде на благоухающие мускусом локоны гиацинта перед опечаленными сердцами людей открывались врата радости и веселья.
По превратности судьбы в тысяча сотом году исчезла радость с лиц людей, [радость], которая была у них благодаря [наличию] небольшого количества пищи, необходимой для поддержания жизни. Случилось так, что огонь засушливого года сделал око источников сухими, как глаза жестоких, наглых людей. Из груди /Та 239/ матери-облака падали капли обжигающего молока в рот испытывающих жажду на люльке земли. Вода в больших реках, от бессилия, как рука сирот, не доходила ни до какого места; вместо воды [в них] было нанесено ветром столько пыли и песка, что не стало видно пролета моста, родники, словно лодки, пруды, как опрокинутый |Л 199б| корабль, не видя лика воды, высохли.
Стихи
Померкло око ручья, замутилась вода в больших реках,
В глазах людей потемнел светлый мир.
В месяце Саур[314], являющемся порой произрастания растений, лошади и коровы из-за отсутствия корма так истощились, что было снесено ветром гумно их жизни. В это время пламя свечи-солнца стало столь жарким, что если какая-либо птица взлетала в воздух, она сгорала, словно мотылек; если какой-нибудь странник ступал ногой на землю, [то едва поставив ногу], подобно циркулю, он сгорал окончательно, как свеча.
Стихи
В очах /Т
