Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX.
– Что верно, то верно, – поддакнула госпожа Ю.
В это время появилась служанка и доложила:
– Господин, ваш сын возвратился.
Цзя Чжэнь велел привести Цзя Жуна. И тот вскоре вошел с желтым мешочком в руке.
– Где тебя носит весь день? – строго спросил отец.
– За деньгами ездил. Сегодня их выдавали не в ведомстве церемоний, как обычно, а в кладовых застольного приказа[115], – ответил Цзя Жун. – Вот я и задержался немного. Ведающие кладовыми велели передать вам поклон. Сказали, что давно не виделись с вами, но то и дело о вас вспоминают.
– Так уж и вспоминают, – усмехнулся Цзя Чжэнь. – Просто ждут от меня подарков и угощения. Ведь близится конец года!
Он взял у сына мешочек, перевязанный ленточкой, с надписью «милости высочайшего непреходящи» и несколькими печатями приказа жертвоприношений при ведомстве церемоний. Затем шли иероглифы помельче: «Такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года серебро в количестве стольких-то лянов, жалуемое государем на жертвоприношения Нинго-гуну Цзя Яню и Жунго-гуну Цзя Фа, получил сполна офицер императорской гвардии Цзя Жун». И наконец, красной тушью была сделана надпись: «Ведающий кладовыми такой-то».
Пробежав глазами написанное, Цзя Чжэнь быстро пообедал, переоделся, приказал Цзя Жуну взять серебро и вместе с ним отправился во дворец Жунго. Вначале они засвидетельствовали свое почтение матушке Цзя и госпоже Ван, затем навестили Цзя Шэ и госпожу Син, после чего возвратились домой.
Мешочек из-под серебра Цзя Чжэнь велел сжечь в жертвеннике храма предков, а потом приказал Цзя Жуну:
– Пойди ко второй тете во дворец Жунго и спроси, наметила ли она день для новогоднего угощения. Пусть составит список приглашенных, чтобы мы не пригласили их на тот же самый день. В прошлом году из-за нашей небрежности несколько семей получили по два приглашения на один и тот же день и, возможно, подумали, что мы нарочно решили устроить общее угощение, чтобы избавиться от лишних хлопот.
Цзя Жун ушел и вскоре принес список приглашенных на новогоднее празднество.
Цзя Чжэнь просмотрел список, велел передать его Лай Шэну и предупредить, чтобы он по ошибке не послал приглашения тем, кто уже приглашен во дворец Жунго.
После этого Цзя Чжэнь решил посмотреть, как расставляют в залах ширмы, развешивают украшения, протирают столы, а также золотую и серебряную утварь.
К нему подошел мальчик-слуга с письмом и счетом в руках.
– Приехал староста У из деревни Хэйшаньцунь, – доложил он Цзя Чжэню.
– Старый болван! – вскричал Цзя Чжэнь. – Не мог раньше приехать!
Цзя Жун взял у слуги письмо и счет и протянул Цзя Чжэню. Но Цзя Чжэнь, заложив руки за спину, принялся читать бумаги, не беря их у сына:
«Покорный слуга, староста У Цзиньсяо, – значилось в письме, – почтительно кланяется господину и госпоже, желает им всяческого счастья и благополучия, а также справляется о здоровье молодых господ и барышень. Он искренне желает господам в новом году великого благоденствия, славы и уважения, повышения в чинах, прибавки жалованья и осуществления всех желаний».
– Забавно пишут деревенские люди! – заметил Цзя Чжэнь.
– Это неважно, отец, – улыбаясь, промолвил Цзя Жун. – Главное, что он желает вам счастья!
Он развернул счет и показал отцу. Тот прочел:
«Крупных оленей – тридцать штук.
Сайгаков – пятьдесят штук.
Косуль – пятьдесят штук.
Сиамских свиней – двадцать штук.
Свиней танчжу – двадцать штук.
Свиней лунчжу – двадцать штук.
Диких кабанов – двадцать штук.
Соленой свинины – двадцать туш.
Диких баранов – двадцать штук.
Молодых барашков – двадцать штук.
Вареной домашней баранины – двадцать туш.
Вяленой баранины – двадцать туш.
Осетров – двести штук.
Рыбы разных сортов – двести цзиней.
Трепангов – пятьдесят цзиней.
Вяленых кур, уток и гусей – по двести штук.
Живых кур, уток и гусей – по двести штук.
Фазанов и диких кошек – по двести штук.
Медвежьих лап – двадцать пар.
Оленьих языков – пятьдесят штук.
Говяжьих языков – пятьдесят штук.
Сушеных моллюсков – двадцать цзиней.
Орехов, персиков и абрикосов – по два мешка.
Креветок крупных – пятьдесят пар.
Сушеных мелких креветок – двести цзиней.
Отборного древесного угля – тысяча цзиней.
Угля второго сорта – две тысячи цзиней.
Шлифованного индийского риса – два даня[116].
Хворосту и дров – тридцать тысяч цзиней.
Голубого клейкого риса – пятьдесят ху[117].
Белого клейкого риса – пятьдесят ху.
Суходольного риса – пятьдесят ху.
Зерна других сортов – по пятьдесят ху.
Риса низшего сорта – тысяча даней.
Сушеных овощей – одна повозка.
За проданный скот и зерно наличными – две тысячи пятьсот лянов серебра.
Помимо этого ваш слуга в знак уважения дарит вам:
Оленей живых – две пары.
Зайцев белых – четыре пары.
Зайцев серых – четыре пары.
Фазанов пестрых – две пары.
Уток заморских, привезенных с запада, – две пары».
– Приведите старосту! – распорядился Цзя Чжэнь, просмотрев счет.
Появился У Цзиньсяо. Еще издали он опустился на колени, низко поклонился и справился о здоровье Цзя Чжэня.
Цзя Чжэнь приказал слугам его поднять и подвести поближе:
– А ты еще крепкий! Сам приехал…
– Уважаемый господин, не стану вас обманывать, – произнес У Цзиньсяо. – Мои дети привыкли ходить пешком, к тому же им хочется поглядеть столицу, где живет Сын Неба! Но пока я боюсь их отпускать, мало ли что может случиться в пути. Вот пройдет несколько лет, тогда дело другое.
– Сколько же дней ты сюда добирался? – осведомился Цзя Чжэнь.
– Скажу вам откровенно, почтенный господин, – ответил У Цзиньсяо. – Ехали мы месяц и два дня. Я все боялся, если не поспею к сроку, вы рассердитесь. Снега нынче было много, сугробы в четыре-пять чи, а потом вдруг потеплело и дороги развезло, вот и пришлось немного задержаться!
– А я-то думаю, куда же ты запропастился? – съехидничал Цзя Чжэнь. – Твой счет я прочитал, ну а теперь признайся, старый мошенник, сколько денег положил в кубышку?
У Цзиньсяо приблизился и доложил:
– Господин, урожай в нынешнем году плохой. С третьего до восьмого месяца лили дожди; ясные дни наперечет были. А в девятом месяце град побил посевы, и не только посевы, скотину и людей на двести – триста ли в округе. Каждая градина – величиной с чайную чашку. Вот такие дела! Я не посмел бы соврать, поверьте!
– По моим подсчетам, ты должен был в нынешнем году привезти самое меньшее пять тысяч лянов серебра! – нахмурившись, произнес Цзя Чжэнь. – А это разве деньги? У меня всего не то восемь, не то девять имений и два из них страдают от наводнений и засухи! К тому же старосты все мошенники. Хотите оставить меня на Новый год без денег?
– Вам, господин, грех жаловаться, – возразил У Цзиньсяо. – Дела у вас обстоят прекрасно! Посмотрели бы, в каком положении мой младший брат! А ведь он живет всего в ста ли от меня! Он управляет восемью имениями дворца Жунго, они в несколько раз больше ваших владений, а доход от них в нынешнем году составляет всего две-три тысячи лянов серебра. Там ничего не уродилось и все голодают.
– Допустим, – согласился Цзя Чжэнь. – Но меня с ними сравнивать нечего. В нашем доме не отмечали никаких знаменательных событий и лишних расходов не было. Я сколько получаю, столько и расходую, если же расходы превышают доходы – экономлю. Когда же речь идет о жалованье, подарках и угощениях, особой щедрости не проявляю, как они, чтобы соблюсти свое достоинство. Расходы во дворце Жунго год от года растут, там попросту транжирят деньги вместо того, чтобы увеличивать доходы. Сколько они имущества промотали за последние год-два! С кого же требовать деньги, как не со старост?
– Конечно, во дворце Жунго расходов прибавилось, – согласился У Цзиньсяо. – Но разве матушка-государыня – пусть здравствует она десять тысяч лет – не помогает им?
Цзя Чжэнь, смеясь, ответил:
– Ну что за чушь ты плетешь! Слушать неохота!
– Ты приехал из деревни, – обратился Цзя Жун к У Цзиньсяо, – и наших дел тебе не понять! Ведь не может наша государыня даже при желании подарить нам императорские кладовые. Ну, пожалует на праздник шелк и всякие там золотые безделушки. А весят эти безделушки не более ста лянов, что равно примерно тысяче лянов серебра. А что такое тысяча лянов?! Сколько денег утекло за последние два года! Во время одного только визита государыни на устройство сада ушло столько, что и поверить трудно. Стоит государыне еще один-два раза навестить родных, и мы разоримся!
– Деревенские не привыкли вникать в суть дела, – поддакнул Цзя Чжэнь. – Посмотришь на кипарис – он будто бы крепкий, а внутрь заглянешь – весь сгнил!
Цзя Жун с улыбкой промолвил:
– Дворец Жунго постепенно приходит в упадок. Недавно я слышал, как вторая тетушка Фэнцзе советовалась с Юаньян, не заложить ли им тайком вещи старой госпожи.
