Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
В одном из домов Цзинцзи познакомился с певицей Фэн Цзиньбао. Она была игрива и хороша собой. Словом, всем взяла.
– Сколько же цветущих весен барышне? – спросил Цзинцзи.
– Барышня – моя родная дочка, – отвечала хозяйка. – Ей вот только восемнадцать сравнялось.
У Цзинцзи так и забилось сердце. Дал он хозяйке пять лянов серебра и провел с Цзиньбао не одну ночь подряд. Влюбленный Цзинцзи был не в силах расстаться с красавицей, Железный Коготь начал на все лады уговаривать хозяина взять возлюбленную в жены. Хозяйка запросила полтораста лянов, но потом сторговались за сто. Цзинцзи выложил серебро, и они двинулись в обратный путь. Фэн Цзиньбао всю дорогу несли в паланкине, а Железный Коготь и Цзинцзи сопровождали повозки с товаром. Цзинцзи на радостях торопил лошадей. Только посвистывали кнуты.
Да,
О, влюбленный в красотку из терема Ласточки![1692]Он помчится домой налегке, без гроша.Его фея Улин ублажает, кружа.[1693]Нет счастливей на свете тех фениксов парочки.
Товару Цзинцзи закупил совсем немного, зато привез певичку, на которую потратился изрядно, что явилось для матери тяжелым ударом. Она опять слегла и, увы, вскоре испустила дух. Пришлось Цзинцзи покупать ей гроб. Покойницу обрядили, положили в гроб и отпели. Через седмицу Чжан похоронили на родовом кладбище. Ради покойной сестры командующий ополчением Чжан не стал чинить племяннику никаких препятствий.
Покойная Чжан занимала в доме три комнаты. Среднюю, где теперь стояла дщица ее души, Цзинцзи не тронул, а обе других велел прибрать и поселил туда Фэн Цзиньбао. Симэнь Старшая обитала в боковой пристройке. Цзинцзи купил Цзиньбао служанку по имени Чунси. В лавке хозяйничал Ян Железный Коготь, а дома непрестанно шел пир горой – Цзинцзи яствами ублажал Цзиньбао и всякий раз на ночь удалялся к ней, жену же свою, Симэнь Старшую, совсем забыл.
И вот однажды до Цзинцзи дошли слухи, что Мэн Юйлоу стала женой барича, сына уездного правителя Ли, и за нею было дано богатое приданое. Цзинцзи сказали также, что правителя после трех лет службы перевели с повышением в Чжэцзян[1694] и теперь он занимает пост инспектора в Яньчжоу, куда и отбыл водным путем вместе с сыном и невесткой.
Цзинцзи припомнил, как в свое время он подобрал в саду шпильку Юйлоу. Потом у него, пьяного, шпильку отняла Цзиньлянь, но позднее вернула. Шпильку эту Цзинцзи хранил до сих пор. К него в уме сразу созрел план. Ведь шпилька может послужить вещественной уликой. Надо немедленно отправиться в Яньчжоу. Шпильку он предъявит Мэн Юйлоу и скажет, что получил от нее в подарок, когда они состояли в близких отношениях. «Ее огромное приданое, – рассуждал далее Цзинцзи, – я объявлю собственностью Ян Цзяня. Скажу, что это те самые сундуки и корзины золота и серебра, которые были поставлены на хранение в дом Симэнь Цина и подлежат конфискации. Инспектор Ли – чин гражданский, власть у него не ахти какая. Стоит его припугнуть как следует – обеими руками мне невестку отдаст. И сыну закажет. Возьму я тогда Юйлоу с собой и будут они вдвоем с Цзиньбао меня ублажать».
Да,
Удайся план коварный – на Лунеим яшмовый бы заяц пойман был,А замысел свершись – на Солнце они ворона б златого изловил.[1695]
Но плану Цзинцзи не суждено было сбыться. Лучше бы ему оставить затею, ибо на сей раз можно сказать:
Пресек Полководец пяти дорогвыпад его безрассудный, нелепый,А душу мятежную удержал,утихомирил Чжун Куй свирепый.[1696]
Тому свидетельством стихи:
Многократно он фею алкал на вершине Небесной,Но с блаженных Трех гор, не познать океанские бездны,И хоромы князей недоступны, подобно пучине:Бесприютным бродягою юноша станет отныне.[1697]
Достал как-то Цзинцзи из сундука матери тысячу лянов серебра. Сотню он оставил Фэн Цзиньбао на расходы, опять позвал Чэнь Дина присмотреть за домом и поторговать в лавке, а сам с Железным Когтем и Чэнь Анем прихватил девятьсот лянов и в осенний праздник в восьмой луне пустился в путь.
В Хучжоу они закупили полджонки шелков и, прибыв на пристань Цинцзянпу, поставили джонку у причала, а сами остановились в гостинице у Чэня Второго.
Ночью они зажгли лампу и велели хозяину зарезать кур и ставить вино. Пирушка была в самом разгаре, когда Цзинцзи обратился к Железному Когтю.
– Не забывай за товаром в джонке присматривать, – наказывал Цзинцзи. – Придется тебе тут пока пожить, а мне с Чэнь Анем в Яньчжоу надо будет заглянуть. Сестра у меня туда выдана. Хочу навестить, гостинцы передать. Мы дня за три обернемся. Самое большее на пятый день возвратимся.
– Раз надо, брат, отправляйся и не волнуйся, пожалуйста, – заверял его Ян. – Я готов тебя ждать, а как вернешься, вместе домой поедем.
И Чэнь Цзинцзи, вопреки здравому рассудку, все-таки поехал, прихватив с собою серебра и подарки. И вот они с Чэнь Анем добрались до Яньчжоу. Остановились в буддийском монастыре, где Цзинцзи разузнал, что инспектор Ли месяц как вступил в должность, а корабль с домочадцами прибыл всего дня три тому назад.
Цзинцзи время зря не терял: купил четыре подноса яств, два куска шелку и два жбана вина. Он был и так недурен собой, а тут оделся с иголочки и сопровождаемый Чэнь Анем, несшим подарки, подошел к дому барича.
– Я – родственник новой супруги господина Ли Младшего, – поклонившись, представился он привратнику. – Доложи о прибытии с визитом дяди Мэна Второго.
Привратник не посмел мешкать и тотчас же удалился.
Барич Ли сидел за книгой у себя в кабинете. Когда ему доложили о приезде шурина, он приказал слугам внести подарки, поправил халат и шапку и велел звать.
Цзинцзи пригласили в залу, где после взаимных приветствий гость и хозяин сели в подобающие каждому кресла.
– Позвольте спросить, – обратился к гостю барич. – Почему я не имел чести встретить вас, дорогой шурин, во время нашей свадьбы?
– Видите ли, ваш покорный слуга целый год закупал на юге товары, – объяснял Цзинцзи. – Только недавно воротился. Не знал, что вы удостоили мою сестру столь высокой чести, сударь. До сих пор я не исполнил долг родственника, за что прошу прощения. Потому-то я и решил засвидетельствовать почтение и повидать сестру.
– Простите, что я не знал о вашем существовании, – отвечал барич.
После чаю хозяин велел слугам вручить подношения вместе с визитной карточкой и росписью хозяйке дома.
– Доложите матушке, что пожаловал дядя Второй, – наказал барич.
Мэн Юйлоу тем временем сидела у себя в спальне.
– Дядя Мэн Второй пожаловали, – объявил привратник.
– Второй год я не была дома,[1698] – проговорила Юйлоу. – Какой же это дядя Мэн? Может, брат Мэн Жуй? Прошел горы и реки, чтобы меня проведать?
Внесли подарки. На визитной карточке значилось «Родственник Мэн Жуй». Да, это был ее брат. Юйлоу велела звать, а горничную Ланьсян попросила прибрать дальнюю гостиную. Сама она приоделась и, наложив пудру и румяна, стала ждать брата. Муж ввел гостя. Юйлоу присмотрелась из-за занавески. Как ни странно, прибывший оказался вовсе не братом, а зятем Чэнем. «Зачем он приехал? – недоумевала про себя Юйлоу. – Надо выйти. Интересно, что он скажет. Говорят, хоть и не свой, а земляк, хоть и горька вода, да из родного ключа. Не брат – так зятюшка». Она поправила прическу и вышла.
– Не знал я, сестра, что тебя просватали, – обратился Цзинцзи. – Давно не видались.
Только он успел это сказать, как хозяину доложили о новом визите. – Прими, пожалуйста, шурина, проговорил он и удалился.
Цзинцзи упал перед Юйлоу на колени. Она ответила поклоном.
– Не церемонься, зятюшка, будь как дома! – проговорила она. – Скажи, каким же это ветром тебя занесло в наши края?
После взаимных приветствий она предложила гостю сесть, а Ланьсян велела подать чаю. После чая завязалась непринужденная беседа.
– Как женушка? Жива-здорова? – спросила она.
Цзинцзи рассказал, как он ушел из дому Симэнь Цина, как требовал свое добро – сундуки и корзины. Юйлоу поведала зятю о встрече с Чуньмэй в монастыре Вечного блаженства, когда та сжигала жертвенные деньги на могиле Цзиньлянь в день весеннего поминовения усопших.
– Пока я оставалась в доме, – продолжала она, – я постоянно внушала хозяйке: раз ты любишь дочь, люби зятя. Зять наш, говорила я, любовниц не заводит, но она больше досужим сплетням верила, вот и прогнала тебя. Значит, ты добро свое требовал? Этого я уж не застала.[1699]
– Правду сказать, я был близок с Цзиньлянь. Это все знали. Но хозяйка негодниц слушала. Прогнала Цзиньлянь, вот она и стала жертвой убийцы У Суна. Живи она дома, никакой У Сун, будь он хоть семи пядей во лбу, не посмел бы ее тронуть. Зол я на нее. За это до глубины души ненавижу. И Цзиньлянь через нее на тот свет пошла. Она ей тоже этого не простит.
– Успокойся, зятюшка! – уговаривала его Юйлоу. – Дело прошлое. Что было, то прошло. Так издревле повелось: узел вражды не затягивать надобно, а развязывать.
