Дастур ал-Мулук (Назидание государям) - Ходжа Самандар Термези
Обеспокоено войско из-за [отсутствия] дров,
/Та 208/ Словно мотылек, стремящийся к огню,
Все потеряли надежду остаться в живых,
От снега они промерзли до мозга костей.
Рассказ о событиях времени
Да не будет сокрыто от подобного философскому камню ума, являющегося пробным камнем внимания для распознавания дел времени, следующее. Те люди, которые до нас подхватывали мяч слов кривым концом чоугана могущества, омрачали и озаряли, как ночь и день, страницу времени, [описывая] гнусность злонравных людей и похвальные качества благочестивых; каландары необитаемых пустынь, путники на большой дороге злоключений и неустанно [следующие по прямому пути смелости], которые приносят себя в жертву на ристалище описания [событий], омрачали общество людей всех времен, [указывая] на тиранию притеснителей, и освещали его, [рассказывая] о справедливости честных людей, они повествовали о людях, которые проявили усердие ради славы, и [о тех], кто старался обесчестить [себя]. Приготовив засахаренные фрукты, они их положили на язык простых и знатных людей.
/Та 209/ Этот молодой попугай в цветнике слов, собиратель колосьев [после сбора] урожая [чужих] речей, начав говорить о зеркале деяний и дел людей этого времени, научившись петь, как соловей, начав петь, словно флейта, на мотив ”мухалис”, |Т 56а| стал певцом этих событий.
Одним из событий времени является следующее. Прибежище эмирства, убежище справедливости, вершитель дел страны, лучший среди государственных деятелей и [ревнителей] веры, глава сановников и религиозных общин, высокопоставленный Аллаяр-бий диван-беги дурман, который принадлежал к числу знатных людей того времени, которому было передано управление подобным раю Самаркандом, этот [бий], прибежище эмирства, был так доволен способностями и красотой дорогих сыновей, что чело его не знало морщин от беспокойства [за них], ржавчина огорчения не коснулась зеркала его души.
/Та 210/ Неожиданно ему довелось [испытать] тяжкое горе, страшное несчастье. Дело было так.
У упомянутого [бия], прибежища эмирства, было четверо сыновей, каждый из которых по приятности характера был освещающим мир светочем на пиру жизни, а в битве — драконом, опаляющим [весь] мир.
Стихи
Все они воители быстрые, смелые, жестокие,
Все храбрые, воинственные, жаждущие мести.
Один из них, по имени Каландар-бек, бутон счастья которого зефир раскрыл уже весенней порой его жизни, был прекрасной розой времени.
В тысяча сотом году (1688-89) по приказу его величества, места халифского достоинства, тени бога [Субхан-Кули-хана], приготовив дорожные припасы, /Та 211/ он отправился в Ташкент вместе с одним из военачальников из [племени] юз по имени Хушика аталык, с войском, подобным льву, [бесстрашным], как крокодил, воинственной ратью, яростной, как леопард. Во время пути дошло до слуха [эмиров, являющихся] убежищем начальствования, что Урус-султан, насурмив глаза сурьмой измены, поставил зеркало вероломства перед своей темной |Т 56б| душой. Возгордившись неприступностью крепости Бишкент[295], подвластной Ташкенту, он окопался [там].
[Эта] крепость была исключительной высоты: око разума отказывалось обозреть ее, лестница крика и аркан взора были бессильны достичь зубцов ее стен.
Когда эта весть была услышана [эмирами], являющимися убежищем начальствования, люди, умудренные опытом, которые испили из неиссякаемой чаши времени много сладкого и горького, испытали много трудностей в борьбе за существование, такие, как Хуррам-бий парваначи ас, Бик Тимур-бий катаган, Джанибек-бий дурман по [присущей им] проницательности сказали прибежищу эмирства [эмиру из племени] юз: ”Тщеславие овладело природой Урус-султана. Он беспрепятственно пасся /Та 212/ в степях и долинах, даже на нивах мира и до сих пор не знал узды запрета от дурных дел и розог повеления совершать добрые дела. Исполнение повелений [хана] при [наличии] такого необузданного, упрямого, грубого в речи [султана] приносит большой ущерб”.
Поскольку прибежище эмирства, упомянутый [эмир из племени юз], из-за крайней немощи немного впал в слабоумие, |Л 192| состояние его было таково, что он не отличал слов, направленных ко благу, от слов, сеющих смуту, не делал различия между достойными и недостойными людьми. Если какой-нибудь безнравственный человек давал [ему] несколько динаров в виде взятки, то он, считая [его] лучше Малик-и Динара[296], давал ему рекомендательное письмо (тазкира). Он не слушал ухом согласия речей [упомянутых] эмиров, а послушавшись некоторых своих приближенных, которые находились далеко от стези опытности, сел на судно, переправился через реку Шахрухия[297] и /Та 213/ направился в Бишкент.
Однако тот враг, сделав ход ферзем, заранее узнав об игре судьбы, занял ворота, создал фильбанд на доске воображения, погнав пешки, преградил путь коням всадников шаха — прибежища мира. Из-за действий этого негодяя возник невиданный мятеж. [При этом] присутствовали некоторые из столпов державы его величества [Субхан-Кули-хана]. Хотя они |Т 57а| хороший и дурной исход всякого дела многократно испытали на пробном камне испытаний и неоднократно взвешивали пользу и вред от него, они отказались от спешки: они были поражены этим тяжелым случаем, этим редкостным событием.
Когда обстоятельства сложились таким образом, упомянутый Каландар-бек, подняв знамя храбрости, начертав на страницах дня и ночи изображение смелости, вышел вперед, поскольку /Та 214/ от звука трубы раскрылся бутон [его] храбрости, при первом же нападении вражеского войска он принял [бой]. Умудренные опытом люди почувствовали жестокое страдание от того, что этот крупный жемчуг чистой воды очутился на поле брани вместе с той дешевой раковиной.
Словом, когда началось сражение, завязалась нить битвы, |Л 192б| стали выходить вражеские стрелы из бровей луков, [начали мелькать] кокетливые взгляды стрел, пленяющих сердце, копья Друзей, словно стан фееподобных из-за растрепанных локонов [врагов], стали похищать души [их], а быстрые пули врагов стали легко пробивать кольчуги и кафтаны друзей.
При таких обстоятельствах упомянутый Каландар-бек получил несколько тяжелых, смертельных ран, изменился внешний вид его, поневоле он ушел с поля битвы.
/Та 215/ Месневи
Много свирепых, хищных львов
Пали от ран, [нанесенных] колючкой.
Военачальники и воинственные богатыри страны пришли навестить больного Каландар-бека и языком утешения сказали: ”Если свирепого слона укусил комар, какой же [нанесен] ущерб его превосходным качествам, если храброму льву маленький муравей причинил вред, разве от этого пострадало его величие?”.
Стихи
Какую розу можно сорвать с этого умирающего, |Т 57б|
На лице которого улыбается рана?
Кто может копать яму Маджнуну,
Тот [словно] царапает лоб льву.
Упомянутый Каландар-бек стонал от обилия ран, беспощадно нанесенных стрелами и пулями[298].
Двустишие
Оттого он сел, стеная от ран, /Та 216/
Словно раненый лев в камышовых зарослях.
|Л 193а| Словом, пока судьба-притеснительница
