Дастур ал-Мулук (Назидание государям) - Ходжа Самандар Термези
Еще несколько раз Ануша-хан, собрав войско из тюрков, проявил усердие в разжигании огня мятежа в окрестностях крепости Дабусия. Слуги его величества [Субхан-Кули хана], Шлступая [из крепости] с отрядом испытанных в боях воинов, /Та 176/ прилагали старания в подавлении мятежа злосчастных [хорезмийцев].
Стихи
Смелые, дерзкие, воинственные мужи
Подошли друг к другу с двух сторон для битвы.
И каждый день таким образом вспыхивали бои и сражения. Поскольку помощь от бесподобного по могуществу великого [бога] была обращена во время движения и остановки к слугам [его величества Субхан-Кули-хана], государя |Л 181а| одной четверти населенной части земли, то лезвием острого меча они превратили утро жизни многих [врагов] в вечер их смерти.
При этих событиях отличились мечом сыновья Ядгар-бия минга Нияз и Раззакберди-бий. |Т 48а|
Словом, [когда] слуги Ануша-хана воочию увидели такую храбрость со стороны слуг его величества, они пришли в смятение и проиграли битву.
Стихи
Когда от старания дело его не продвинулось вперед,
Устал, несчастный, от своей работы.
Ургенджцы /Та 177/ поняли, что волны смятения [вызванного воинами Субхан-Кули-хана] так разбушевались, что тщетными усилиями и заботами [они] их не утихомирят, и тогда они направились шагами решительности в долину бегства.
Двустишие
Подобно горной куропатке, убегающей от белого сокола,
Он двигался, словно быстрый горный поток,
Преследует его победоносное войско,
Как весна, [идущая] вслед за зимней порой.
Словом, пока Ануша-хан некоторое время на пустом поле Самарканда подхватывал мяч власти кривым концом чоугана своего могущества, тот неблагодарный, злой [Бик-Кули], мечтая о господстве, надел на голову вышитую золотом шапку, похожую на нарцисс. Этот увядший, пропитанный желчью тюльпан в надежде на власть [над Самаркандом] облачился в красную, как тюльпан, кабу[276] и так опьянел от вина гордыни, что не отличал небо от земли, от опьянения своим высоким положением [впал] в такое забытье, /Та 178/ что не отличал |Л 1816| холма от ямы. Неусыпное счастье его величества [Субхан-Кули-хана] насмехалось над его беспечностью, судьба посмеялась над его несправедливыми делами. Этот нечестивец, пораженный в самое сердце, не слушал слов благожелателей, ибо настоящее злосчастье заткнуло ему уши ватой беспечности.
При таком положении дел у хорезмийцев, Мухаммед Рахим-бий юз, от страха перед силой которого леопарды горы Ахангеран[277] убегали так же, как дикий горный козел — от |Т 48б| тигра, перед великолепием счастья которого отступали львы чащи Ташкента, то есть киргизы, каракалпаки и казахи — несмотря на твердость союза [между ними] и на многочисленность снаряжения, вместе с Аллаберди-бий мингом, за которым было утверждено почетное звание бахадура, направился по пути доброжелательства наследному [хану]. Приготовив большое, не поддающееся счету войско, /Та 179/ они выступили из Ура-Тюбе[278]. Считая своим долгом воевать с хорезмийцами, они прошли крепость Сузангаран[279] и устремили свои взоры на знамя хорезмийцев.
Когда хорезмийцы увидели, что они [служат] мишенью с двух сторон для разящих стрел слуг его величества, считая, что их головы [попали] под ножницы несчастья, потеряв нить рассудительности, быстро, как игла, ушли [от опасности], скрылись, словно [внутренний] шов, сошли с правильного пути, ведущего к Путеводителю, и исполнились горячего, как раскаленное железо, желания отступить.
|Л 182а| Словом, поскольку Ануша-хан от страха перед мечами счастливых бахадуров мусульманского государя считал невозможным оставаться более трех месяцев [в Самарканде], оставив вместо себя Бик-Кули-бия вместе с его сыном, он покинул /Та 180/ столицу Самарканд в надежде завоевать Бухару. В пути, минуя крепость Дабусию, он поспешно вошел в Гидждуван.
Когда по поводу его отступления было доложено государю, что Ануша-хан, оставив Самарканд и собрав огромное войско из простых и высших слоев народа, лелея бесплодные мечты [завоевать Бухару], приготовил снаряжение и расположился на берегу канала Джильван в окрестностях Гидж-дувана, — его величество, сочтя своим долгом подавить мятеж этого злосчастного [Ануша-хана], приказал нескольким своим |Т 49а| великим эмирам выступить и преградить путь дичи, освободившейся из западни, ловко и хитро задержать [ее].
Затем сам хан, вложив благословенные ноги в стремена серого [коня], быстрого в беге, как небосвод, [сказал]: ”Обрушимся на него /Та 181/ стремительно, как быстрый горный поток, быть может, уничтожим этого злонравного на воде и на суше”. После этого языком вдохновения он изрек: ”Есть надежда на милость величайшего бога, что огонь, который разжег этот грубиян, не попадет в цель, не увидит лика |Л 182б| желанной цели, он обожжет [его самого] жаром горести, пламенем горя”. Когда он был еще увлечен этой речью, пришел Ходжа Хавенд Махмуд Ахрари и довел до слуха великого и славного [Субхан-Кули-хана], что единство врагов, напоминающих своей стройностью Плеяды, с наступлением вечера распалось, уподобившись [звездам] Большой Медведицы, и они направились в Хорезм.
Некоторые нечестивые и легковерные люди, которые запятнали наличные деньги искренности /Та 182/ пятном измены [Субхан-Кули-хану], последовали за хорезмийцами. После ухода этого заблудшего [Ануша-хана], отчаявшиеся, не имея средств к существованию, они бродили по пустыне, некоторые из них, натерев дорожной пылью опозоренные лица, намазав пылью досады лицо, стыдясь своего недостойного поступка, уповая на безграничную милость его величества [Субхан-Кули-хана], пришли к [его] порогу — Каабе праведных. Его хаканское величество [с присущим ему] исключительным |Т 49б| благодушием покрыл их проступки покрывалом прощения.
Двустишие
Для того, кто щедро наделен разумом,
Прощение проступка предпочтительнее, чем казнь преступника.
После этого события в сердце Бик-Кули-бия проник беспредельный страх и он ушел из Самарканда, через пустыню /Та 183/ направился в Хорезм, и никто больше его не видел. Крепкая |Л 183а| рука щедрого государя [Субхан-Кули-хана] так сильно потрепала ковер единства хорезмийцев, что через неделю [их] не осталось ни в одной области Мавераннахра.
Стихи
Была отвоевана вся страна,
Не осталось [в ней] и следа от вражеского войска.
Еще раз Ануша-хан, [питая] тщетные мечты, открыв врата даров перед своими людьми, — [а они] ”как скоты”[280], — и снарядив многочисленное злосчастное войско, направился в Бухару. Он полагал, что в лесу нет льва, и думал проникнуть [туда] хитростью. Он не знал, что если высоко летящий сокол счастья улетел, то хитростью не удастся вновь сделать [его] узником, когда прелестная птица счастья вырвется из рук могущества, вторично она не попадет в сети пленения.
Стихи
От кого отвернулась судьба,
Смотри, не ищи
