Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя) - Бувэй Люй
Повелевает тайвэю изыскивать отважных и храбрых, споспешествовать мудрым и добрым, поощрять высоких и сильных. Ранги и жалованье приводятся в соответствие с занимаемыми должностями.
В этой луне длинному — продолжаться, высокому — возвышаться. Ни в чем не должно быть порухи и порчи. Не следует приступать к земляным работам, не должно собирать больших толп, не нужно валить большие деревья.
В этой луне сын неба начинает носить тонкие одежды.
Повелевает смотрителям полевых работ отправиться в обход по полям и равнинам, побуждая земледельцев, убеждая народ, дабы не было упущено благоприятное время.
Повелевает блюстителю нравов отправиться по градам и весям, наставляя землепашцев, побуждая к трудам, воспрещая хорониться по городам.
В этой луне травят дикого зверя, дабы не было потравы пяти злакам, но большой охоты быть не должно.
Землепашцы подносят сыну неба пшеницу первого урожая, и он пробует ее с кабаньим мясом, принеся сперва в жертву в храме предков.
В этой луне собирают и складывают на хранение лекарственные травы. Нежные травы гибнут.
Пшеница созревает. В это время рассматривают дела, за которые положены легкие наказания, выносят приговоры за незначительные преступления, освобождают тех, кто осужден за небольшие проступки.
Когда работы по шелкопряду завершаются, подносят коконы супруге сына неба. При сборе налогов коконами за меру принимается количество тутовых деревьев. Это единая мера для благородных и подлых, юных и зрелых, ибо взимается налог для изготовления одежд, приносимых в жертву в предместном храме.
В этой луне сын неба дает пир с крепким вином, ритуальным действом и музыкой.
Если будут соблюдены эти указы, во всех трех декадах выпадут благостные дожди.
Если в первую луну лета ввести осенние указы — пойдут горькие дожди, пять злаков не станут созревать, народ со всех сторон ринется в города. Если ввести зимние указы — деревья и травы рано засохнут, потоки вод разольются с такой силой, что повредят городские валы и стены. Если ввести весенние указы — беда придет от вредителей и саранчи, поднимутся сильные ветры, и травы в цвету не дадут семян.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Об ученье / Цюань сюэ
Из преподанного прежними царями ничто не прославлено так, как сыновняя почтительность, ничто не известно так, как верность. Верность и почтительность — именно этого прежде всего жаждут правители и родители. Известность и слава — именно этого более всего желают сыновья и подданные. Однако правители и родители не обретают того, чего жаждут, а сыновья и подданные не получают того, чего желают.
Происходит это из-за незнакомства с законами природы[278] и чувством долга. Незнакомство же с долгом и законами природы проистекает из необразованности, ибо неизвестен случай, когда бы учившийся у проницательного и талантливого наставника сам не стал впоследствии мудрецом. А ведь там, где пребывает мудрец, мир приходит к истинному закону. Если он обращается вправо, становится важным правое, если влево — левое. Посему среди мудрых царей древности не было такого, кто не почитал бы наставника. Почитать наставника означает не судить по тому, благороден он или худого рода, беден или богат. И тогда слава далеко разносится, благие деяния не остаются без последствий. Ибо наука наставника не в приверженности к известности или незаметности, поклонению или презрению толпы, бедности или богатству, но в приверженности дао. Если человек обладает достоинством, и деяния его будут достойными. Он получит все, чего добивается, исполнит все, чего желает. Это происходит оттого, что человек стремится стать мудрецом. Мудрец же рождается в упорной учебе.
Ибо никто еще без упорной учебы не становился ни крупным ученым, ни прославленным мужем.
Упорство в ученье проистекает из почитания наставника. Если почитают наставника, тогда следуют его поучениям с верой и, как он, судят о дао. Кто отправляется учить, не имеет влияния, и кто призывает учителя, остается неучем. Кто сам себя унижает, того не станут слушать, и кто унижает учителя, ничего от него не услышит. Когда наставник избирает метод, которым невозможно добиться влияния и к которому невозможно привлечь внимание, и насильно обучает этому других, добиваясь от них достойного поведения, он лишь удаляется от цели. И когда ученик попадает в положение, в котором невозможно добиться влияния и в котором невозможно привлечь внимание, желая при этом прославить свое имя и достичь спокойного существования, он уподобляется хранящему за пазухой падаль, но желающему вдыхать ароматы или бросающемуся в воду, но не желающему промокнуть. Ибо ученье требует строгости, а никак не баловства.
Однако в наш век обучающие по большей части неспособны проявить строгость, скорее, напротив, склонны забавлять. Неспособность же проявить строгость по отношению к обучаемому и стремление его, напротив, ублажить напоминает такое спасение утопающего, когда его бьют камнем по голове, или такое лечение больного, когда ему дают отраву.
От этого мир впадает во все большие смуты, а неумные властители во все большее ослепление. Посему деятельность наставника должна быть обращена на достижение разумного порядка и твердое следование долгу. Когда достигается разумный порядок и утверждается следование долгу, положение наставника почетно. Цари, гуны и большие люди не смеют тогда относиться к нему свысока. Он может подняться тогда до самого сына неба, не испытывая смущения. Необязательно этой встрече будет сопутствовать согласие. Но необязательно и отступать от разумного порядка и пренебрегать долгом ради достижения этого согласия. Тем более невозможно это для желающего сохранить уважение людей. Посему наставник обязан стремиться к разумному порядку и твердо следовать долгу — только тогда он будет почитаем.
Цзэн-цзы[279] говорил: «Когда благородный муж идет по дороге, по его виду сразу можно определить, есть ли у него отец и есть ли у него наставник. Тот, у кого нет отца и нет наставника, выглядит совершенно иначе». Этим сказано, что человек должен служить наставнику, как он служит отцу.
Цзэн Дянь, отец Цзэн Шэня, как-то отправил сына с поручением. Все сроки прошли, а тот не вернулся. Люди, пришедшие к Цзэн Шэню, говорили: «Уж не погиб ли он?!» Цзэн Дянь отвечал: «Хотя бы погиб. Но я-то жив! Как же он смел погибнуть!»
Конфуций попал в опасность в Куане. Янь Хуэй отстал. Потом Конфуций сказал ему: «Я думал, тебя нет в живых». Янь Хуэй ему отвечал: «Как я смел умереть, если вы живы!»
Янь Хуэй служил Конфуцию так же, как Цзэн Шэнь служил отцу. Именно так выдающиеся люди древности почитали своих наставников. Посему и наставники не жалели знаний, обнаруживали в поучениях всю глубину дао.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О
