без автора - Тысяча И Одна Ночь. Книга 5

И древние говорят, что внутри западной пирамиды тридцать кладовых из разноцветного кремня, наполненных дорогими камнями, обильными богатствами, диковинными изображениями и роскошным оружием, которое смазано жиром, приготовленным с мудростью, и не заржавеет до дня воскресения. И там есть стекло, которое свёртывается и не ломается, и разные смешанные зелья и целебные воды. А во второй пирамиде - рассказы о волхвах, написанные на досках из кремня, - для каждого волхва доска из досок мудрости и начертаны на этой доске его диковинные дела и поступки, а на стенах изображения людей, словно идолы, которые исполняют руками все ремесла, и сидят они на скамеечках.

И у каждой из пирамид есть сторож, который её сторожит, и эти сторожа охраняют пирамиды от ударов случайностей.

И смутили диковины пирамид обладателей проницательности и прозорливости, и много есть для описания их стихов, но не достанется тебе из них ничего стоящего. К этому относятся слова того, кто сказал:

Коль цари хотят, чтобы помнили величье их,Говорят тогда языком они строений.Иль не видишь ты - пирамиды крепко стоят ещё,Не меняются под ударами событий.

И слова другого:

Посмотри же на пирамиды ты и послушай же,Что доносят нам о годах они минувших.Говорить могли б, так сказали бы они верно нам,Что сделал рок и с мёртвыми и с последними.

И слова другого:

О други, найдётся ли под небом строение,Похожее крепостью на те пирамиды две.Постройки боится той судьба, а ведь все, что есть,Теперь на лице земли судьбы опасается.Гуляют глаза мои, дивясь на постройку их,Но думам не разгуляться с мыслью, зачем они.

И слова другого:

Где тот, что пирамиды был строителем,Кто родом он, где бился он, повержен где?Остаётся след от оставивших за собой следы,А их самих настигает смерть, они падают.

Рассказ о воре, обокравшем вора (ночи 393-399)

Рассказывают также, что один человек был вором и покаялся Аллаху великому, и прекрасно было его раскаяние. И он открыл давку, где продавал материи, и провёл так некоторое время. И случилось, что в один из дней он запер свою лавку и пошёл домой. И явился кто-то из хитрых воров и оделся в одежду хозяина и вынул из рукава ключи (а это было ночью) и сказал сторожу рынка: "Зажги мне эту свечу". И сторож взял свечу и ушёл, чтобы зажечь её..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста девяносто девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что сторож взял свечу и ушёл, чтобы зажечь его, а вор открыл лавку и зажёг другую свечу, бывшую у него, и когда сторож вернулся, он нашёл вора сидящим в лавке со счётной тетрадью в руках, вор смотрел в неё и считал что-то по пальцам. И он делал так до зари, а потом сказал сторожу: "Приведи мне верблюжатника с верблюдом, чтобы он свёз мне некоторые товары". И сторож привёл ему верблюжатника с верблюдом, и вор взял четыре кипы материй и подал их верблюжатнику, и тот взвалил их на верблюда, а вор запер лавку и, дав сторожу два дирхема, пошёл за верблюжатником. Сторож думал, что это был хозяин лавки.

А когда наступило утро и засиял день, пришёл хозяин лавки, и сторож принялся его благословлять за дирхемы, но хозяин лавки стал отрицать то, что сторож говорил, и удивился этому. А открыв лавку, он увидел поток воска и брошенную тетрадь. И, осмотревшись, он обнаружил, что пропали четыре кипы материи. "Что случилось?" - спросил он сторожа, и тот рассказал ему, что делал вор ночью и как он разговаривал с верблюжатником про кипы, и хозяин лавки сказал ему: "Приведи мне верблюжатника, который носил с тобой на заре материю". И сторож отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" и привёл ему верблюжатника. И хозяин лавки спросил его: "Куда ты возил утром материю?" - "К такой-то пристани, - отвечал верблюжатник, - и я сложил их на лодку такогото. - "Пойдём со мной туда", - сказал хозяин лавки. И верблюжатник пошёл с ним на пристань и сказал: "Вот лодка, а вот её владелец". И хозяин лавки спросил лодочника: "Куда ты отвёз купца и материю?" - "В такое-то место, - ответил лодочник. - Купец привёл верблюжатника, и тот нагрузил материю на своего верблюда и ушёл, и я не знаю, куда он направился". - "Приведи мне верблюжатника, который увёз от тебя материю", - сказал ему хозяин лавки, и лодочник привёл его, и хозяин лавки спросил: "Куда ты с купцом отвёз материи с лодки?" - "В такое-то место", - ответил верблюжатник. "Пойдём со мной туда и покажи мне то место", - сказал хозяин лавки. И верблюжатник пошёл с ним в местность, далёкую от берега, и указал ему хан, в который он сложил материю, и кладовую того купца. И хозяин лавки подошёл к кладовой и открыл её и нашёл свои четыре кипы в таком же виде, неразвязанными, и подал их верблюжатнику. А вор положил свой плащ на материю, и хозяин материи его тоже отдал верблюжатнику, и тот взвалил все это на верблюда, а потом хозяин лавки запер кладовую и ушёл с верблюжатником.

И вдруг его встретил вор, и он последовал за ним, и, когда он сложил материю на лодку, вор сказал ему: "О брат мой, ты поручил себя Аллаху и взял свою материю, и из неё ничего не пропало; отдай же мне плащ".

И купец засмеялся и отдал ему плащ и не причинил ему огорчения, и каждый из них ушёл своей дорогой.

Рассказ о Масруре и ибн аль-Кариби (ночи 399-401)

Рассказывают, что повелитель правоверных Харун ар-Рашид однажды ночью испытывал сильное беспокойство. И сказал он своему везирю Джафару ибн Яхье Бармакиду: "Я сегодня ночью не сплю, и моя грудь стеснилась, и я не знаю, что делать". А его евнух, Масрур, стоял перед ним, и он засмеялся. И халиф спросил его: "Чему ты смеёшься? Смеёшься ли ты из презрения ко мне, или потому, что ты одержимый?" И Масрур отвечал: "О повелитель правоверных..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала ночь, дополняющая до четырехсот, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Харун ар-Рашид спросил Масрура-меченосца: "Смеёшься ли ты из презрения ко мне, или потому, что ты одержимый?" И Масрур отвечал: "Нет, клянусь Аллахом, о повелитель правоверных! Клянусь своей близостью к господину посланных, я сделал это не по своей воле. Я вышел вчера из дворца пройтись и дошёл до берега реки Тигра и увидел, что собрался народ. Я остановился и увидел человека, который смешил людей, и зовут его ибн аль-Кариби. И теперь я вспомнил его слова, и меня одолел смех, и я прошу у тебя прощенья, о повелитель правоверных". - "Ко мне его сию же минуту!" - воскликнул халиф. И Масрур поспешно вышел и пришёл к ибн аль-Кариби и сказал ему: "Отвечай повелителю правоверных".

"Слушаю и повинуюсь!" - ответил ибн аль-Кариби. И Масрур сказал ему:

"Но с условием: когда ты придёшь к халифу и он пожалует тебе что-нибудь, то четверть из этого будет твоё, а остальное моё". - "Нет, тебе половина и мне половина", - сказал ибн аль-Кариби. Но Масрур отвечал: "Нет!"

И тогда ибн аль-Кариби сказал: "Тебе будет две трети, а мне треть!"

И Масрур согласился на это после больших колебаний, а затем ибн аль-Кариби вышел с ним, и, придя к повелителю правоверных, он приветствовал его, как приветствуют халифов, и встал перед ним. И повелитель правоверных сказал ему: "Если ты меня не рассмешишь, я ударю тебя этим мешком три раза". Тогда ибн аль-Кариби сказал про себя: "А что может быть от трех ударов этим мешком, если даже удары бича меня не терзают?" (А он думал, что мешок пустой.) И затем он повёл речи, которые могут рассмешить разгневанного, и стал рассказывать всякие смешные вещи, но повелитель правоверных не засмеялся и не улыбнулся. И тогда ибн аль-Кариби удивился и почувствовал тоску и испугался, а повелитель правоверных сказал ему: "Теперь ты заслужил удары". И он взял мешок и ударил ибн аль-Кариби один раз (а в мешке было четыре голыша, и каждый голыш весил два ритля), и удар пришёлся ему по шее, и он закричал великим криком и вспомнил об условии, которое было у него с Масруром, и сказал: "Прости, о повелитель правоверных! Выслушай от меня два слова". - "Говори, что пришло тебе на ум!" - молвил халиф. И ибн аль-Кариби сказал: "Масрур поставил мне условие, и я сговорился с ним о том, что из милости, которая достанется мне от повелителя правоверных, треть будет мне, а ему две трети, и он согласился на это только после больших стараний. И ты не наградил меня ничем, кроме ударов, и этот удар - моя доля, а два остальных удара - его доля. Я уже получил свою долю, а он - вон он стоит, о повелитель правоверных, - дай ему его долю".

И когда повелитель правоверных услышал его слова, он так рассмеялся, что упал навзничь, и, призвав Мансура, ударил его один раз, и Масрур закричал и сказал: "О повелитель право верных, довольно с меня одной трети, отдай ему две трети..."