Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков
«Ужель потому ты заплакал…»
Ужель потому ты заплакал, что грустно воркует,Другой отвечая, голубка в долине зеленой?
Иль прежде не слышал ты жалоб и стонов голубки?Иль прежде разлуки не знал ты, на боль обреченный?
Иль ты не видал, как заветное люди теряют?Иль так же, как ты, ни один не терзался влюбленный?
Да брось ты о Лейле вздыхать: тот, кто любит, — несчастен,И страсть, без надежды, томится в душе потрясенной.
«Только тот — человек…»
Только тот — человек, тот относится к людям, кто любит.Кто любви не изведал, тот нравом бесчестен и зол.
Я ее упрекал, но она мне сказала: «Клянусь я,Что верна я тебе и что день без тебя мне тяжел.
Ты ко мне приходи, если этого сильно ты хочешь,Ибо я еще больше хочу, чтоб ко мне ты пришел».
«О Лейлы ласковый двойник…»
О Лейлы ласковый двойник, ты будь ко мне добрей:Недаром другом я тебя избрал среди зверей!
О Лейлы ласковый двойник, не убегай отсель,Быть может, долгий мой недуг ты исцелишь, газель.
О Лейлы ласковый двойник, мне сердце возврати:Оно, как бабочка, дрожит, зажатое в горсти.
О Лейлы ласковый двойник, ты мне волнуешь кровь,И ту, что не могу забыть, напоминаешь вновь.
О Лейлы ласковый двойник, со мной часок побудь,Чтоб от больной любви моя освободилась грудь.
О Лейлы ласковый двойник, не покидай лугов,Да вечно будешь ты вдыхать прохладу облаков.
Ты так похожа на нее, ты — счастье для меня,И я поэтому тебе — защита и броня.
Тебя на волю отпущу, ступай ты к ней в жилье.Спасибо ей за то, что ты похожа на нее!
Твои глаза — ее глаза, ты, как она, легка,Но только ножки у тебя — как стебли тростника.
Весь божий мир, о Лейла, вся безмерность естестваМою любовь, мою печаль в себе вместят едва!
Мне всё напоминает дни, когда с тобой вдвоемМы шли в степи, цвела весна — те дни мы не вернем!
Свой взгляд горящий от тебя пытаюсь отвести,Но он упорствует: к другой нет у него пути.
Быть может, если по земле пойду как пилигрим,С тобою встречусь я в горах и мы поговорим?
Душа летит к тебе, но я ей воли не даю:Стыдливость в этом усмотри природную мою.
О, если б то, что у меня в душе сокрыто, вдругТебе открылось, — поняла б, что я — хороший друг.
Спроси: кому когда-нибудь утяжелял я путь?Спроси: я причинял ли зло друзьям когда-нибудь?
«Мне говорят: «В Ираке она лежит больная…»
Мне говорят: «В Ираке она лежит больная,А ты-то здесь, здоровый, живешь, забот не зная».
Молюсь в молчанье строгом о всех больных в Ираке,Заступник я пред богом за всех больных в Ираке,
Но если на чужбине она — в тисках болезни,То я тону в пучине безумья, в смертной бездне.
Из края в край брожу я, мои разбиты ноги,Ни вечером, ни утром нет к Лейле мне дороги.
В груди моей как будто жестокое огниво,И высекает искры оно без перерыва.
Лишь вспомню я о Лейле, душа замрет от страсти,И кажется: от вздохов рассыплется на части…
Дай мне воды глоточек, о юное светило,Что и луну блистаньем и молнию затмило!
Ее чернеют косы, — скажи: крыла вороньи.В ней все — очарованье, томленье, благовонье.
Скитаюсь, как безумный, любовью околдован,Как будто я цепями мучительными скован.
С бессонницей сдружился, я стал как одержимый,А сердце бьется, стонет в тоске непостижимой.
Весь от любви я высох, лишился прежней силы —Одни остались кости, одни сухие жилы.
Я знаю, что погибну, — так надобны ль упреки?И гибель не погасит любви огонь высокий.
Прошу вас, напишите вы на моей могиле:«Любовь с разлукой вместе несчастного убили».
Кто мне поможет, боже, в моей любви великойИ кто потушит в сердце огонь многоязыкий?
«Красавицы уничтожают поклонников своих…»
Красавицы уничтожают поклонников своих.О, если бы они умели страдать от мук живых!
Их кудри словно скорпионы, что больно жалят нас,И нет от них противоядья, мы гибнем в тяжкий час.
Но, впрочем, есть противоядье: красавицу обнять,Поцеловать ее, желая поцеловать опять
Ту, у которой грудь и плечи прекрасней жемчугов,—Они белей слоновой кости и девственных снегов!
Красавицы в шелках блистают, одежда их легка,Но кожу нежную изранить способны и шелка.
Их стан — тростинка, но при этом их бедра широки.О, как стремлюсь я к тонкостанным всем бедам вопреки
О ты, что к юношам в жилища ночным приходишь сном,К тебе еще я не стучался в молчании ночном.
«У газеленка я спросил…»
У газеленка я спросил: «Ты милой Лейлы брат?»«Да, — он ответил на бегу, — так люди говорят».
Ее подобье, ты здоров, а милая больна,—Несправедливо! Ибо нам понятно: не она
Похожа на газель в степи, — приманку для сердец,—А нежная газель взяла ее за образец.
«Я понял, что моя любовь…»
Я понял, что моя любовь меня ведет туда,Где нет ни близких, ни родных, где мне грозит беда,
Где лишь седло да верный конь — товарищи мои,Где в одиночестве глухом пройдут мои года.
Привязанности все мои разрушила любовьС такою силой, что от них не видно и следа.
Любви я предан целиком — и телом и душой.Кто прежде так любил, как я? Никто и никогда!
«Ты найдешь ли, упрямое сердце…»
«Ты найдешь ли, упрямое сердце, свой правильный путь?Образумься, опомнись, красавицу эту забудь.
Посмотри: кто любил, от любви отказался давно,Только ты, как и прежде, неверной надежды полно.
Кто любил, — о любви позабыл и спокоен весьма,Только ты еще бредишь любовью и сходишь с ума!»
Мне ответило сердце мое: «Ни к чему руготня.Не меня ты брани, не меня упрекай, не меня,
Упрекай свои очи, — опомниться их приневоль,Ибо сердце они обрекли на тягчайшую боль.
Кто подруги другой возжелал, тот от века презрен!»Я воскликнул: «Храни тебя бог от подобных измен!»
А подруге сказал я: «Путем не иду я кривым,Целомудренный, верен обетам и клятвам своим.
За собою не знаю вины. Если знаешь мой грех,То пойми, что прощенье — деяний достойнее всех.
Если хочешь — меня ненавидь, если хочешь — убей,Ибо ты справедливее самых высоких судей.
Долго дни мои трудные длятся, мне в тягость они,А бессонные ночи еще тяжелее, чем дни…
На голодного волка походишь ты, Лейла, теперь,Он увидел ягненка и крикнул, рассерженный зверь:
«Ты зачем поносил меня, подлый, у всех на виду?»Тот спросил: «Но когда?» Волк ответствовал: «В прошлом году».
А ягненок: «Обман! Я лишь этого года приплод!Ешь меня, но пусть пища на пользу тебе не пойдет!..»
Лейла, Лейла, иль ты — птицелов? Убивает он птиц,А в душе его жалость к бедняжкам не знает границ.
Не смотри на глаза и на слезы, что льются с ресниц,А на руки смотри, задушившие маленьких птиц».
«Странно мне, что Лейла спит…»
