Сэй-Сёнагон - Записки у изголовья (Полный вариант)

– Его бьют куродо Тадатака и Санэфуса`, – добавила служанка.

Только я послала гонца с просьбой прекратить побои, как вдруг жалобный вой затих.

Посланный вернулся с известием:

– Издох. Труп выбросили за ворота.

Все мы очень опечалились, но вечером к нам подполз, дрожа всем телом, какой-то безобразно распухший пес самого жалкого вида.

– Верно, это Окинамаро? Такой собаки мы здесь не видели, – заговорили дамы.

– Окинамаро! – позвали его, но он словно бы не понял.

Мы заспорили. Одни говорили: "Это он!", другие: "Нет, что вы!".

Государыня повелела:

– Уко`н хорошо его знает. Кликните ее.

Пришла старшая фрейлина Укон. Государыня спросила:

– Неужели это Окинамаро?

– Пожалуй, похож на него, но уж очень страшен на вид, – ответила госпожа Укон. – Бывало, только я крикну "Окинамаро!", он радостно бежит ко мне, а этого сколько ни зови, не идет. Притом ведь я слышала, что бедного Окинамаро забили насмерть. Как мог он остаться в живых, ведь его нещадно избивали двое мужчин!

Императрица была огорчена.

Настали сумерки, собаку пробовали накормить, но она ничего не ела, и мы окончательно решили, что это какой-то приблудный пес.

На другое утро я поднесла императрице гребень для прически и воду для омовения рук. Государыня велела мне держать перед ней зеркало.

Прислуживая государыне, я вдруг увидела, что под лестницей лежит собака.

– Увы! Вчера так жестоко избили Окинамаро. Он, наверное, издох. В каком образе возродится он теперь? (*33) Грустно думать, – вздохнула я.

При этих словах пес задрожал мелкой дрожью, слезы у него так и потекли-побежали.

Значит, это все-таки был Окинамаро! Вчера он не посмел отозваться.

Мы были удивлены и тронуты.

Положив зеркало, я воскликнула:

– Окинамаро!

Собака подползла ко мне и громко залаяла.

Государыня улыбнулась.

Она призвала к себе госпожу Укон и все рассказала ей.

Поднялся шум и смех.

Сам государь пожаловал к нам, узнав о том, что случилось.

– Невероятно! У бессмысленного пса – и вдруг такие глубокие чувства, шутливо заметил он.

Дамы из свиты императора тоже толпой явились к нам и стали звать Окинамаро по имени. На этот раз он поднялся с земли и пошел на зов.

– Смотрите, у него все еще опухшая морда, наго бы сделать примочку, предложила я.

– Ага, в конце концов пришлось ему выдать себя! – смеялись дамы.

Тадатака услышал это и крикнул из Столового зала (*34):

– Неужели это правда? Дайте, сам погляжу,

– Говорите себе, что хотите, а я разыщу этого подлого пса. Не спрячете от меня, – пригрозил Тадатака.

Вскоре Окинамаро был прощен государем и занял свое прежнее место во дворце.

Но и теперь я с невыразимым волнением вспоминаю, как он стонал и плакал, когда его пожалели.

Так плачет человек, услышав слова сердечного сочувствия.

А ведь это была простая собака… Разве не удивительно?

{10. Первый день года и третий день третьей луны (*35)…}

Первый день года и третий день третьей луны особенно радуют в ясную погоду.

Пускай хмурится пятый день пятой луны. Но в седьмой день седьмой луны туманы должны к вечеру рассеяться.

Пусть в эту ночь месяц светит полным блеском, а звезды сияют так ярко, что, кажется, видишь их живые лики.

Если в девятый день девятой луны (*36) к утру пойдет легкий дождь, хлопья ваты на хризантемах (*37) пропитаются благоуханной влагой, и аромат цветов станет от этого еще сильнее.

А до чего хорошо, когда рано на рассвете дождь кончится, но небо все еще подернуто облаками, кажется, Bот-вот снова посыплются капли!

{11. Я люблю глядеть, как чиновники, вновь назначенные на должность…}

Я люблю глядеть, как чиновники, вновь назначенные на должность, выражают свою радостную благодарность.

Распустив по полу длинные шлейфы, с таблицами в руках (*38), они почтительно стоят перед императором. Потом с большим усердием исполняют церемониальный танец (*39) и отбивают поклоны.

{12. Хотя караульня в нынешнем дворце (*40)…}

Хотя караульня в нынешнем дворце расположена у Восточных ворот, ее по старой памяти называют Северной караульней.

Поблизости от нее поднимается к небу огромный дуб.

– Какой он может быть высоты? – удивлялись мы.

Господин почетный тю`дзё (*41) Нарино`бу пошутил в ответ:

– Надо бы срубить его у самого корня. Он мог бы послужить опахалом для епископа Дзете.

Случилось так, что епископ этот был назначен настоятелем храма Ямасина` и явился благодарить императора в тот самый день, когда господин Наринобу стоял во главе караула гвардии.

Епископ выглядел устрашающей громадиной, ведь как нарочно, надел сандалии на высоких подставках.

Когда он удалился, я спросила Наринобу:

– Что же вы не подали ему опахало?

– О вы ничего не забываете! – засмеялся тот.

{13. Горы}

Горы О`гура (*42) – "Сумерки", Касэ` – "Одолжи!" Мика`са – "Зонтик", Конокурэ` – "Лесная сень", Ирита`ти – "Заход солнца", Васурэ`дзу – "Не позабуду!", Суэнома`цу – "Последние сосны", Катаса`ри – "Гора смущения", – любопытно знать: перед кем она так смущалась?

Горы Ицува`та – "Когда же", Каэ`ру – "Вернешься", Нотисэ` – "После…".

Гора Асакура` – "Кладовая утра". Как она прекрасна, когда глядишь на нее издали!

Прекрасная гора Охирэ` (*43). Ее имя заставляет вспомнить танцоров, которых посылает император на праздник храма Ивасими`дзу.

Прекрасны горы Мива` – "Священное вино".

Гора Тамукэ` – "Возденем руки". Гора Матиканэ` – "Не в силах ждать". Гора Тамасака` – "Жемчужные склоны". Гора Мимина`си – "Без ушей".

{14. Рынки}

Рынок Дракона. Рынок Сато`.

Среди множества рынков в провинции Ямато всего замечательней рынок Цуба`. Паломники непременно посещают его по дороге в храмы Хасэ` (*44), и он словно тоже причастен к поклонению богине Ка`ннон.

Рынок Офуса`. Рынок Сика`ма. Рынок Асука`.

{15. Горные пики}

Горные пики Юдзурува`, А`мида, Иятака`.

{16. Равнины}

Равнина Мика`. Равнина А`сита, Равнина Соноха`ра.

{17. Пучины}

Касикофу`ти – "Пучина ужаса"… Любопытно, в какие мрачные глубины заглянул тот, кто дал ей такое название?

Пучина Наирисо` – "Не погружайся!" – кто кого так остерег?

Аоиро` – "Светло-зеленые воды" – какое красивое имя! Невольно думаешь, что из них можно бы сделать одежды для молодых куродо.

Пучины Какурэ` – "Скройся!", Ина` – "Нет!",

{18. Моря}

Море пресной воды (*45). Море Ё`са (*46). Море Кавафу`ти (*47).

{19. Императорские гробницы (*48)}

Гробница Угу`ису – "Соловей". Гробница Касива`ги – "Дубовая роща". Гробница Амэ` – "Небо".

{20. Переправы}

Переправа Сикасуга`. Переправа Коридзума.

Переправа Мидзуха`си – "Водяной мост".

{21. Чертоги (*49)}

{22. Здания}

Врата Левой гвардии (*50). Прекрасны также дворцы Ни`дзё, Итидзё. И еще дворцы Сомэдоно`-но мия`. Сэкайи`н, Сугава`ра-но ин, Рэнсэйи`н, Канъи`н, Судзакуи`н, Оно`-но мия`, Коба`й, Ага`та-но идо`, Тосандзё`, Кохатидзё`, Коитидзё`.

{23. В северо-восточном углу дворца Сэйрёдэ`н…}

В северо-восточном углу дворца Сэйрёдэ`н (*52) на (*51)скользящей двери, ведущей из бокового зала в северную галерею, изображено бурное море и люди страшного вида: одни с непомерно длинными руками, другие с невероятно длинными ногами. Когда дверь в покои императрицы оставалась отворенной, картина с длиннорукими уродами была хорошо видна.

Однажды придворные дамы, собравшись в глубине покоев, со смехом глядели на нее и говорили, как она ужасна и отвратительна!

Возле балюстрады на веранде была поставлена ваза из зеленоватого китайского фарфора, наполненная ветками вишни. Прекрасные, осыпанные цветами ветви, длиною примерно в пять локтей, низко-низко перевешивались через балюстраду…

В полдень пожаловал господин дайнаго`н Корэтика`, старший брат императрицы. Его кафтан "цвета вишни" уже приобрел мягкую волнистость. Темно-пурпурные шаровары затканы плотным узором. Из-под кафтана выбиваются края одежд, внизу несколько белых, а поверх них еще одна, парчовая, густо-алого цвета.

Император пребывал в покоях своей супруги, и дайнагон начал докладывать ему о делах, заняв место на узком деревянном помосте, перед дверью, ведущей в покои государыни.

Позади плетеной шторы, небрежно спустив с плеч китайские накидки (*53), сидели придворные дамы в платьях "цвета вишни", лиловой глицинии, желтой керрии и других модных оттенков. Концы длинных рукавов выбивались из-под шторы, закрывавшей приподнятую верхнюю створку небольших сито`ми, и падали вниз, до самого пола.

А тем временем в зале для утренней трапезы слышался громкий топот ног: туда несли подносы с кушаньем. Раздавались возгласы: "Эй, посторонись!"

Ясный и тихий день был невыразимо прекрасен. Когда прислужники внесли последние подносы, было объявлено, что обед подан.

Император вышел из главных дверей. Дайнагон проводил его и вернулся назад, к осененной цветами балюстраде.