Wolfram von Eschenbach - Parzival

Молва идет из уст в уста.

Вы слабым женщинам опора.

И, полагаю, без укора

Вы мой воспримете рассказ

О том, что столь печалит нас".

И Гамурет сказал: "Поверьте,

Я предан вам до самой смерти,

И я на поединок выйду

С любым, кто вам нанес обиду,

Посмев нарушить ваш покой.

Но кто же, кто же он такой,

Подвергший вас жестоким бедам?

Увы, он мне пока неведом!..

. . . . . . . . .

Скажите прямо: кто ваш враг?

Откуда? Из какого стана?"

И королева Белакана

Герою отвечала так:

"Узнайте жребий мой ужасный:

Служил мне юноша прекрасный,

Чистейшим сердцем наделен,

Душою девственно-невинной,

Он обладал отвагой львиной

И был... Он был в меня влюблен.

Да, пылко, слепо, беззаветно

И, признаюсь, не безответно:

Я втайне любовалась им,

Отважным рыцарем моим,

Моим вернейшим паладином,

Ценя его высокий сан, -

Его отец был властелином

Одной из мавританских стран.14

Но я невольно согрешила,

Я испытать его решила,

Сказав: "Геройством заслужи

Благоволенье госпожи!

Доспехи – мужеству помеха.

Без них добейся ты успеха!"

И – горе мне! – войдя в азарт,

Доспехи скинул Эйзенгарт...

Оставив грудь незащищенной,

Он дрался, смерти вопреки.

Но смерть пришла: копьем пронзенный,

Он пал от рыцарской руки.

Но за мгновенье до кончины,

Успев собрать остаток сил,

Он в грудь соперника вонзил

Копье... Так действуют мужчины!..

Ах, я жестоко поплатилась

За прихоть дерзкую мою.

Вокруг молва распространилась

О том, что не в честном бою

Пал мой избранник ненаглядный,

А что рукою кровожадной

Сплела я заговора сеть,

Чтоб, устранив с дороги сына

Страны соседней властелина,

Его землею завладеть.

И мигом вспыхнула война.

Моя страна разорена,

Огнем безжалостным объята.

Но хоть я плачу и казнюсь,

Богами нашими клянусь,

Что я ни в чем не виновата!.."

Почти не сдерживая плача,

Она вела свой разговор,

Украдкой за слезами пряча

Воспламененный страстью взор.

И Гамурет, сидевший рядом,

Ей отвечал таким же взглядом,

И разгоралось сердце в нем

Блаженно-сладостным огнем.

Меж тем владычица привстала,

Вина пригубив из бокала,

Давая рыцарю понять,

Что сим окончено свиданье,

Хоть оба, как гласит преданье,

Волненья не могли унять.

. . . . . . . . .

И с увлажненными очами

Герой сказал высокой даме:

"О, пусть отныне этот меч

Мне даст возможность уберечь

От новых бедствий вашу землю.

С отрадой этот долг приемлю,

Всем сердцем вам принадлежа.

Моя святая госпожа,

Я вашу возмещу потерю!.."

Она шепнула: «Я вам верю...»

К бургграфу рыцарь возвратился.

Хозяин к гостю обратился:

"Мой друг, не хочешь ли, скажи,

Взглянуть на наши рубежи?

Предвидя вражье наступленье,

Войска возводят укрепленья.

Сейчас предмет моих забот

Шестнадцать городских ворот:

Враги в них ринуться готовы.

Шалишь! У нас крепки засовы!.." -

Так утешал себя бургграф.

Но, к месту битвы прискакав,

Наш рыцарь видит: дело худо;

Спасти их может только чудо.

Тесней сжимается кольцо,

И жадно дышит смерть в лицо.

Ужасен город осажденный,

Он, словно на смерть осужденный.

Ждет в страхе часа своего.

Со всех сторон вокруг него

Противник дерзостный залег.

О нет, ни выкуп, ни залог,

Ни тонкость хитроумной лести

Не отвратят кровавой мести...

Кто сдержит вепрей разъяренных?..

И глянь: на вражеских знаменах

Убитый князь изображен,

Копьем предательским сражен.

Но как бы в виде возраженья

На лживые изображенья

Та, что невинна и чиста,

Два к небу поднятых перста

На стягах вышить повелела

И этим символом клялась,

Что за святое бьется дело

И что, богам своим молясь,

Скорбит о друге убиенном,

О дорогом, о незабвенном...

Бургграфа Гамурет спросил:

"Откуда столько свежих сил

У ваших недругов берется?

Как величать их полководца?

Кто покровитель пришлых банд?"

Бургграф ответил: "Фридебранд,

Главарь наемников-шотландцев.

Когда б не помощь иностранцев,

Давно б мы им свернули шею.

Я в том тебя заверить смею!

Вообрази: во вражьем стане

Средь мавров служат христиане,

И прочим воинам пример

Заморский рыцарь Хютигер.15

Он в ратном деле исполин.

Из наших братьев не один

Его копьем насквозь проколот.

При этом он красив и молод,

Обворожителен весьма.

Всех наших дам он свел с ума.

А быть любимым женским полом -

Не меньше, чем владеть престолом!.."

Но вот за лесом солнце село,

То время трапезы приспело,

И старый маршал говорит:

«Поедем! Стол давно накрыт».

О, если вы узнать могли б

Об этом рыцарском обеде,

Где громоздились горы снеди -

От цапель жареных до рыб.

И все, чтя святость ритуала,

Сама хозяйка подавала.

Явилась королева в дом,

Чтоб лично убедиться в том,

Что угощают Гамурета,

Не нарушая этикета.

Она колено преклонила.

Героя это удивило:

Не ждал он почести такой...

Затем она своей рукой

Отрезала кусочек цапли

И налила ему вина.

Он осушил бокал до капли:

«За вас, светлейшая жена!»

Тут зазвенели бубенцы,

Взялись за дело игрецы,

Закувыркались скоморохи,

Потешно прыгая, как блохи.

Но королева Белакана

Глаз не сводила с капеллана:

Его наш доблестный герой

Возил повсюду за собой.

Затем промолвил юный воин:

"О высочайшая из жен!

Я слишком щедро награжден

И этой чести недостоин".

И Белакана улыбнулась:

В ней жизнь воскресла, страсть проснулась,

И, обходя пажей и слуг,

Преподнесла им угощенья.

Зарделись люди от смущенья,

Приняв дары из этих рук!

. . . . . . . . . .

Она кивнула головой,

Произнося в прощальном тосте

Хвалу хозяевам и гостю,

И воротилась в замок свой.

Служанки с черными очами

Ей освещали путь свечами

В больших светильниках златых...

Она ушла... И дом затих...

Бургграф улегся на перинах.

И, как в сказаниях старинных,

Вокруг него пажи легли,

Что сон хозяйский стерегли:

Ведь супротивник недалече...

Не потухали в доме свечи,

И было в нем светло, как днем,

И спали все тревожным сном...

А Гамурет? Он в этот час,

И вовсе не смыкая глаз,

Метался на роскошном ложе.

Пылало гордое чело.

На подвиг рыцаря влекло

В честь королевы чернокожей.

В груди дыхание стеснилось,

Тревожно, тяжко сердце билось,

Им завладели в то мгновенье

Любовь и воинское рвенье,

Жгла сердце огненная рана.

И только утренний рассвет

В окно увидел Гамурет,

К себе призвал он капеллана,

Чтоб душу укрепить молитвой

Перед решающею битвой...

Герою панцирь принесли,

Коня лихого привели,

Что был не раз в бою испытан,

В конюшнях рыцарских воспитан

И от загривка до копыт

Надежным панцирем прикрыт...

Герой вдевает ногу в стремя.

Он полон ярости святой!

Сверкает бармица.16 На шлеме

Пылает якорь золотой.

Щит изумрудами украшен.

Из окон, с крыш, с дворцовых башен

Народ на рыцаря взирает,

У женщин сердце замирает.

И королева говорит:

"Да, он прекрасен беспримерно!

Так боги выглядят, наверно!"

(О, как лицо ее горит!)

И он, пустив коня в карьер,

Летит вперед на поле боя...

Меж тем отважного героя

Приметил рыцарь Хютигер.

И говорит, весьма встревожен:

"На сарацина не похож он!

Неужто с ней вступил в союз

Молвой прославленный француз?

Ну что же, некуда деваться!

Придется с ним посостязаться.

Кто сможет одолеть меня?"

И вот, вскочивши на коня,

Он, по условленному знаку,

Тотчас же ринулся в атаку...

Теперь сошлись они друг с другом.

Колотят копья по кольчугам,

И древки яростно трещат,

И щепки на землю летят.

Ах, в беспощадной этой рубке

Ждать не приходится уступки.

И неужель во цвете лет

Погибнуть должен Гамурет?

Ведь Хютигер одолевает...

Но в жизни всякое бывает,

И не во сне, а наяву,

С коня ударом сброшен,

Противник валится в траву.,.

Анжуец сильно огорошен:

Нельзя лежачего добить!

Но растолкуйте, как с ним быть,

Коль Хютигер не хочет сдаться.

Он, отдохнув, спешит подняться

С сырой земли и прямо в грудь

Копье противнику воткнуть.

«Э, не пройдет сия уловка!..»

И Гамурет пронзает ловко

Своим копьем плечо врага:

"Сдавайтесь, если дорога

Вам жизнь! Ведь глупо гнить в могиле!"

Тот говорит: "Вы победили!

Но объясните, мой герой,