Автор неизвестен - Сказание о годах Хогэн
Так он сказал и захлебнулся слезами.
— Су У[412] удерживали в стране варваров, но в конце концов он получил возможность поклониться драконовому лику китайского императора. Лю Юань[413] поселился в жилище бессмертных, а потом встретился со своими потомками в седьмом колене. Говорят, что дом этих людей находился в ином мире, но не все из них, кому для этого хватило жизни, смогли после долгой разлуки встретиться вновь. Как это печально — жить, будучи не в состоянии встретиться ещё раз! И как это горько — разлучившись, после этого смотреть на всё свысока! Мучить так своё сердце, — значит причинять себе страдания пуще всяких других.
Так говорил Первый министр, не в силах удерживать слёзы. Когда вельможа выражал свои сожаления, рукава одежды даже у простолюдинов не могли оставаться сухими.
— Итак, родившись в доме Левых министров и наследственных регентов и канцлеров, министр получал от императора повеления о предварительном просмотре государственных дел. Он был одарённее всех, в мире прославлен своими талантами и мастерством. И всё-таки, после того как он стал главой клана, он, должно быть, плохо осуществлял управление, если пресветлому богу святилища Касуга[414] благоугодно было покинуть его, — злорадно говорили все.
ГЛАВА 8.
О том, как некоторые мятежники были вызваны и схвачены
В пятнадцатый день той же луны на улице Сандзё выдвинули обвинение дайбу из Левой половины столицы господину Норинага, младшему советнику 4-го ранга Наридзуми, владетелю провинции Ното господину Иэнака, сикибу-но-таю Моринори, куранто-но-таю Цунэнори и ещё пяти вельможам. Среди них Моринори и Цунэнори были родственниками Левого министра с материнской стороны, поэтому считалось, что они знали о целях всего этого дела, проклинали монашествующего экс- императора Коноэ и монашествующую императрицу Бифукумон-ин, а потом сожгли храм Токудайдзи. Со Сукэясу из дворца Такигути получил указание, чтобы в Управлении охраны дворцовых ворот к ним применили пытки, и чиновники Сыскного ведомства вывели их перед своим ведомством, сорвали с них одежды и надели на их шеи верёвки. Люди эти сложили молитвенно руки ладонями вместе с мыслью: «Что же с нами будет?» — жалко было смотреть, как они томились.
Однако, поскольку дело касалось уголовного законодательства, им учинили допрос с семьюдесятью пятью ударами палкой. Сначала они кричали в голос, а потом даже голоса не подавали. Не в силах вынести смертельных мук, они повалились на землю. Прежде редко случалось, чтобы люди, имеющие ранги выше 5-го, несли наказание ударами палкой. В старину, во времена императора Мидзуноо[415], в десятый день 3-й луны 8-го года правления под девизом Дзёган[416] горели дворцовые ворота Отэммон. По подозрению в преступлении тогда был бит старший советник Томо-но Ёсио[417]. И на этот раз рассказывали о том же.
ГЛАВА 9.
О пострижении в монахи принца Сигэхито[418]
Тогда же всё время разыскивали принца Сигэхито, однако никто не знал, где он находится. Тем временем принц проезжал перед воротами Сюдзякумон[419] в экипаже для придворных дам. Здесь судья Хэй Санэтоси заметил его и сообщил во дворец. Оттуда прибыл посыльный, который спросил:
— Куда изволите следовать?
Принц ответил ему, что направляется в храм Ниннадзи для того, чтобы постричься в монахи.
— Вам нужно без промедления осуществить это Ваше заветное желание! — заметил Санэтоси и препроводил принца к Канкё, содзё из павильона Гэдзоин, Хранилища Цветка Лотоса, где вскоре сообщил, что принца следует постричь.
Содзё заставил повторить эти слова не раз и не два, поскольку императорское повеление весомо[420]; и, будучи не в силах противиться, он сбрил принцу волосы.
Пока все об одном только и думали, что о ранге этого господина, этим всё и кончилось. Хоть и было всем стыдно, но получилось глупо. Что же касается самого принца, то, поскольку он был воспитанником покойного ныне вельможного дознавателя Тадамори[421], он отрёкся от Киёмори[422], а тот огорчился, когда узнал, что принц подчинился обычаям мира. Поэтому после получения подобного известия он втайне ото всех проливал слёзы.
ГЛАВА 10.
О том, как скорбел Новый экс-император
Новый экс-император был переправлен к монаху-законоблюстителю Камбэну[423] и находился у него. Но людей, которым следовало прислуживать ему, там не было, сам же он был в слезах, и сердце государево не очистилось. В сильной скорби он продолжал размышлять так:
Я оставилПлывущее облако —Бренный мир,Которым былСтоль озабочен!Задремав,Забываешь,Что всё преходяще.Просыпаешься с чувством,Что всё это сон[424].
ГЛАВА 11.
О том, как сдался Тамэёси
Ходили слухи, что Тамэёси, судья с улицы Рокудзё, находится в Восточном Сакамото[425], поэтому Киёмори, владетель провинции Аки, сообщил, что должен сделать запрос. Тем временем, собралось более 500 всадников, которые переправились через бухты Сига и Карасаки[426] и направились в Восточный Сакамото.
Пока они то тут, то там в разных местах вели поиски, в Трёх пагодах[427] собралось множество монахов.
— Хоть и говорят, что здесь заперся враг династии, но без спроса вторгаться в храмы никак нельзя. Следует просить монахов, чтобы они Вас проводили, — негодовала братия.
Киёмори отвечал, что это не его личное дело, ссылаясь на спущенный ему приказ императора.
— Даже речи нет о таком прецеденте, когда бы люди шли против государева повеления, — заявил он и арестовал двоих вассалов.
Киёмори не стал сражаться с монахами, но, потеряв достоинство, повернул назад и дотла сжёг жилища у западной бухты возле Оцу[428]. Это потому что он слышал, будто тамошние жители посадили вчера на корабль судью и переправили его в бухту Мино. Однако этот его поступок был несправедливым.
Тамэёси не находился там, где ожидали. Он укрылся у Микавасири Горо тайфу Кагэёси, и в шестнадцатый день той же луны 50 всадников, миновав храм Миидэра, направились в Восточные провинции, однако они подверглись чему-то вроде наказания Неба и в бухте Мино, поражённые тяжёлыми болезнями, решили, что всё, по-видимому, кончено.
Пока то да сё, они стали помогать друг другу и в конце концов пустились в бегство. Тогда до них дошёл слух, будто на подходе находятся большие силы правительственных войск. Те немногие вассалы, что следовали за Тамэёси, отстали от него, а с ним остались шестеро его детей и несколько всадников.
Сильно обеспокоенный, он думал перебраться в восточную часть провинции Оми, однако стало слышно, что застава Фува[429] закрыта, и тогда Тамэёси решил, что дети его должны поступать кто как захочет, а сам он вернётся назад и побудет пока у Горо-даю в Восточном Сакамото.
Несколько дней спустя по совету придворной челяди он поднялся на гору Хиэйдзан, явился к монаху из Южной долины, что возле Восточной пагоды, и, вступив на Путь Оставившего свой дом[430], облачился в одеяния с чёрными рукавами.
Прежде желал он стать владетелем провинций Иё, Харима и Муцу, теперь же, напротив, уединившись плотью, подобной росе, наголо обрив голову, подобную снегу, взял себе буддийское имя, о коем и не помышлял, и стал прозываться Гихобо.
Этого Тамэёси, когда ему было 14 лет, в награду за то, что он взял в плен своего дядю Ёсицуна, сделавшегося врагом династии, назначили младшим офицером Левой гвардии охраны дворцовых ворот. В 18 лет за заслуги в препровождении нарских монахов[431] из Куринояма восвояси он был назначен в Сыскное ведомство, а в ответ на слова о том, что должен служить в какой-либо провинции, сказал, что это должна быть одна из тех провинций, в которых служили его предки. Ему ответили тогда, что, может быть, он надеется получить место в провинции Муцу[432], но ведь в те времена, когда его предок Ёриёси[433] стал в этой провинции занимать должность, в ней двенадцать лет шла война. Когда же в этой провинции исполнял служебные обязанности его отец Ёсииэ, война продолжалась ещё три года, а потому считается, что его дом стал навлекать на неё несчастья. Что высочайшее соизволение еще не последовало, но судья сказал, чтобы для него выбрали какую-нибудь другую провинцию, не Митиноку.
Однако и ни в какую другую провинцию его не назначили, и до 60 с лишним лет он состоял низшим чиновником в Сыскном ведомстве. В довершение всего Тамэтомо после беспорядков в земле Тиндзэй был назначен туда государственным чиновником, а потом снова служил в том же Сыскном ведомстве. В душе он испытывал грустное чувство из-за того, что не достиг той цели, о которой мечтал, что напрасно мечтал он о будущем процветании.
