Предания об услышанных мольбах - Ван Янь-сю
В период Шести династий (229—589) термин сяошо приобретает значение короткого сюжетного рассказа. Эти объединенные в сборники рассказы почерпнуты либо из жизнеописаний исторических деятелей и других исторических источников, либо из фольклорных источников, восходящих к легенде, сказу, преданию, анекдоту. Короткий рассказ III—VI вв. запечатлевает занимательное событие как бы само по себе, не привнося в него явно выраженного назидательного смысла или дидактического оттенка, что и служит основанием для определения его как «сюжетная проза». Период III—VI вв. отмечен появлением большой серии сборников сяошо, среди которых наиболее известны и благополучно сохранились до наших дней «Жизнеописания святых и бессмертных» Гэ Хуна (283 — 364), уже упомянутые «Ходячие толки в новом пересказе» Лю И-цина (403—444) и «Записки о поисках духов» Гань Бао (конец III—середина IV вв.), а также «Продолженные записки о поисках духов», приписываемые Тао Юань-мину (365—420). На целый порядок выше число сборников либо полностью утерянных, либо сохранившихся во фрагментах, включая ранее упомянутые «Записи, рождающие улыбку» Хоу Бо (вторая половина VI в.), а также «Лес улыбок» Ханьдань Шуня (первая половина III в.), «Невежественные россказни» Шэнь Юэ (441 — 513), «Короткие рассказы» Инь Юня (471 — 529) и многие другие.
Основной разновидностью сяошо Шести династий становится рассказ об удивительном и необычайном, таинственном и невероятном, получивший в традиционной китайской филологии уже в XVI в. наименование «рассказ о чудесах». Реальные исторические лица (причем часто — весьма известные и влиятельные) соседствуют и взаимодействуют в рассказах о чудесах с персонажами из мира фантазии, легенд, народных преданий, а достоверные и точно датированные исторические события причудливо сочетаются с происшествиями, которые наш здравый смысл отказывается признать вероятными. Однако мы совершили бы акт произвола, попытавшись навязать авторам-составителям сборников сяошо наши представления о реальном. Создатели короткого рассказа отбирали из письменной и устной традиции наиболее занимательные, загадочные и невероятные истории, но при этом, безусловно, полагали их вполне достоверными. Короткий рассказ привнес в китайскую литературу интерес к удивительному и необычайному, занимательному и забавному, но ни в коей мере не претендовал на вымысел, более того, был чужд понятию вымысла как литературного приема. На этом основании короткий рассказ определяют только в предшественники (хотя и ближайшие) китайской художественной прозы, подлинное рождение которой принято связывать с появлением на рубеже VII—VIII вв. жанра новеллы чуаньци, или «повествования об удивительном»[4]. По прошествии же тысячелетия термин сяошо вновь вошел в китайский литературный обиход и остается в широком употреблении по настоящее время: в этом привычном значении он обозначает повествовательную или художественную прозу, включая новеллу, повесть, роман.
* * *
Короткий рассказ запечатлел исторические приметы породившей его эпохи. III—VI вв. в истории Китая отмечены суровыми социальными потрясениями, чередой кровавых междоусобиц, противостоянием Севера, захваченного «варварами»-иноземцами, и Юга, где обосновались китайские династии. В 311 г. под ударами кочевников-сюнну (те самые воинственные гунны) пал Лоян — столица династии Цзинь, лишь несколькими столетиями ранее объединившей Китай. Еще через пять лет с падением Чанъани, служившей последним прибежищем династии, северные владения были утеряны окончательно. Отныне династия Цзинь (по географическому положению получившая название Восточная Цзинь) обосновалась в бывшей столице царства У (222— 280) Цзянье—Цзянькане (совр. Нанкин). Правившие в Цзянье— Цзянькане династии У, Восточная Цзинь (317—420), а затем сменившие их Сун (420-479), Ци (479-502), Лян (502—557), Чэнь (557-589) принято именовать в китайской традиции Шестью династиями. На Севере Китая в продолжение трех столетий правили, вели войны, сменяли друг друга династии «варваров»-кочевников, или «пяти северных племен»: сюнну, цзе, сяньби, ди, цянь.
Потеря исконных китайских земель на Севере, хроническая политическая и социальная нестабильность вызвали глубокий духовный кризис в китайском обществе. Китайские умы более не могли вдохновляться примером Конфуция, который «не говорил о необычайном, проявлениях силы, беспорядках и духах» («Луньюй», гл. 7). В духовной атмосфере смутного времени воистину царит культ необычайного, удивительного, экстраординарного, преобладает интерес к таинственному, сверхъестественному, потустороннему. Веками культивируемый идеал высокого государственного служения, воплотившийся в конфуцианском образе «благородного мужа» — цзюньцзы, уступает место жизненному модусу, исключающему причастность к «псевдополезным» государственным делам, предполагающему отрешенность от всего мирского и суетного. В ранний период смутного времени в интеллектуальной жизни господствует «темное», или «сокровенное», учение сюаньсюэ, опирающееся на конфуцианские начала, но развивающее по преимуществу даосские принципы естественности, единения с природой, «недеяния». В широкой же социальной среде преобладает религиозный даосизм, опирающийся на древнюю культовую практику шаманства и магии, народные верования. Со второй половины IV в. значительное, если не главенствующее, влияние в китайской духовной жизни приобретает буддизм, проникший в Китай еще в I в. н. э.
КНИГИ, СПОСОБСТВУЮЩИЕ УЧЕНИЮ ГОСПОДИНА ШАКЬЯ
...Я отважился записать услышанные мною истории и собрать их воедино. Подробно и по порядку изложив полученные мною сведения, я указываю, как и кем они были услышаны и увидены; не приукрашивая эти доподлинные свидетельства, в точности передаю истинно происшедшие события. Пусть обратят на них внимание будущие читатели!
Тан Линь. Предисловие к «Воздаянию в загробном мире»
Китайская традиция связывает проникновение буддизма в Срединное государство (а в буддийском обиходе — Восточное) с прибытием ко двору ханьского императора Мин-ди (58 — 76) первых индийских миссионеров-переводчиков. (Сюжет о вещем сне императора Мин-ди и последующем пришествии в Лоян Кашьяпа Матанги открывает и сборник Ван Яня «Вести из потустороннего мира».) Однако сие знаменательное событие так и осталось хотя и первым, но лишь кратким эпизодом в истории китайского буддизма. Проникновение и первые успехи буддийского вероучения в Восточном государстве обеспечивались усилиями относительно поздних поколений миссионеров-переводчиков, начиная с Ань Ши-гао (II в.) и Локакшемы (вторая половина II в.), а затем Кан Сэн-хуэя (ум. в 280 г.), Дхармаракши (236—313) и многих других.
«Механизм» проникновения Закона Будды в Китай в этот наиболее романтический миссионерский период состоял в самом общем виде в следующем. Преодолевая всевозможные трудности, иноземный буддийский подвижник морским или, чаще, пешим маршрутом прибывает в Китай с поклажей канонических текстов — сутр. (Некоторые подвижники, одаренные феноменальной памятью — традиционная культура мнемотехники в их среде необычайно высока, — держат обширный канонический текст в голове, однако этот вариант менее предпочтителен для китайцев, обычно испытывающих пиетет к письменному слову.) При условии «социального заказа» и материальной поддержки власть предержащих он с оригинала (реже по памяти) изустно воспроизводит канонический текст. Обширный штат
