Ки-но Цураюки - Дневник путешествия из Тоса (Тоса никки)
День 5-й. Ветер и волны не перестают, поэтому и находимся все на том же месте. Разные люди без конца приходят навестить нас.
День 6-й. Так же, как вчера.
День 7-й наступил. Находимся в том же порту. Вспомнили, что сегодня процессия белых коней[15], да все напрасно. Видны одни только белые волны. Между тем из дома одного человека, из такого места, которое называется Икэ (Пруды), в длинных коробах прислали всякой снеди. Карпов там, правда, не было[16], но были и речные, и морские продукты, начиная с золотых карасей. Коробы внесли на плечах, один за другим. Первая зелень была предназначена уведомить нас, какой сегодня день[17]. Была здесь и песня. Это была превосходная песня:
Вот молодые травы,Собранные на Прудах,Где и воды-то нет.Ведь те Пруды — равнинаВ редких зарослях кустов асадзи[18]
Пруды — это название места. Там жила знатная дама, что вместе с мужем приехала из столицы. Яства из ее коробов раздали всем, вплоть до детей, и все наелись досыта. Корабельщики так барабанили по переполненным животам, что сумели даже всполошить море и поднять волны.
Итак, за это время происшествий было много. Сегодня тот человек, который пришел, распорядившись принести коробочки с завтраками, — как же его имя-то? Сейчас вспомню. Так этот человек, оказывается, мечтал прочесть нам свои стихи. Он говорил обо всякой всячине, выражал сожаление по поводу того, "что волны все встают", и прочел все-таки эти стихи. Вот они:
Громче реваБелых волн,Вставших на пути,Буду плакать я,Здесь оставленный.
Очень это, должно быть, громкий голос. Но каковы стихи в сравнении с принесенными яствами! Казалось, каждый расчувствовался от этих стихов, но ответных не сложил никто. Был среди нас человек, который мог бы сочинить ответ, но он лишь эти стихи похваливал да яства поедал, а ночь становилась все глубже. Автор стихов встал, сказав: "Я еще не ухожу". И одна девочка, дочь одного из путников, говорит тихонько: "Я сложу ответ на эти стихи". Мы поразились:
— Это же великолепно! Ты его прочтешь? Если можешь прочесть, говори скорее!
— Дождусь человека, который вышел, сказав: "Я еще не ухожу", и прочту.
Стали того искать, и оказалось, что он вроде бы сказал: "Уже поздно" и сразу ушел.
— Все-таки как бы ты ответила-то? — спрашиваем мы с интересом.
Ребенок, само собой разумеется, смущается и ничего не говорит. Стали просить настойчивее, и вот девочка продекламировала такие стихи:
У путниковИ тех, кто остается.Такие ж реки слез на рукавах.Но только берега ихЧересчур намокли…
Каково сказано! Может, стихи понравились оттого, что ребенок такой милый? Да нет, это вышло совершенно непроизвольно. Их переписали, рассудив так: "Конечно, стихи не без изъяна, — ведь они детские. Но, пожалуй, не хуже, чем у старухи или старика! Да будь они даже плохие, будь какие угодно, при случае мы передадим их по назначению".
День 8-й. Случились помеха, и мы стоим все на том же месте. Сегодня вечером луна погружалась в море. При виде этого вспомнились стихи высокочтимого Нарихира[19]:
Раздвиньтесь, гребни гор,Чтобы луна не заходила[20].
Если бы он слагал их на берегу моря, то сложил бы, наверное, так:
Восстаньте, волны, помешайте ей,Хочу, чтобы луна не заходила.
Сейчас, вспомнив эти стихи, один человек продекламировал:
Когда смотрю я, как струитсяПо волнам от луны сияющий поток,Я представляюВ этом мореРеки Небесной кроется исток[21].
В день 9-й рано утром вышли на веслах из Омимато, сказав: "Встретимся на стоянке в Наха". Среди множества людей, что пришли проводить нас и по очереди говорили друг другу: "Пока они в пределах нашей провинции…" повсюду за нами следовали с того самого дня, когда губернатор выехал из своей резиденции, Фудзивара-но Токидзанэ, Татибана-но Суэхира и Хасэбэ-но Юкимаса. Все это были люди с чистыми помыслами. Глубиною их помыслы не уступят и здешнему морю.
Теперь мы гребем прочь от берега. Все они один за другим пришли проводить нас. И вот, по мере того как мы отплываем на веслах, те, кто остался у кромки моря, все отдаляются. Да и от них становятся не видны отплывшие на судне. Должно быть, и на берегу есть что сказать нам; и на судне думается о них, однако делать нечего. Обо всем этом декламирую про себя стихи:
Летят к вам через мореНаши думы.Но никогда о нихВам не узнатьБез наших писем.
Вот мы проходим мимо соснового бора в Ута. Сколько же в нем сосен, сколько тысяч лет они стоят? Никто не знает[22]. На корневища их накатывают волны, около ветвей, кружа, летают журавли. Глядя на такое великолепие, один из спутников не удержался и сложил такие стихи:
Взглядом окинь их, увидишьЖуравли, что живутНа каждой из веток сосны,Как будто считают себя их друзьямиНа тысячу лет.
Но и они не могли превзойти красоты, открывшейся нам на берегу.
Пока, оглядывая все это, мы плывем на веслах, и горы и море покрываются полным мраком, спускается ночь, становится невозможно различить, где запад и где восток, так что кормчему велели следить за погодой. Даже мужчины, если они не привыкли, поистине беспомощны, а женщины тем более — они лишь бьются головами о днище судна и плачут в голос. Только моряков и кормчего ничто не тревожит: они распевают себе корабельные песенки. Вот они, их песни:
На весенних на поляхПлачу в голос яПолевыми травамиРуки все изрезаны.Я нарвал той зелениУгощу ль родителей,Или теща слопает?Ка-хэ-ра-я!
Девочка вчерашняяНеужто не придет?Я достану денежек,Наболтаю льстивых слов,Накуплю подарочков.Нет, я денег не принес,Да и сам-то не пришел.
Было много и других, не только эти, да их я не записываю. Слушая, как люди смеются над этими песенками, сердце понемногу успокаивается, хотя море и бушует.
Коротая так время в пути, достигаем стоянки. Старец и преклонных лет дама, которые находятся среди нас, чувствуют себя плохо. Они уходят спать, не приняв никакой пищи.
День 10-й. Сегодня стоим на этой стоянке — Наха.
День 11-й. На рассвете выводим судно и направляемся к Муроцу. Люди еще все спят и не видят, как выглядит море. Где запад и где восток, я узнала, только глядя на луну. Тем временем совсем рассвело, и, пока мы умываемся и делаем все, что полагается, наступает полдень. Тут мы подошли к месту по названию Ханэ (Крылья). Маленькие дети, услышав название этого места, спрашивают:
— Место, которое называется «Крылья», — это что, вроде птичьих крыльев?
Пока все смеются тому, что говорят малыши, все та же девочка опять сложила стихи. Вот они:
Если б и вправдуБыли здесь крылья,Что в этом названье звучат,На них полететь бы мнеПрямо в столицу!
Поскольку и у мужчин, и у женщин одна мысль: "Как бы это поскорее в столицу!" — и вовсе не потому, что стихи эти так уж хороши, — люди не могут их забыть. "Вот уж действительно", — думают они. А из-за детишек, что спрашивают о месте по названию «Крылья», опять вспомнилась та, что ушла в прошлое. Да и забудется ли она когда-нибудь?! Сегодня же особенно велика материнская скорбь. Нас стало меньше, чем было, когда мы ехали из столицы, и один человек, вспомнив слова старинной песни "На обратном пути среди них не хватает кого-то, должно быть"[23], сложил:
Ах, разные бывают чудесаВ этом мире,Но среди нихНет ничего сильнейРодительской любви.
И под эти слова…
День 12-й Дождя нет. Судно с Фумутоки и Корэмоти опоздало и прибыло из Нарасидзу в Муроцу.
На рассвете 13-го дня пошел мелкий дождик. Немного прошел и перестал. Женщины все, как одна, решили выкупаться, нашли поблизости подходящее место и спускаются к воде. Поглядев на море, читают стихи;
ОблакаТак похожи на волны!Рыбака бы увидетьИ узнать: где же море,Об этом спросив у него.
Теперь уже позади десятое число, поэтому луна красива[24]. С того дня, когда началось плавание, мы на корабле не надевали ярко-алые красивые платья. "Это из опасения перед морским божеством"- с такими словами все кое-как укрываются в редких тростниках и, не долго думая, задирают полы одежд на голени и показывают суси[25] из мидий и морского ушка в сочетании с асцидиями.
День 14-й. С самого рассвета идет дождь, поэтому стоим на одном месте. Старший на корабле соблюдает пост. Поскольку постной пищи нет, после часа Лошади[26] он за неимением денег выменивает на рис морского карася, которого вчера выудил кормчий, и прекращает пост[27]. Такое бывало не раз. Кормчий приносил морского карася и нередко получал рис, сакэ. Настроение у кормчего улучшалось.
