Ихара Сайкаку - История любовных похождений одинокой женщины
Юная танцовщица на пирах
Знающие люди говорят, Верхний город и Нижний в Киото [13] во всем различны между собой.
Когда краса цветов поблекла, как говорит в одной из своих песен поэтесса Комати, — поблекла даже на летних платьях, — я пошла посмотреть «Комати-одори» [14]. Мальчики из окрестных мест, с прической агэмаки [15], плясали, взмахивая длинными рукавами. В промежутках между песнями стучали барабаны. До Четвертого проспекта танцоры двигались чинно, как полагается в столице, но дальше все пошло по-иному. Песни полились быстрее, шаги все ускорялись. Невольно думалось: неужели может быть такая перемена?
Обычно, если человек хорошо играет хотя бы на барабане, умело отбивая такт, и помнит мелодии, его и то считают мастером, каких немного.
В годы Мандзи [16] некий слепец по имени Сюраку родом из Абэкавы в провинции Суруга отправился в Эдо и там, увеселяя знатных, один играл сразу на восьми музыкальных инструментах, позади занавеса. Потом отправился он в столичный город Киото, чтобы распространять там свое искусство. Он превосходно сочинял новые плясовые напевы и, собрав молоденьких учениц, обучил их своему ремеслу. Эти девушки — не актерки театра Кабуки [17], их только приглашают на один вечер увеселять знатных дам.
И они носят особый наряд: поверх нижнего платья алого цвета надевают белое косодэ с золотыми и серебряными узорами; воротник черного цвета; шелковый пояс из трехцветных нитей с узором, бегущим влево, повязывается за спиной; на поясе кинжал с золотыми украшениями, инро [18] и кошелек. Волосы посередине головы пробриваются и на висках закручиваются в букли на манер прически юношей. Они поют любовные песенки и потчуют гостей, поднося им вино и разные блюда.
Пригласив самураев из провинции и людей почтенного возраста, самое лучшее — угостить их в харчевне на горе Хигасияма и позвать для их увеселения пять-шесть таких певичек. Для мужчин в цветущем возрасте они несколько скучноваты. Им платят всего по одной серебряной монете на недорогих пирушках. Лет до тринадцати это прелестные девочки, но мало-помалу они постигают все тонкости своего ремесла, узнают нравы столичных жителей и научаются угождать гостям искуснее, чем прислужницы гетер из квартала любви в Наниве.
Постепенно девушка входит в возраст и лет в пятнадцать умеет поживиться у любого гостя, однако нечего и думать, что можно насильно принудить ее к любви. Она пускает в ход все обольщения, чтобы вскружить гостю голову, а когда доходит до дела, то всегда умеет ловко ускользнуть:
— Ну уж если я вам по сердцу, приходите ко мне в дом моего хозяина одни потихоньку, и тогда у нас будет любовная встреча.
Она делает вид, что дремлет, упившись вином, а сама ждет случая. Когда скоморохи, получив немного денег, поднимут ужасный шум, чтобы потешить гостей, тут девушка пускается на разные хитрые уловки и в конце концов выманивает у приезжего провинциала большие деньги.
Новички обычно попадают впросак. Но все же каждый, кому вздумается, вольничает с манко [19], и даже самой знаменитой из них красная цена — одна серебряная монета.
Я в юности совсем не хотела заниматься этим ремеслом, но мне так полюбились обычаи майко, что я из моего родного селения Удзи поехала в столицу учиться модным в то время танцам и замечательно научилась плясать. Чем больше меня хвалили, тем больше я увлекалась этим искусством и под конец, не слушая никаких увещеваний, стала настоящей танцовщицей, даже появлялась изредка на пирах. Но так как меня сопровождала моя матушка, то я совсем не походила на распущенных майко. Гости не смели позволить себе со мной лишних вольностей и тщетно сгорали страстью, умирая от любви.
Как— то раз одна дама родом из Западных провинций сняла дом на улице Каварамати, чтобы поправиться после болезни, и начиная с жаркого лета до самой той поры, когда северные горы скрываются под снегом, каждый день ездила в паланкине за город развлекаться. По ее виду, правда, незаметно было, чтобы она особенно нуждалась в лекарствах. Она приметила меня возле переправы через реку Такасэ [20] и послала человека пригласить меня.
И она, и муж ее наперебой ласкали меня с утра до вечера и обещали сосватать за своего сынка в провинции — так они были очарованы моими изящными манерами. Это для меня была завидная судьба!
У дамы этой была наружность, какую в столице не увидишь, да и в деревне вряд ли сыщется второе такое пугало, зато супруг ее был так красив, что с ним в наше время и во дворце государя никто бы сравниться не мог! Супруги, считая меня еще невинным ребенком, клали меня спать между собою, а я, вспоминая все то, в чем хорошо преуспела еще три года назад, как в огне горела, скрипя зубами. Вдруг, очнувшись от сна, я почувствовала, что нога господина коснулась меня, и у меня в очах помутилось! Внимательно прислушиваясь к храпу почтенной дамы, я скользнула под его ночную одежду, стараясь зажечь в нем любовную страсть. Скоро мне довелось узнать, как трудно бывает порвать с тем, кого всерьез полюбишь.
Увы, увы, в столице нельзя быть неосмотрительной ни на одно мгновение! И вот в те самые годы, когда девушки в деревне резвятся на ходулях у ворот, я была осмеяна и прогнана с позором к себе домой в родную деревню.
Наложница князя
Ветер в Эдо не шелохнет веткой сосны [21], и в этом тихом городе — обители мира — вассалы князя, правителя Восточных провинций, опечаленные тем, что нет у него наследника от законной жены, собрали под началом престарелой дамы сорок с лишним девушек прекрасной наружности из хороших семей. Ожидая княжеского благоволения возле опочивальни господина, они были похожи на ранний вишневый цвет, ждущий только первых капель дождя, чтобы сразу пышно расцвести во всей своей красоте. На любую глядеть не наглядеться, но все они печалились, что ни одна не удостоилась внимания господина.
Если ж эти— не понравились ему, то что говорить о других! Простолюдинки из Восточных провинций обычно собой некрасивы, ступни ног у них большие и плоские, шея толстая, кожа грубая, нет у них ни разума, ни чувства, они не знают желаний, страх им неведом, и хотя в глубине души правдивы, но вряд ли много принесут радости своему возлюбленному. Где можно найти женщин лучше, чем в столице? Прежде всего, никто с ними не сравнится в приятности разговора. Этому ведь нарочно не научишься, а в столице — обители государя — красивая речь передается сама собой.
К примеру, в стране Идзумо, где «тучи ввысь идут многослойною грядой» [22], люди говорят так неотчетливо, что порой ничего не поймешь, а вот житель дальнего острова Оки смотрит деревенщиной, но говорит так, что и в столице не стыдно. Изящные искусства тоже процветают в том краю. Умение играть на кото и в го, угадать название аромата и слагать песни все женщины там наследовали еще со времен государя Ниномия [23], изгнанного в древние времена на этот остров. С тех пор и сохранились у них придворные обычаи и столичное обхождение.
«Наверное, в столице должна найтись подходящая женщина», — решили вассалы. В доме князя был один старый слуга, надзиратель над женской прислугой, которому уже перевалило за седьмой десяток. Он был подслеповат и носил очки. Многих передних зубов у него не хватало, так что он уже забыл вкус осьминога, и пикули приходилось для него нарезать мелкими кусочками. Так проводил он без радостей свои дни, и тем более закрыт для него был путь любви. Хоть и носил он фундоси [24], но уже мало чем отличался от женщины.
Только и отводил душу, болтая всякие непристойности. Так как он исполнял домашние обязанности, ему запрещалось носить хакама, вакагину, меч и кинжал [25]. Зато ему вверили замки от имущества — жалкая должность для самурая. Этого старика и послали в Киото выбирать наложницу, потому что молодая красотка была для него, по пословице, что кошке каменный Будда! На этот счет за него можно было не тревожиться, в то время как молодому человеку такое имущество доверить нельзя, будь он хоть самим Сакья Муни.
В прекрасном, как райское селение, Киото старик посетил некоего торговца тканями по имени Сасая и обратился к нему с такими словами:
— Есть у меня от князя доверительное поручение такого рода, что о нем нельзя говорить молокососам-приказчикам. Об этом я могу вести тайный разговор только с вами, почтенный инке [26], и с вашей женой…
При этих словах Сасая встревожился: «В чем дело?» — а старик с видом человека, уверенного в своей непогрешимой правоте, изрек:
— Мне поручено подыскать князю наложницу. Сасая в ответ сказал:
— Что ж, это у вельмож дело обычное… Но каковы желания его светлости?
Старик вынул длинный ящичек из дерева павлонии с прямыми волокнами, а оттуда свиток с изображением красавицы.
— Избранница должна быть так же хороша, как этот портрет, — потребовал он. — Прежде всего возраст — от пятнадцати до восемнадцати. Лицо, как велит современный вкус, довольно округлое, нежно-розового цвета, подобно лепестку вишни. Черты лица без малейшего недостатка. Глаза с узким разрезом не годятся. Брови непременно густые. Переносице не следует быть слишком узкой, а линия носа должна повышаться плавно. Ротик маленький, зубы ровные, белые. Уши продолговатые, мочки тонкие, чтобы сквозили до самого корня и не прилегали плотно к голове. Очертания лба не должны быть искусственными, пусть волосы на нем растут так, как от природы положено. Шея стройная, и чтобы пряди из прически сзади не выбивались. Пальцы нежные, длинные, ногти тонкие. Размер ног установлен в восемь мон и пять бу [27]. Большие пальцы на ногах должны отгибаться в сторону, кожа на пятках прозрачная. Талия длиннее обыкновенного, бедра крепкие, не мясистые, задок пухлый. Манеры грациозные, речь приятная. Должна уметь носить платье с изяществом, вид иметь благородный, нрав тихий. Сверх того, ей надлежит иметь познания во всех изящных искусствах, которые приличествуют даме. И чтоб на ее теле не было ни единого родимого пятнышка!
