Автор неизвестен - Древневосточная литература - Удивительные истории нашего времени и древности
В столице все называли Сун Цзиня «Богач Цянь». Из дома он выезжал в богатой колеснице, а дом у него был полон золота и драгоценностей.
С древних времен говорят: «от жилья меняется настроение, от пищи меняется тело». Теперь, когда Сун Цзинь разбогател, изменился и его внешний облик: он пополнел, стал снова цветущим, в глазах появился блеск. Не было уже больше прежнего истощенного болезненного вида, миновали былые горести и нищета.
В самом деле:
Коль счастье повстречаешь на пути,Ты и здоров и силен духом;Так с наступленьем осени лунаБлеск обновленный излучает.
Это только первая часть нашего рассказа. А теперь вернемся к Ичунь.
В тот день, когда ее родители приказали Сун Цзиню сойти на берег собирать хворост, Ичунь призадумалась: «Видно отец и мать ни с чем не считаются, если могут такого больного человека посылать за дровами». Она собралась было не пустить своего мужа, но побоялась ослушаться отцовского приказания. Когда Ичунь с беспокойством ожидала возвращения мужа, она вдруг увидела, как ее отец схватил шест и быстрыми движениями стал отталкивать джонку. Джонка отчалила от берега и пошла вперед на развернутых парусах. Ичунь в страшном испуге окликнула отца:
— Как же ты уезжаешь? Ведь на берегу остался мой муж!
— Кто твой муж? Этот больной чорт? И ты еще о нем заботишься? — сказала мать, плюнув в лицо дочери.
— Отец, мать! Что означают ваши слова? — вскрикнула в испуге Ичунь.
— А то, что твой отец решил в конце концов избавиться от этого ходячего чахоточного скелета, — безжалостно бросила старуха дочери. — Все равно болезнь твоего мужа неизлечима, и он только может заразить других.
Ичунь сдавило горло, слезы полились ручьями, она тотчас выбежала из каюты. Собираясь снять паруса и повернуть джонку, она схватила веревки, которыми были привязаны паруса, и стала отвязывать их.
Старуха-мать силком увела свою дочь на корму. Ичунь опустилась на колени и, колотя себя в грудь, стала взывать к небу и земле, чтобы родители вернули ей мужа.
Пока она неистовствовала и кричала, джонка при попутном ветре прошла уже несколько десятков ли.
— Дитя мое, послушай, что я тебе скажу, — стал успокаивать Ичунь подошедший к ней отец. — Когда женщине не повезет в замужестве, ей потом всю жизнь приходится страдать. Твой муж болен чахоткой и рано или поздно должен умереть, так что все равно вам бы пришлось расстаться. Не такая судьба тебе предопределена! А раз так, то лучше своевременно избавиться от него, чтобы не портить себе молодой жизни. Вот увидишь, мы тебе подберем хорошего мужа, и жизнь твоя наладится. Перестань думать о нем!
— То, что вы сделали, — возмутилась Ичунь, — не совместимо с требованиями долга и человечности и нарушает порядок, установленный небом. Ведь вы сами сосватали мне Сун Цзиня и сделали нас мужем и женой. Я с ним вместе жила и должна вместе с ним умереть — имею ли я право сожалеть о своей судьбе? Пусть его болезнь неизлечима, надо было ожидать, пока он спокойно умрет. Разве можно было оставить близкого человека одного на безлюдном берегу? Если теперь он умрет, я буду считать себя в этом виновной и непременно покончу с собой. Если вы меня любите, сейчас же поверните джонку и отправляйтесь на розыски Сун Цзиня, пока его не отправились разыскивать другие.
— Твой чахоточный, — возразил дочери старик, — не нашел на месте джонки и наверняка отправился в какую-нибудь деревню просить милостыню. Как теперь его разыскать? Кроме того, мы плыли сейчас по течению при попутном ветре и отъехали уже на расстояние в сотню ли, так что возвращаться нет смысла. Лучше успокойся.
Видя, что отец не хочет исполнить ее просьбу, Ичунь, навзрыд плача, выбежала на палубу, подбежала к борту джонки и хотела броситься в воду. Хорошо, что старуха Лю была женщиной проворной и успела ее удержать.
Ичунь клялась покончить с собой и не переставала плакать навзрыд.
— Ну что нам поделать с нашей упрямой дочерью! — ворчали старики. Всю ночь они неотлучно следили за Ичунь, а наутро, уступив мольбам дочери, повернули джонку.
Плыть пришлось против течения, к тому же дул сильный встречный ветер, так что за целый день они не проплыли и полпути. Всю следующую ночь Ичунь опять проплакала, не находя себе покоя. Только к вечеру третьего дня они причалили к злополучному месту, Ичунь сама сошла на берег и отправилась на поиски мужа. Когда она увидела валявшиеся на отмели разбросанные связки дров и нашла около них пилу, которую она сразу же опознала, она поняла, что дрова эти связывал ее муж. Сун Цзиня нигде не было, и жене его стало нестерпимо тяжело. Не желая поверить в смерть мужа, Ичунь настаивала на том, чтобы продолжать розыски, и старику ничего не оставалось, как следовать за дочерью по пятам. Долго шли они. Кругом был только темный лес да сплошные горы, нигде не было видно следов человека.
Старик Лю уговорил свою дочь возвратиться на джонку, где она снова проплакала целую ночь. На четвертый день, еще до восхода солнца Ичунь опять умолила отца отправиться с ней на поиски.
И опять кругом были дикие, заброшенные места, и опять им не удалось набрести на след человека. С плачем вернулась Ичунь на джонку.
«В таком заброшенном месте, — рассуждала Ичунь, — как смог бы мой муж добыть себе пищу? Кроме того, от долгой болезни он и двигаться то был не в состоянии. Без сомнения, он бросился в воду, оставив на берегу дрова и пилу».
От таких мыслей она стала громко плакать и бросилась бы в воду, если бы не мать, снова успевшая ее вовремя задержать.
— Мои родители заботятся о моем теле, но не сумели позаботиться о моем сердце, — упрекнула Ичунь стариков. — Раз я все равно решила умереть, то лучше дать мне возможность сделать это. Чем раньше я умру, тем скорее встречусь с мужем.
Старики не в силах были больше выносить страданий дочери и совсем расстроились.
— Дочь наша, — обратилась мать к Ичунь, — твои родители поступили неправильно и все, что сейчас происходит, вызвано их заблуждением. Но дело уже сделано, и раскаиваться сейчас бесполезно. Пожалей нас, стариков. Кроме тебя, у нас никого нет, и вряд ли мы сумеем пережить твою смерть. Прости нас, прояви свое милосердие и подожди, пока твой отец не даст объявлений о розыске, которые будут расклеены во всех прибрежных городах и местечках. Если господин Сун Цзинь не умер, то он сможет вернуться к нам, прочтя наше объявление. Если пройдет три месяца и от него никаких вестей не будет, тогда ты отдашь мужу должные почести в совершении всех положенных траурных обрядов. Твой отец даст тебе для этого денег, и ты сможешь ни в чем себе не отказывать.
Ичунь опустилась на колени и со слезами стала благодарить своих родителей:
— Если вы так решили, то теперь я смогу спокойно умереть.
Старик Лю тотчас же написал объявления о розыске и расклеил их на самых видных местах в прибрежных городах и различных населенных пунктах.
Прошло три месяца, но о Сун Цзине никаких вестей не приходило.
— Нет сомнения в том, что муж мой умер, — сказала как-то Ичунь и сразу же заколола себе вдовью прическу, надела платье из простой конопли, оделась вся в глубокий траур, а на домашнем алтаре *поставила мужу табличку, которой поклонялась и приносила жертвы. Кроме того, она пригласила девять буддийских монахов, которые три дня и три ночи молились о благополучии души Сун Цзиня. Ичунь отдала монахам за труды свои головные украшения и драгоценные серьги.
Старики Лю, нежно любившие свою дочь, готовы были ради нее вынести все, что угодно. Они не стали ей ни в чем мешать и дали ей полную волю на некоторое время.
С этих пор Ичунь стала плакать с раннего утра до поздней ночи и с поздней ночи до самого утра. Не было ни одного лодочника-земляка, который бы не сочувствовал Ичунь. Купцы, знакомые с семьей Лю, узнав о случившемся несчастье, сожалели о Сун Цзине и выражали свое сочувствие дочери лодочника. Проплакав шесть месяцев подряд, Ичунь, наконец, успокоилась.
— Наша дочь последние дни не плачет, — сказал однажды старик Лю своей жене, — она понемногу успокаивается. Хорошо бы уговорить ее выйти замуж. А то на кого мы, старики, да еще с дочерью-вдовой, сможем опереться?
— Ты совершенно прав, — ответила матушка Лю, — боюсь только, что Ичунь не согласится. Надо подойти к этому делу очень осторожно.
Прошел еще месяц. Двадцать четвертого декабря старик Лю направил свою джонку в Куньшань, чтобы на родине встретить новый год. Очутившись в родном доме, старик Лю напился, вино придало ему смелости, и он стал уговаривать свою дочь:
— Скоро наступит новый год, сними-ка свой траур.
— Траур по мужу длится всю жизнь, — возразила Ичунь. — Как же я могу его снять?
— Это еще что за вечный траур? — рассердился старик и уставился на дочь. — Если я тебе разрешу носить траур, ты и будешь его носить, а не разрешу — снимешь.
