Ланьлинский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
Цзиньлянь взяла чарку и поклонилась Симэню и хозяйке.
– Мамаша, прошу вас, предложите госпоже закуски, – беря палочки, обратился Симэнь к старухе.
Та принялась потчевать Цзиньлянь самыми лакомыми кусками. Вино обошло три круга, и хозяйка пошла подогреть еще.
– Позвольте спросить, сколько цветущих весен видели вы, сударыня? – обратился Симэнь к Цзиньлянь.
– Впустую прожила двадцать пять лет. Родилась я в год дракона, девятого дня в первой луне, в полночь.
– Значит, вы, сударыня, ровесница моей жене. Она с того же года. У нее день рождения пятнадцатого в восьмой луне, поздно вечером. Она на семь месяцев моложе вас.
– Вы убиваете меня, сравнивая небо с землей.
– Как умна и рассудительна супруга господина У! – вмешалась в разговор хозяйка. – Как сметлива! Недаром в шитье мастерица! Всех философов знает, играет в двойную шестерку, шашки, кости, знает шарады. А как пишет!
– О, другой такой не найти! – воскликнул Симэнь. – Господину У просто повезло.
– Не хочу вас обидеть, сударь, – продолжала старуха. – Женщин-то у вас в доме много, это верно, но похожа ли хоть одна из них на супругу господина У?
– Что правда, то правда, – вздохнул Симэнь. – Сразу всего не расскажешь. Не везет мне. Никак себе по сердцу не найду.
– У вас первая жена была замечательная, – заметила Ван.
– И не говори! Если б она была жива! А то нет у меня хозяйки.
Дом разваливается. Едоков собралось достаточно, а что проку? До хозяйства никому дела нет.
– И давно вы живете без хозяйки? – спросила Цзиньлянь.
– Нелегко мне об этом говорить Моя первая жена, урожденная Чэнь, была женщина умная и сметливая, хоть и вышла из низов. Во всем мне помогала. Но три года назад ее, увы, не стало. Я женился, но эта жена все время болеет и домашних дел не касается. А раз в хозяйстве беспорядок, и домой идти не хочется.
– Правду вам скажу, сударь, только не сердитесь, – начала старуха. – Госпожа своим шитьем побьет и вашу первую супругу, и теперешнюю. Да и красотой своей тоже.
– Да и манерами, и своим обхождением госпожа превосходит даже мою первую жену.
– Ну, а как та зазноба? – спросила, смеясь, старуха. – С Восточной улицы. Почему не пригласите старуху чайку попить?
– Это Чжан Сичунь, что ли? Протяжные романсы петь искусница? Не нравится она мне. Уж больно ветреная.
– А Ли Цзяоэр, что за изогнутыми перилами[124] обитает? Вы ведь с ней давно знакомы.
– Она у меня живет. Если бы могла она хозяйство вести, я б на ней женился.
– Вы и с барышней Чжо близки были, – продолжала Ван.
– И Чжо Дюэр в дом привел. Третьей женой сделал. Недавно серьезно заболела, никак не поправится.
– Ну, а если б нашлась по сердцу такая, скажем, как эта госпожа, могли бы без помех в дом привести, а?
– Родители у меня умерли. Я сам себе хозяин. Кто мне посмеет перечить?
– Я шучу, конечно, – заверила его старуха, – но такую разве быстро сыщешь?
– Так уж и не найти?! Просто не везет мне в женах. Никак по себе не подберу.
Симэнь и старая Ван обменялись еще несколькими фразами.
– Не успели распробовать, а кувшин уж опустел, – заметила хозяйка. – Еще бы винца не мешало. Простите, что надоедаю, сударь.
– Вот, возьми, мамаша, да купи побольше, а что останется, себе оставь.
Симэнь Цин протянул ей около четырех лянов. Старуха поблагодарила Симэня и посмотрела на красавицу Цзиньлянь. От трех чарок вина она воспылала страстью и непринужденно болтала с Симэнем. Они отлично понимали друг друга. Цзиньлянь опустила голову и уходить не собиралась.
Да,
Кто тайные ее желанья разгадает?Придет весна – и алый персик расцветает.О том же говорят и стихи:Ничем не скроешь взора вожделенья,Судьба свела любовников в тиши.А сводня ублажает их томленьеИ про себя считает барыши.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
БЛУДНИЦА НАСЛАЖДАЕТСЯ УКРАДКОЙ ОТ У ЧЖИ
РАССЕРЖЕННЫЙ ЮНЬГЭ ПОДЫМАЕТ ШУМ В ЧАЙНОЙ
Вино и женщины несут погибель странам,
Красавицы – мужьям несчастный дар.
Дацзи сгубила Чжоу – иньского тирана,[125]
А в царстве У – Си Ши.[126] разрушила алтарь[127]
В любви отрады и веселья ждешь –
Не забывай, что к гибели идешь!
Опутанный Цзиньлянь любовною игрою,
Симэнь оставил лань, погнавшись за сайгою.
Так вот, взяла старая Ван серебро и перед уходом обратилась к Цзиньлянь:
– Я пойду за вином, а тебя, дорогая, попрошу поухаживать за гостем. Тут еще немного осталось. Вам по чарочке хватит. Думаю на Восточную улицу сходить – там вино получше. Так что немного задержусь. Лицо старухи расплылось в улыбке.
– Не ходите, мамаша, – попросила Цзиньлянь, – и этого хватит.
– Ай, милая! Вы с господином не чужие, небось. Посидите, по чарочке пропустите – ничего тут особенного нет, – уговаривала Ван.
Цзиньлянь все еще упрашивала хозяйку, но сама не уходила. Старуха поплотнее прикрыла дверь, завязала скобку веревкой, а сама села у дороги и принялась сучить нитки, оставив любовников с глазу на глаз в запертой комнате.
Симэнь Цин очей не спускал с Пань Цзиньлянь. У нее чуть распустилась прическа, приоткрылась пышная грудь, на лице играл румянец. Симэнь наполнил чарку и поднес Цзиньлянь, потом притворился, будто ему душно, и скинул зеленый шелковый халат.
– Можно вас побеспокоить, сударыня? Будьте так добры, положите на кан.
Цзиньлянь приняла у него халат и положила на кан. Симэнь нарочно провел рукой по столу и смахнул палочки. На счастье, они упали прямо под ноги Цзиньлянь. Он тотчас же нагнулся за ними и увидел два золотых лотосовых лепестка – маленькие остроносые ножки, ровно в три цуня.[128] Ему стало не до палочек, и он сжал в руках расшитую цветами туфельку.
– Вы уж чересчур, сударь, – рассмеялась Цзиньлянь. – Если у вас вспыхнуло желание, то ведь и я не лишена чувств. Вы в самом деле хотите обладать мною?
– Будь моей, дорогая, – проговорил он и опустился перед ней на колени.
– Только как бы не застала мамаша, – проговорила Цзиньлянь и обняла Симэня.
– Не так страшно. Она все знает.
Они сняли одежды и легли, отдавшись наслаждениям.
Только поглядите:
Мандаринка-уточка и селезень шеи сплели, на воде резвятся. Прильнул к подруге феникс – порхают в цветах. И парами свиваясь, ликуют, шелестят неугомонно ветки. Сладки, прекрасны узы, связавшие любовников сердца. Жаждут страстного поцелуя его губы алые, румяные ее ланиты того ж нетерпеливо ждут. Вот чулочек шелковый взметнулся высоко, и над его плечами два тонких серпика луны взошли в одно мгновенье. Упали, свисли шпильки золотые, и ложе затмила черных туч гряда. В любви клянутся вечной, нерушимой, игру ведут на тысячу ладов. Стыдится тучка, робеет дождь. Еще хитрее выдумки, искуснее затеи. Кружась, щебечет иволга, не умолкая. Нектаром уста упоены. Страстно вздымается талия-ива и жаром пылают вишни-уста. Как звезды сверкают глаза с поволокой, украшают чело ароматные перлы. Волнами колышется пышная грудь, капли желанной росы устремляются к самому сердцу пиона.
Да,
Такого наслажденья не знали никогда.Особо сладок вкус запретного плода.
Едва они встали, чтобы привести себя в приличный вид, как открылась дверь и появилась старуха.
– Ах, вот вы чем тут занимаетесь! – захлопала она в ладоши, изобразив удивление и испуг.
Любовники всполошились.
– Так, так, – продолжала хозяйка. – Я пошить мне на смерть тебя пригласила, а ты блудить начала? Узнает муж – мне не поздоровится. Лучше, пожалуй, самой все ему рассказать.
С этими словами старая Ван повернулась и пошла к У Чжи, но ее ухватила за подол испуганная Цзиньлянь.
– Мамаша, простите! – упав на колени перед старухой, умоляла она.
– Вы должны исполнить одно мое требование, – сказала хозяйка.
– Что одно – целых десять исполню, – заверила ее Цзиньлянь.
– Отныне и впредь ты никогда не будешь противиться желаниям господина Симэня и все скроешь от мужа. Когда б ни позвал тебя господин Симэнь – рано или поздно – ты должна прийти. А не явишься хоть раз, все скажу У Старшему.
– Буду во всем вас слушаться, мамаша, – обещала Цзиньлянь.
– Вам, сударь, я говорить ничего не собираюсь. Вы и сами видите, наш план полностью удался. Помните обещанное, не нарушайте слова. Но если исчезнете, все станет известно У Старшему.
– Будь покойна, мамаша. Я свое слово сдержу.
– Обещать вы горазды, а где доказательства? – продолжала старуха. – Пусть каждый из вас обменяется чем-нибудь на память. Это и будет залогом вашей искренности.
Симэнь выдернул из прически золотую шпильку и воткнул ее в черное облако Цзиньлянь, но она спрятала ее в рукав, чтобы не вызвать подозрений у мужа. Потом она достала из рукава платочек и протянула его Симэню. Они втроем выпили еще по нескольку чарок. Было за полдень.
