Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX.

Увидев, что барышни преспокойно пьют чай, они заулыбались:

– Ох, и заставили же вы нас побегать! Весь сад обошли, даже у тетушки Сюэ побывали. Разбудили ночных сторожей, которые сейчас отсыпаются, спросили, не знают ли они, где вы. Они нам сказали: «Мы слышали голоса двух девушек, потом к ним подошла третья, и они решили пойти в кумирню». Вот мы вас и нашли.

Мяоюй приказала послушницам отвести служанок и мамок отдохнуть, угостить чаем, а сама взяла кисть, бумагу и тушь и попросила продиктовать ей стихи, которые девушки сочинили. Заметив, что Мяоюй в хорошем настроении, Дайюй сказала:

– Я первый раз вижу тебя веселой и потому осмелюсь попросить исправить наши стихи, если это возможно, если же нет – мы их сожжем!

– Надо подумать. Сказать сразу, что плохо, не смею, – с улыбкой произнесла Мяоюй. – Вы использовали двадцать две рифмы, все что можно – придумали, так что вряд ли у меня получится что-нибудь путное. Это все равно что к шкурке соболя приделать собачий хвост. Только испортишь шкурку.

Дайюй прежде не слышала, чтобы Мяоюй сочиняла стихи, но, поняв, что та заинтересовалась, поспешно сказала:

– Ты, пожалуй, права! Но, может быть, у нас плохо, а ты придумаешь лучше?

– Ладно, посмотрим. Только надо писать о том, что в самом деле бывает в жизни – о подлинных чувствах и правдоподобных событиях. Придумывать что-то необычайное – значит отклониться от темы и изобразить в ложном свете жизнь женских покоев.

– Совершенно верно, – согласились Дайюй и Сянъюнь.

Мяоюй взяла кисть и, что-то бормоча, принялась писать, а когда кончила, отдала написанное девушкам, сказав при этом:

– Только не смейтесь! По-моему, подобные стихи следует писать именно так. Хотя начало у меня тоже печальное!

Вот что написала Мяоюй:

На золотом треножнике сгорелПовествований ароматных свод[211].Как пудрой, как румянами покрылНефритовую чашу тонкий лед.Все явственнее флейты слышен звук,Вдовы как будто скорбный плач и стон.Пусть одеяло, если стынет кровь,Служанка мне согреет перед сном.Не унывай! За шторой пустота,Зато причудлив феникс на шелку, —Пусть ширмой сохраняется покой,И селезень, блеснув, спугнет тоску.Роса обильна, и под нею мохСтал мокрым, и скользит на нем каблук,Покрылись густо инеем стволы, —Не распознать мне, где средь них бамбук.Неровен путь, когда вдоль береговБредешь и огибаешь водоемИли когда взбираться в вышинеПриходится по крутизне на холм.Громады скал. Застыло в небытьеЗдесь дьяволов скопленье и богов.Деревья притаились средь камней,Как стаи алчных тигров и волков.Могущественных черепах Биси[212]Под утро осветили небеса,В решетчатых ловушках возле стенСкопилась предрассветная роса.Пусть птичий гомон с тысячи деревВесь лес обширный всполошил вокруг, —Но слышен здесь и обезьяний плач —Единственный в ущельях скорбный звук…Коль знаешь на развилке поворот, —Свой Путь найдешь среди других дорог.А если ты познал движенье вод,Не спрашивай людей, где их исток.За изумрудным частоколом храм:Здесь колокола не смолкает звон.А там – село, где проса аромат,И там же – птичья песнь со всех сторон!Коль радость есть – возможно ль скорби быть?Не мимолетна ль скорбь, раз жизни рад?А если нет печалей на душе,То в мыслях разве может быть разлад?Всю яркость чувств я обращу к кому?Я замыкаю их в себе самой!А помыслы изысканной души?Никто не примет к сердцу голос мой……Вот и рассвет… Стихи пора кончать.Мы устаем, когда всю ночь творим.Давай, как закипит в сосуде чай,Вновь о поэзии поговорим…

Под стихами сделана была подпись: «Ночью в праздник Середины осени в саду Роскошных зрелищ написаны эти парные фразы на заданную рифму».

Дайюй и Сянъюнь, восхищаясь стихами Мяоюй, говорили:

– Мы ищем чего-то! А рядом с нами такая замечательная поэтесса! Каждый день надо нам состязаться с ней в поэтическом мастерстве!

– Завтра я еще подумаю над всеми стихами, кое-что исправлю, – с улыбкой сказала Мяоюй. – А сейчас пора отдыхать. Скоро рассвет!

Дайюй и Сянъюнь попрощались и в сопровождении служанок отправились домой. Мяоюй проводила девушек до ворот и долго смотрела им вслед. На этом мы ее и оставим.

Между тем Цуйлюй сказала Сянъюнь:

– Не пойти ли нам к старшей госпоже Ли Вань? Нас там ждут!

– Передай, чтобы не ждали, и ложись спать, – ответила Сянъюнь. – Старшая госпожа Ли Вань болеет, зачем же ее тревожить? Лучше пойдем к барышне Линь Дайюй!

Когда они пришли в павильон Реки Сяосян, там почти все уже спали. Девушки сняли с себя украшения, умылись и тоже решили лечь.

Цзыцзюань опустила полог, унесла лампу, заперла дверь и ушла к себе.

Сянъюнь после праздника никак не могла уснуть. Не спала и Дайюй – она вообще страдала бессонницей, а сегодня легла позднее обычного и ворочалась с боку на бок.

– Не спится? – спросила Дайюй подругу.

– Это после праздника. Я очень возбуждена. Просто так полежу, отдохну. Находилась сегодня, – ответила Сянъюнь и в свою очередь спросила: – А ты почему не спишь?

– Я редко когда сразу засыпаю, – вздохнула Дайюй. – Раз десять в году, не чаще.

– Да, странная у тебя болезнь! – промолвила Сянъюнь.

Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.

Глава семьдесят седьмая

Итак, миновал праздник Середины осени, и Фэнцзе стала понемногу выздоравливать, она уже могла подниматься с постели и даже выходить из дому. Врач прописал ей укрепляющее, куда входило два ляна женьшеня. Служанкам велено было обыскать весь дом, но найти удалось всего несколько корешков, завалявшихся в маленькой коробочке. Госпоже Ван эти корешки не понравились, и она приказала искать еще, и тогда нашелся пакет с измельченными, тоненькими, как волоски, усиками от корня.

– Что бы ни понадобилось – ничего не найдешь! – рассердилась госпожа Ван. – Твердишь вам, твердишь, чтобы проверили все лекарства, сложили в одно место, а вам хоть бы что! Разбросали куда попало.

– У нас больше нет женьшеня, – осмелилась возразить Цайюнь. – Все забрала госпожа из дворца Нинго.

– Глупости! – заявила госпожа Ван. – Найти не можете!

Цайюнь снова принялась искать, нашла еще несколько каких-то пакетиков и сказала госпоже Ван:

– Мы в лекарствах мало что смыслим, взгляните сами, госпожа! Это все, больше ничего нет!

Госпожа Ван внимательно просмотрела пакетики. Она и сама забыла, что в них за лекарства, но женьшеня не обнаружила, поэтому послала спросить, нет ли женьшеня у самой Фэнцзе.

Фэнцзе ответила:

– У меня тоже остались только кусочки корешков, есть, правда, целые, но они не очень хорошие, а к тому же необходимы для приготовления повседневных лекарств.

Пришлось госпоже Ван обратиться с просьбой к госпоже Син. Та ответила, что сама недавно занимала женьшень у Фэнцзе и весь его израсходовала. Наконец, госпожа Ван решила обратиться к матушке Цзя. Матушка Цзя велела Юаньян принести пакет с женьшенем, отвесить два ляна и дать госпоже Ван. Корни в пакете были толщиной в палец. Госпожа Ван передала женьшень жене Чжоу Жуя, приказала ей послать мальчика-слугу к врачу спросить, годится ли он, а заодно показать ему остальные лекарства и попросить написать на каждом название.

Жена Чжоу Жуя вскоре возвратилась и доложила:

– Названия лекарств врач написал, а про женьшень сказал, что он залежался и утратил свои целебные свойства. Не в пример другим лекарствам женьшень, если пролежит, к примеру, сто лет, превращается в труху. А толщина корня не имеет значения, главное, чтобы он был свежий.

Госпожа Ван подумала и наконец сказала:

– Ничего не поделаешь, придется купить два ляна! Уберите все это, – распорядилась она, даже не взглянув на пакетики с названиями, и обратилась к жене Чжоу Жуя: – Вели слугам купить два ляна женьшеня. Только ничего не говори старой госпоже, пусть думает, что взяли женьшень, который дала она.

Жена Чжоу Жуя уже собралась уходить, но тут Баочай с улыбкой сказала:

– Погодите, тетушка! Хорошего женьшеня сейчас не найти. Торговцы разрезают корень на две-три части, незаметно подставляют к нему усики и лишь потом продают. Поэтому не стоит гоняться за толстыми корнями. У моего брата дела с торговцами женьшенем, я попрошу маму, и она велит брату через приказчика достать два ляна женьшеня в целых корешках. Запросят подороже – не беда, зато можно не сомневаться, что женьшень хороший.

– Ты просто умница! – проговорила растроганная госпожа Ван. – Попытайся, может, и удастся это устроить!

Баочай ушла. Ее долго не было, потом она вернулась и сказала: