Сёсан Судзуки - Японская новелла
— Да, правду говорят: осеннее небо — женины слезки. Сегодня-то это не так, но обычно здесь и такси не поймаешь — все разъехались. А мы — словно соревнуемся на конкурсе верности мужьям. Все это похоже на вещевой рынок.
Поняв, что она проиграла по мужской части, соперница Тиёко перенесла свой боевой задор на женщин. “Ты только посмотри! Пусть мы ходим в старой одежде, но ведь мы могли бы хоть немного подкраситься — совсем другое дело. А так мы похожи на каких-то партизанок...”
— Муж сказал, что мы напоминаем ему первомайское шествие.
— Точно сказано, именно так. Мужья должны нас стыдиться. В глазах мужчин мы должны выглядеть просто ужасно!
На подруге Тиёко были желтые сандалии, одежда тоже радовала глаз яркостью, на лице — свежая пудра. Тиёко же пришла прямо с кухни. Ее соперница прихорашивалась даже когда она выходила с зонтиком встретить мужа — в этом и состояла ее сила, отнявшая у Тиёко ее любовь. Но сейчас Тиёко нарумянила щеки супружеской причастностью к писателю. Эти румяна сделали ее счастливой, она победила.
— У меня нрав робкий, я боюсь привлекать внимание.
— В этом твое счастье. Мало кто знает, что Нэнами — это твой муж. Если хочешь, я раззвоню о тебе по всему свету, — сказала подруга, превосходя пределы того, что хотела услышать Тиёко. Следуя своей стратегии, она стала подкрашивать губы. Она была должна соответствовать званию знатока музыки и театра.
И вот в этот момент над шляпами служащих поплыл белоснежный лоб проживавшего в Омори знаменитого актера Накано Такахико — он шествовал по пешеходному мосту, перекинутому через железнодорожные пути. Тиёко знала его, поскольку видела раньше, как он возвращается поздно вечером, держа под руку настоящую жену Нэнами. Про соученицу же ее поговаривали, что она состоит с этим Накано более чем в дружеских отношениях.
— Смотри-ка, это Накано! — воскликнула Тиёко.
И тогда накрашенная подруга бросилась ему навстречу.
— Ну вот, наконец-то, я тебя заждалась. Забирайтесь ко мне под зонтик, будто бы мы любовники, — игриво зашептала она.
Накано видел эту женщину первый раз в жизни. Но на ее счастье он привык играть роли любовников. Небрежно раскрыв зонтик, она укрыла им спину актера и оглянулась. “Позвольте нам пройти”, — сказала она, победоносно врезаясь в море зонтов. И зонты на привокзальной площади довольно злобно заколыхались в ответ — словно полевые цветы под порывом ветра. В мгновение ока они превратились в армию крестоносцев, армию добропорядочных жен. Однако Тиёко была слишком упоена своей косметической победой, чтобы влиться в ее ряды. Может быть, Накано и вправду — любовник подруги, но ведь не муж же он ей! А я, Тиёко, — жена писателя Нэнами. И потому белая пудра со щек любовницы непременно осыплется, а вот моя — настоящего, как и положено верным женам, телесного, цвета — так нет. Разумеется, Тиёко никогда не изменит мужу. Зато она может рассказать ему под зонтом о сегодняшней схватке на станции. Сегодня можно будет признаться ему в своей прошлой любви, можно и поплакать. И хотя она опьянела от победы, это ничего не значило. Теперь, когда ее соперница была уже так далеко, Тиёко могла дожидаться мужа со спокойной душой.
* * *Напоминала ли косметическая победа Тиёко яблоко на дереве? В отличие от подруги Тиёко не была акробаткой, привыкшей карабкаться по косметическим деревьям Хотя она и вкусила от плода и вроде бы даже уселась погонщицей на спину соперницы, присвоив себе звание жены знаменитого писателя, та вдруг взмахнула крыльями супружеской неверности и взмыла с ветки в высокое небо. И теперь если никто не протянет ей спасительной руки, она окажется не в состоянии спуститься на землю и присоединиться к армии верных жен. Она ждала, но муж не шел к ней на помощь. Другие жены дожидались своих мужей и исчезали, стены станции белели руинами.
Мелкий дождь падал на ресницы, сжимал глаза холодом. Никакого грима не осталось, только страшно хотелось есть. У Тиёко не было сил покинуть станцию, нервы — взвинчены, она ощущала себя изгнанной на остров чудовищ. Ей оставалось только ждать.
Настало девять — пять часов ожидания. И вот из выхода со станции, которая буквально всасывала Тиёко, словно невесомую тень, показался вовсе не ее муж, но тот самый давний ее любовник, то есть муж, но только не муж Тиёко, но муж ее подруги. У Тиёко не было сил, чтобы возвратиться к самой себе, — кипящая досада обжигала ее. И тогда она не говоря ни слова протянула ему свой зонтик — этому мужчине, который выглядел на этой лестнице таким усталым и жалким, как если бы он только что вернулся из тюрьмы и лихорадочно выискивал глазами жену. У нее полились слезы. Но он ничего не понял.
* * *А наш писатель со второго этажа своего особняка, в который еще не вернулась его артистка, до самой ночи подозрительно поглядывал в сторону темных окон соседского дома. Моросило. И вот слова сурового предупреждения всем мужам мира пришли ему на ум. “Мужчины! Когда вечером идет дождь, особенно если дело происходит под мелким осенним дождиком, вам следует поторопиться на ту станцию, где жены дожидаются вас. Ибо я не могу дать вам никаких гарантий, что их сердца, подобно их зонтикам, не будут вручены другому”.
1928
ЛОШАДИНАЯ КРАСАВИЦА
“Во всем мире добрее меня никого нет. Я даже своего мужа людям отдала. Ха-ха-ха”.
Мамаша была весела, как весеннее небо, и живот ее, более всего походивший на бочку, сотрясался от смеха. Ее живот не знал, что такое грусть. Внутри него будто бы плавали славные парусные кораблики, на сердце у нее было всегда легко.
“Во всем мире добрее меня нет никого. Я отдал жене дочку, лошадь и дом”.
Возможно, что именно так и надлежало думать ее мужу. Он поселился вместе с любовницей в маленьком домике за околицей.
Дом мамаши возвышался над полем. На его задах в зарослях бамбука переливались солнечные волны. На застрехах висели початки кукурузы, подсвечивая старый дом желтыми огоньками. В саду цвели космеи. Белые петухи расхаживали среди них, приминая слабые стебли взмахами крыльев. А поверх цветов торчала морда лошади. Муж отдал жене даже лошадь. Поэтому деревенские парни окрестили ее дочку “Лошадиной Красавицей”. Вот так вот.
Лошадиная Красавица потеряла девственность, когда ей было шестнадцать лет.
Во всей деревне было только два таких живых глаза. И оба принадлежали Лошадиной Красавице. Оба глаза были абсолютно черны. Голос же красавицы был по-мужски низким. Он был хриплым, как у простуженного борца. И с годами становился только грубее. Но для Лошадиной Красавицы это равнялось приумножению женственности. Она ощущала это по щипкам деревенских парней.
В мае Лошадиная Красавица отправилась с матерью на поле. За плугом шла мать. Плуг не забирал глубоко, вспашка получалась мелкой. Дочь бросилась к матери, словно взбесившаяся кобыла, разбрызгивая грязь по спине.
“Дура, дура!” — закричала она и влепила матери пощечину. — “Что ты делаешь! Ты же плугом по воде плаваешь! А надо землю переворачивать!” Мать схватилась за щеку, а потом, пошатываясь, продолжила свой путь за плугом. Пузо ее сотрясалось, но смех был несколько более грустен, чем в то время, когда муж оставил ее. Она сказала соседу по полю: “У моей дочки женихов пруд пруди, но за жену она держит меня одну”.
Мать сказала, что уходит к отцу. Он не мог расплатиться с долгами, а потому дом с лошадью было решено продать. После этого муж расстался со своей любовницей.
С шумом пролился лунный свет и похоронил на своем бледном дне дом над полем. Живот матери больше не колыхался — мечта о завтрашнем переселении в мужнин дом обездвижила его. Дочь поднялась с постели и злобно плюнула в материнский живот. Потом вскочила на неоседланную лошадь и погнала ее топтать цветы, с шумом разбрасывая в стороны лунный свет. И, промелькнув черной кометой по белой дороге, исчезла за горами на юге.
Один человек из той деревни говорил: “В порту она продала лошадь и уплыла на корабле вместе с мужчиной”.
Мать говорила: “Я повиновалась дочке во всем, как мужу, а она погналась за мужчиной и исчезла”.
Муж говорил: “Ее называли Лошадиной Красавицей. А потому она вскочила на лошадь, которую я уже продал, и исчезла”.
Деревенский парень говорил: “Я все сам видел. С вершины горы она вместе с лошадью взлетела в небо — прямо к луне”.
1927
ЧЕРНЫЙ ПИОН
“Кличка — Черный Пион. Отец — Телий. Мать — Тин. Место рождения — город Токио, район Акасака-Аояма, квартал №5, дом №15, Ватанабэ Юкико”.
— Почему это белую собаку назвали Черным Пионом?
— Из-за ушей. Посмотри внимательно. Видишь? У него левое ухо похоже на черный пион.
— Ну-ка?
Художник приподнял собачью мордочку. Щенок стал карабкаться по груди. И вдруг стал лизать его в губы.
