Шараф-наме. Том I - Шараф-хан Бидлиси
Так или иначе, Малик Ашраф после того долгое время правил, ни одному из государей не подчиняясь[1027], и [наконец] переселился в мир вечности. После его смерти на трон; правителя воссел его брат Малик Мадждаддин, как уже упоминалось выше. /372/ За ним правили в той стране их сыновья и внуки, и никто их не беспокоил, пока власть над миром не перешла к его величеству Сахиб-Кирану эмиру Тимуру Гургану — да пребудет над ним милосердие и всепрощение господне!
ГЛАВА ВТОРАЯ
О Хаджжи Шарафе б. Зийа'аддине
Перед блистательным всепроникновенным благословенным гением просвещенных ученых не осталось сокрытым, что из сочинений историков и людей веры — да пребудет над ними милость всевышнего Аллаха! — выясняется, что в 796 (1393-94) году, что соответствует месяцу фарвардину эры Джалала[1028] и году Обезьяны [монгольского летосчисления], Сахиб-Киран [своего] времени эмир Тимур Гурган, покорив обитель ислама Багдад, Джезире, Мосул, Текрит, Мардин и Амид, через Севасар[1029] направился к летним становищам Алатага[1030].
Когда его величество [государь] остановился в Мушской долине, Хаджжи Шараф, а по словам автора Зафар-наме, во всем Курдистане не было человека, равного ему по справедливости и великодушию, установил связь со слугами Сахиб-Кирана, смиренно [явился] с ключами от крепостей Вид-лис, Ахлат, Муш и других крепостей своих владений, с ценными дарами и приношениями, конями арабской породы и быстроногими верблюдами из Берды[1031] и удостоился лобызания милостивых перст.
Был там один гнедой конь с черным хвостом и черной гривой, с поступью газели и статью молодой лани. Глазами он напоминал звезду Канон, раздражительностью — небеса, челом — луну, сумрачностью — Юпитера, мстительностью — Марса, мудростью — Меркурия, быстрым бегом — месяц, игривостью — солнце, очарованием — Венеру. Копыта его походили на агат, хвост — на шелк, зубы — на жемчуг, а [могучие] плечи — на наковальню.
Вместе с другими славными конями, которых /373/ привели в дар окрестные сардары и военачальники, его угнали в Мушскую долину. Он всех опередил, и ни один быстроногий не достиг и пыли [из-под] его копыт. Стихотворение:
Этот пегий быстроногий [конь], подобно лазурному своду,
Протянул тысячи нитей от ночного [мрака] к [белизне] дня.
Хвост его [мог бы служить] связкою для [снопа] созвездия Девы[1032],
Своим копытом он способен оставить зазубрину на диске полной луны,
Коль слетит во время скока копыто его,
Новою луною станет оно на небосклоне.
Если бы [пространство] с запада до востока стало единым майданом,
Одним прыжком с быстротою молнии перелетел бы он через него.
И стремительный ураган едва ли угонится за пылью,
Которую поднял он своими передними ногами.
Завоеватель мира Сахиб-Киран осыпал Хаджжи Шарафа царскими милостями и щедротами, не знающими границ, обласкал его, отличил и вознес среди равных, [даровав ему] почетный расшитый золотом халат и портупею с золотым мечом. Он пожаловал [Хаджжи Шарафу] его область, присоединив еще Пасин[1033], Авник[1034] и Мелазгерд, и даровал ему на то августейший ярлык, который заканчивался хулой[1035]. [Государь] повелел ему заточить в Бидлисскую крепость одного из узбекских принцев, что был преисполнен злобы и вынашивал планы предательства в отношении слуг Сахиб-Кирана. И тот всемилостивейший рескрипт до 940 (1533-34) года хранился в нашей семье. В период междуцарствия, когда умер Шараф-хан и его сын Шамсаддин-хан отправился в страну персов, сопровождаемый знатными [племени] рузаки, указ Тимура и другие государевы грамоты были утрачены.
Словом, после смерти Хаджжи Шарафа за дела правления взялся его законный наследник эмир Шамсаддин, известный под именем Вали.
/374/ ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Об эмире Шамсаддине б. эмире Хаджжи Шарафе
Из капель, источаемых облаками, питающими перо, и в движении прославленных перст совершенных мудрецов возникает начертание, согласно которому, когда [Кара Йусуф б.] Кара Мухаммад туркиман бежал под натиском доблестных войск эмира Тимура и укрылся у наместника Рума Илдырым Байазид-хана[1036], эмир Тимур направил к [нему] гонца, требуя [выдать ему] Кара Йусуфа, а с гонцом — послание, сопровождаемое такими стихами.
Не хочу я, чтобы такая обитель благоденствия, как Рум,
Мною была перевернута вверх дном.
Передай нашим рабам ключи от Кемаха,
Не делай для себя тесным [этот] обширный мир!
Кара Йусуф — это проклятый разбойник,
По чьей вине сопряжены с опасностями для паломников пути к святыне,
От которого ни одна дорога не имеет спасения,
Прибег к покровительству твоего двора.
Мечом правосудия покарай его,
Накажи его, как он того заслуживает.
Когда гонец Сахиб-Кирана прибыл в Рум и пояснил пред мироукрашающими помыслами султана Рума цель своего приезда, тот составил ответное послание Тимуру и отпустил Кара Йусуфа к правителю Египта Фарруху[1037]. Поскольку в то время правитель Египта был преисполнен в отношении Сахиб-Кирана дружбы и почтения[1038], он Кара Йусуфа и правителя Багдада Султан Ахмада Джалаира[1039], что выступал за [Кара Йусуфа] просителем, — каждого в отдельности заключил в башни крепости Миср. Но, прослышав о смерти эмира Тимура, он обоих освободил из заточения и каждому повелел выбрать по пятьсот нукеров, из казны Египта назначил им содержание, дабы вошли они в число эмиров /375/ и являли старание в служении государю, [а также] вручил [им] необходимое количество коней и вооружения.
Однако из подданных Султан Ахмада в Египте никого, кроме погонщиков ослов и дворовых, не оказалось, под знаменами же Кара Йусуфа в тех местах собралась многочисленная, группа пригодных к делу людей из туркмен кара-койунлу. Жители Египта, заблуждаясь относительно численности туркмен, заявили султану Фарруху: “Если не оказать Кара Йусуфу и туркменам кара-койунлу отпора, с божьей помощью они вызовут в нашей стране мятежи и смуты”.
Посовещавшись меж собой, население Египта порешило на том, что в день игры в поло султан Фаррух прикажет
