Собрание старых и новых песен Японии - Антология
Поскольку в списках старой редакции немало разночтений в самих текстах стихов и в их последовательности, современные издания антологии опираются на редакцию Фудзивара-но Тэйка, на его списки 1223 и 1226 годов. На основе копии 1223 года были сделаны гравером Хоннами Коэцу и первые ксилографические оттиски в начале XVII века. Затем в XVIII веке было предпринято еще несколько ксилографических изданий, в том числе одно с портретами поэтов.
Предлагаемый читателю перевод также основан на версии Фудзивара-но Тэйка и выполнен главным образом по тексту «Кокинвакасю» под редакцией Саэки Умэтомо в серии «Классическая японская литература» («Нихон котэн бунгаку тайкэй»), т. 8, издательство «Иванами», Токио, 1973 год.
Александр Долин
Сведения о составителе и переводчике
Александр Аркадьевич Долин (р. 1949) – известный российский ученый, профессор японской литературы Школы востоковедения НИУ ВШЭ, заслуженный профессор Международного университета Акита (Япония). Его перу принадлежат фундаментальные многотомные исследования по японской поэзии Средневековья и Нового времени, монографии по истории и философии традиционных воинских искусств Востока, книги по русской литературе, философии, социальной психологии, опубликованные на нескольких языках, серии статей в центральных японских журналах.
В переводах А. Долина выходило множество поэтических сборников и антологий, представивших читателю японскую поэтическую традицию с древности до наших дней («Осенние цикады». М., 1983; «Одинокий сверчок». М., 1987; «Кокинвакасю». М., 1995; «Ветер в соснах». СПб., 1997; «Старый пруд». СПб., 1999; «Багряные пионы». СПб., 2000; «Танэда Сантока». СПб., 2001; «Мерцание зарниц». СПб., 2020; «Лепестки на ветру». СПб., 2020 и многие другие). Лауреат премии Всеяпонской ассоциации художественного перевода «За особый вклад в развитие культуры».
Предисловие Ки-но Цураюки
Песни Японии, страны Ямато[1], прорастают из семян сердец людских, обращаясь в бесчисленные листья слов. В мире сем многое случается с людьми, и все помыслы, что лелеют они в сердце, все, что видят и слышат, – все высказывают в словах. Слушая трели соловья, что распевает среди цветов, или голоса лягушек, обитающих в воде, понимаем мы, что каждое живое существо слагает свои песни. Не что иное, как поэзия, без усилия приводит в движение Небо и Землю, пробуждает чувства невидимых взору богов и демонов, смягчает отношения между мужчиной и женщиной, умиротворяет сердца яростных воителей.
Песни эти родились с появлением Неба и Земли. Первой была песня сочетающихся брачными узами бога и богини под висящим мостом небесным. Однако, как гласят предания, в предвечных небесах пошли те песни от царевны Ситатэру[2].
Царевна Ситатэру была супругой царевича Амэваки. Песня ее, что воспевала божественного брата, озаряющего сиянием своим горы и долы, сложена была в манере варварских песен эбису, и не было в ней ни определенного числа слогов, ни истинной формы стиха.
На земле же пошли те песни от Сусаноо-но-микото[3]. В Век Грозных Богов не было в песнях заданного числа знаков-слогов, и трудно было постигнуть суть тех песен, ибо звучали они слишком незамысловато. Уже в Век Людей[4] вслед за Сусаноо-но-микото стали слагать песни из тридцати одного слога.
Сусаноо был старшим братом богини Аматэрасу-омиками. Когда строил он чертог в краю Идзумо, чтобы поселиться там с женою, то увидел, как вздымаются гряда над грядой восьмицветные облака, и сложил такую песню:
Там, в краю Идзумо,
восьмислойные тучи клубятся
над грядою гряда —
я для милой палаты построю,
восьмиярусный терем построю!
С той поры, пленялись ли люди цветами или завидовали певчим птицам, ощущали грустное очарование вешней дымки или печалились об исчезающей росе, душу[5] свою они изливали в великом множестве слов и разнообразии форм[6]. Ведь и долгий путь в дальние края начинается с первого шага, чтобы завершиться спустя месяцы и годы; ведь и высокая гора начинается с первых пылинок и крупиц праха, ложащихся в ее основание, чтобы когда-нибудь главой достигнуть туч небесных, – так было и с поэзией[7].
Песня «Бухта Нанива» воспевает начало царствования Государя.
Когда император Осасаги[8], будучи еще принцем, пребывал в Наниве, они вместе с тогдашним наследным принцем отказались от своего звания и три года не соглашались взойти на престол, отчего муж по имени Ванни[9] весьма опечалился и, сложив песню, преподнес ее Государю. Цветы, что упомянуты в той песне, – цветы сливы.
Песня о горе Асака была сложена некой служанкой для увеселения.
Когда принц Кадзураки послан был на Север, в край Митиноку, там устроили пир в его честь, но принц остался недоволен, сочтя, что наместник края принимает его без должных почестей. Тогда одна дама, прислуживавшая на пиру, предложила ему вина и сложила эту песню, отчего сердце принца ободрилось[10].
Две эти песни считаются отцом и матерью поэзии, приводятся в начале всех пособий по обучению каллиграфии.
Итак, существует шесть видов песен. То же и в китайской поэзии. Первый вид – «песни многозначные» (соэута)[11]. Такая песня была преподнесена государю Осасаги:
Распустились цветы
в бухте Нанива на побережье,
будто нам говоря,
что зима сменилась весною, —
распустились цветы на деревьях!..
Второй вид – «песни-пересказы» (кадзоэута)[12]. Например:
Глаз нельзя оторвать
от вишен в цветенье весеннем,
хоть недолог их век, —
а они, увы, и не знают,
что краса их падет под ветром…
Такие песни лишь повествуют о чем-либо без особых сравнений. Что можно сказать о приведенной песне? Душу ее постигнуть нелегко. Ее можно отнести также и к пятому виду – «песен о вещах обыкновенных» (тадаготоута).
Третий вид – «песни-уподобления» (надзураэута)[13].
Выпал иней к утру,
когда уходить ты собрался, —
каждый раз от любви
буду я, словно иней, таять
и к тебе притекать в объятья!..
Такие песни уподобляют одно другому, называя то, что в них сходно. Эта песня, возможно, не вполне соответствует такому определению, а лучше будет соответствовать вот какая:
