Автор неизвестен - Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

– А ты откуда знаешь, мамаша?

– Да неужто трудно догадаться? Исстари говорят: войдя в дом, не спрашивай о житье-бытье, а загляни хозяину в глаза, и сам все поймешь. Сколько мне на своем веку приходилось отгадывать и не таких загадок!

– У меня дело сердечное, – продолжал Симэнь. – Догадаетесь, пять лянов поднесу.

– Не нужно семи пядей во лбу – дело тут ясное. Нагнитесь-ка, сударь. Что я вам на ушко скажу. Моя соседушка вам покоя не дает. Ведь верно говорю?

– Ты, мамаша, и точно умом посоперничаешь с Суй Хэ, смекалкой превзойдешь Лу Цзя. Откровенно говоря, я и сам не знаю, что со мной. Как угодил тогда в меня этот шест, как взглянул на нее, так она у меня будто и сердце, и душу отняла. Днем и ночью предо мной стоит. Ни пить, ни есть не могу. Ко всему охота пропала. Не поможешь ли как-нибудь, мамаша?

– Сказать вам всю правду, сударь, – Ван захихикала. – Я так же чаем торгую, как черт стражу отбивает. Чтобы не соврать, когда ж я в последний раз от чаю выручила? Да года три назад в десятой луне третьего дня, когда снег выпал. И вот до сих пор не везет. Только то да се – тем и кормишься.

– Что это значит – то да се? – поинтересовался Симэнь.

– Тридцати шести лет я осталась без мужа. Жить нам с малолетним сыном было нечем. Сперва сватала, потом вещи перепродавала. И роженицам помогала, и повивальной бабкой по домам ходила. При случае любовников свожу, тайные свидания устраиваю. Прижиганием и иглами болящих пользую. Случалось, и приворовывала…

– Вот не знал! – недослушав старуху, Симэнь, улыбнулся. – А ты, оказывается, на все руки! Устрой мне свиданье с этой пташкой, дам десять лянов на гроб.

Старая Ван расхохоталась.

О том же говорят и стихи:

Снедает Симэня-бездельника похоть,Ему по красотке вздыхать бы да охать,Однако везет ему… Ловкая сводняС Сян-ваном[29] бы Фею свела и сегодня.

Если хотите узнать, что за план придумала старуха и что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

Красотка голову закружит

И до несчастья доведет.

Ты будешь выглядеть все хуже,

Иссохнет мозг и мощь уйдет.

Семью пороки разрушают,

И тут лечение не впрок.

Родится в роскоши порок,

И о беде, что ждет, – не знает.

Так вот, поведал Симэнь Цин старухе Ван о своем страстном желании встретиться с пташкой и говорит:

– Если устроишь встречу, десять лянов не пожалею.

– Послушайте, что я вам скажу, – начала старуха. – Всего труднее улучить момент для изъявления благосклонности. Спросите, что это значит? А то, что теперь обыкновенно называют тайным свиданием. Чтобы его устроить наверное, необходимо: обладать внешностью Пань Аня, мощью ишака, богатством Дэн Туна[1], быть молодым да покладистым, но в то же время и напористым, вроде иголки в вате, и, наконец, располагать досугом.

– Не скрою, мамаша, я обладаю всеми этими качествами. Пусть я не так красив, как Пань Ань, но и недурен собой. С молодых лет перебывал я во всех веселых домах города и готов похвастаться выносливостью. Мощь у того самого, что у громадной черепахи. Может, я и уступаю Дэн Туну, но состояния моего вполне хватит на жизнь. Я самый терпеливый человек. Ударь меня хоть четыре сотни раз, руки не подыму. Наконец, у кого столько досуга, как у меня? Будь я занят, я б не смог так часто тебя навещать. Устрой мне свиданье, щедро награжу. Когда Симэнь выложил все свои намерения, Ван продолжала:

– Да, дорогой мой, все это хорошо. Но потребуется еще одно условие. Оно-то и может оказаться главной помехой.

– Какое же?

– Не обижайтесь, если скажу прямо. В таком деле нельзя деньги жалеть. Бывает, до последнего медяка истратишься, но ничего не выйдет. А вы, сударь, знаю, скуповаты, не больно щедро раскошеливаетесь.

– Это пустяки. Я готов делать все, что ты скажешь.

– Если не пожалеете серебра, могу предложить вам такой искусный план, который наверняка приведет к встрече с пташкой. Так вы согласны во всем меня слушать, сударь?

– Что бы ни было, все буду по-твоему делать. Что ж это за план?

– Сейчас уж поздно. Вам пора домой. А вот через полгодика или, скажем, месяца так через три заходите, тогда и потолкуем, – засмеялась старуха.

– Ну, не смейся, мамаша, – упрашивал Симэнь. – Дашь с ней повидаться, хорошо заработаешь.

– Опять вам не терпится, – захохотала Ван. – Быть может, мне храма, как победоносному князю Учэн-вану[2], не воздвигнут, жертв приносить не станут, как знаменитым стратегам, но уж Сунь-цзы[3] я во всяком случае не уступлю. Он девиц воинами делал, я же девять девиц из каждого десятка могу захватить да в ваше распоряжение передать. Так послушайте, что я вам расскажу про красотку. Она из низов, но умна и сметлива. А как поет и играет, какая рукодельница! Чего она только не умеет – все лучшие песни поет, в двойную шестерку и шашки играет. Зовут ее Цзиньлянь, по фамилии Пань, дочь портного Паня, что за Южными воротами живет. Сперва ее богачу Чжану продали. Там музыке и пению обучали. Потом хозяин состарился, и выдали ее за У Старшего. С него ни медяка не взяли. Так с ним и живет. У Чжи – человек слабый, мелкой торговлей занят. Рано уходит, поздно возвращается. А пташка ждет его одна, скучает. Выпадет у меня время, иду к ней – досуг скоротать. Что бы у нее ни случилось, ко мне за советом спешит. Приемной матерью меня зовет. Эти дни муж у нее рано торговать выходит. Так что если хотите свое желание исполнить, купите голубого и белого шелка по куску, кусок белой тафты да на десять лянов лучшей парчи и принесите мне. Я пойду к ней и попрошу выбрать по календарю благоприятный день[4], чтобы пригласить портного. Если она день выберет, а шить сама не пожелает, то все рухнет. Если же обрадуется и скажет: «Не надо никакого портного, я сама сошью», значит на одну десятую план удался. Тогда я попрошу ее шить у меня, и это будет следующий шаг. Когда она придет, я приготовлю к обеду вина, закусок и приглашу ее к столу. Если она откажется и пойдет домой, все пропало. Если ж останется, то и третий шаг пройден. Но вы пока не показывайтесь. А вот на следующий день к полудню являйтесь при полном параде. Встаньте у дверей, кашляните разок-другой – условный знак будет – и крикните: «Давно не видал мамашу. Дай-ка чашку чайку». Я выйду и приглашу зайти. Если, увидев вас, она встанет и удалится, – не буду ж я ее удерживать! – значит, расстроился весь план. Если ж она и не шевельнется, считайте, и четвертое препятствие миновали. Когда вы сядете за стол, я обращусь к пташке с такими словами: «А это и есть тот самый благодетель, большое ему спасибо, который одарил меня шелком». Тут я начну всячески превозносить ваши достоинства, а вы похвалите ее рукоделие. Если она не откликнется на вашу похвалу, рухнула, выходит, вся затея, а заговорит с вами, полдела сделано. «Затрудняю я тебя, дорогая, своим шитьем, – скажу я. – Как мне благодарить вас, доброхоты вы мои! Один деньгами помогает, другая усердным трудом своим. И надо же быть такому совпаденью – как раз и благодетельница моя тут оказалась. Так нельзя ль попросить вас, милостивый сударь, угостить госпожу за ее старание?» Тут вы выложите серебра и велите мне сходить за покупками. Если она тоже пойдет, – а я не посмею ее удерживать! – наш план провалился, а останется, значит, все идет как надо. Считайте, преодолено шесть преград. Я возьму серебро и скажу ей перед уходом: «Будь так добра, займи господина». Если она начнет собираться домой, – а препятствовать ей я не решусь, – все на этом и оборвется. Если ж останется, дело идет как по маслу – значит, обошли и седьмое препятствие. Я выложу покупки на стол и скажу: «Собирай-ка свою работу, дорогая, и давайте пропустим по чарочке. Ведь не зря ж мы господина в расходы ввели». Коли не пожелает с вами за стол сесть и уйдет, конец, стало быть, нашему плану. Может, скажет: «Мне пора домой», а сама останется, значит, волноваться нечего – взята и восьмая преграда. Когда она изрядно выпьет и заведет с вами доверительную и задушевную беседу, я сделаю вид, будто кончилось вино и попрошу у вас денег. Вы дадите серебра и опять велите купить вина и фруктов. Я запру вас вдвоем в комнате. Если она рассердится и убежит, выходит, все пропало. Если ж уходить и не подумает, значит, и девятый шаг позади. Останется последний рубеж, но он-то и самый трудный. Когда окажетесь наедине с ней, усладите ее проникновенными медовыми речами. К делу приступать не торопитесь – все расстроите. Тогда на себя пеняйте. Сначала палочки рукавом будто невзначай со стола смахните, потом нагнитесь поднять, а сами коснитесь ее ножки. Если запротестует, неприятность я улажу, но поправить дело будет поздно. А ни слова не скажет, выходит, покорены все десять преград. Значит, и она полна желания. Чем вы меня тогда отблагодарите, а?