Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI—XVIII века) - Коллектив авторов
И как все было готово, и пришел тот день казни, то пришли к Панфилу в темницу и одели его в белое платье и распустили ему волосы по плечам, повели его к тому месту, где поставлены были виселицы. И как народ его увидел, то весьма сожалел о нем, что такого прекрасного и молодого человека ведут на казнь, а король ехал позади Панфила с королевой и с дочерьми в карете, и как шел Панфил, и, прошед несколько улиц, остановился и сказал: «Чтоб была за диковинка, что на мою смерть столько народа смотрит?». Сказав сие, пошел опять. Король подозвал тотчас тех, которые шли от Панфила неподалеку, спросил их, на что Панфил остановился? И они королю пересказали, что говорил Панфил. Потом пришли уже к тем виселицам, и повели Панфила по лестнице на эшафот, и как переступил он три ступени, то, оборотясь к королю, сказал: «Милостивый государь! Я прежде был великий охотник в рожок играть, то позвольте мне стакан меду выпить и в рожок поиграть». Однако король не велел ему играть, а велел, чтоб скорее повесили. Но большая его дочь пала пред ним на колени, говорила: «Милостивый государь мой батюшка! Сделайте ему милость хотя для меня и позвольте ему поиграть». Король не мог отказать дочерней просьбе, велел ему подать стакан меду и рожок. Панфил выпил меду стакан и заиграл в рожок такую печальную песню, что весь народ прослезился, даже и сам король был тронут его игрою. А товарищи его услышав, седлали своих коней и дожидались, когда Панфил заиграет в другой раз. Потом Панфил перестал играть и переступил еще три ступени вверх, оборотясь опять к королю, говорил: «Милостивый государь! Позвольте еще один раз в рожок поиграть и стакан меду выпить». — «Нет, нет, — говорил король, — ты уже и так привел всех в жалость своею игрою, ведите его скорее». Но середняя его дочь просила: «Милостивый государь батюшка! Позвольте ему поиграть хотя для меня». Король, не могши отказать просьбе своей дочери, позволил Панфилу подать стакан меду и в рожок поиграть. И как подали мед, то он выпил, и взял рожок в руки, стал играть такую печальную песню, что и пуще привел всех в жалость. И, услышав его товарищи в другой раз его игру, сели на коней и поехали к городу. Потом перестал Панфил играть и взошел еще вверх три ступени, говорил королю: «Милостивый государь! Позвольте мне уже в последний раз подать стакан меду выпить и в рожок поиграть». — «Нет, нет, — говорил король, — ты уже всех в слезы привел, ведите его поскорее». Но меньшая его дочь пала на колени и просила, чтоб позволили ему в рожок поиграть. Король не мог отказать ее просьбе, велел ему подать стакан меду и в рожок поиграть. Панфил мед выпил и заиграл в рожок; в то время прискакали его товарищи и зачали всех рубить. Панфил, увидя их, оборотился к королю и сказал: «Смотри, как мои воробьи твою пшеницу клюют». Король, оборотясь, увидел, что его народ рубят Панфиловы товарищи, весьма сробел и не знал, что делать.
Панфил в то время сбежал с лестницы, и, подойдя к королю, говорил: «Вот, милостивый государь, вы как король, то и петля вам золотая, а королеве вашей серебряная, а министру твоему большому пеньковая». Индейский король стал просить Панфила с униженностию, а притом и дочери его просили, чтоб помиловал отца их. Панфил, склонясь на их просьбу, простил, виселицы велел сломать, а того министра, который подавал всегда советы Индейскому королю, одарил деньгами. Потом говорил королю, чтоб он впредь его не беспокоил и платил бы Кельскому королю дань. После того отправился Панфил с товарищами в свое государство и, ехав долгое время, наконец приехал. И как увидел его Кельский король, то весьма обрадовался, также и супруга Панфилова, и для приезда его сделал великий пир, и все были во дворце министры и чрезвычайно веселились. После того Панфил одарил своих товарищей и распустил их по домам. А потом уже жил Панфил с своею супругою благополучно и получал с Индейского государства ежегодную дань.
33
Сказка пятая о Иване-купеческом сыне
В некотором царстве, в некотором государстве, в Пароском было королевстве, жил купец, у него был сын, которого звали Иваном. И как уже он был лет семи,