Виршевая поэзия (первая половина XVII века) - Коллектив авторов
Ныне же паки како ум твой и свой укреплю? —
сам бо всегда греховныя вещи люблю;
и паки сам себе не могу укрепити,
чтоб ми нелепых дел не творити
и творцу своему и богу угодити.
И тебе ли, друга своего любимаго, могу научити? —
токмо паки к настоящему слову сему слово приложити,
чтобы тебе по прежнему своему обычаю и нраву жити.
Попомни прежнее свое к богу добродеяние
и частое к нему, творцу своему, прилежание,
и всегдашнее ко святилищу божию прихожение,
и веси, яко имел еси от него, творца, великое поможение.
Добро убо есть, воистинну, добро родителское имети поучение
и рожшия своея матери повеление.
Егда еси с покорением своим ея слушал,
тогда аки с сахаром семидалный хлеб вкушал;
егда же престал еси ея слушати,
тогда аки опреснок з горчицею учал вкушати.
Добро убо есть, воистинну, добро
аки избранное и чистое сребро
и кто рожших своих с покорением слушает,
яко на всяк день аки с медом хлеб свой вкушает.
Зло убо, воистинну, зло родителем своим не покарятися
и своим волям всегда вдаватися.
Таковии человецы зде зле стражут
и сами себе аки некоими узами вяжут.
Писано бо есть: чти отца своего и матерь
и не буди чюжих доброт назиратель,
и тако будеши на земли долголетен.
Ты же учинился еси яко безответен,
понеже рожшия своея вмале слушает,
к тому некогда и не в подобно время вкушаеш.
Часто еси ныне тако и стражешь
и яко узами сам себе вяжешь.
И когды ты ко творцу своему и богу прибегал,
тогда и он тебе много помогал,
и был еси в доволном изобилстве,
ото многих людей во обозрителнем дивстве,
Да и дом твой был наполнен всякия благодати
и невозможно было никому вины на тя взяти.
Егда же еси ли верою, ли делы оскудел,
того ради ныне никуды не поспел.
Тем молю твою сердечную добродетель, —
и всем нам учитель общий нашь творец и содетель, —
восприими свой первый добрый нрав
и да будеши душею и телом здрав.
Да даст ти господь по-прежнему свою благодать.
И всякому, не творя добра, добра не видать.
Попомни паки своего родителя
и добрым делом ревнителя,
каков был рожший тя твой отец,
ему же дал господь истинный християнский конец;
и каков был честен в человецех, —
ретко обретается таков в нынешних вецех!
Ты жь своим обычаем и нравом не толик уродился, —
всячески от рожшаго тя отменился.
Того ради — слаб и нетверд
и от того тебе соделается душевный вред.
Свидетел тебе той же нашь общий творец,
иже всем угодившим ему подает нетленный венец.
Жалею и печалую о тебе, любимый друже, велми.
И поревнуй тому естественному родителю,
и супротивляйся общему нашему врагу и борителю.
Егда найдет на тя твое неудержание,
прочитай сие наше к тебе начертание.
И держи сам себя аки коня браздою.
[И да будеши одарен от бога многою мздою.
И звание бо твое «крепость божия» нарицается[215],
нрав же твой и обычай слаб является.
Сего ради украси свое доброе звание
и положи во уме своем крепкое основание.
Буди умом своим и мыслию непобедим,
и да сотворишися своим и чюжим любим.
И да наречешися, по божественному писанию, сын света»[216],
и да сподобишися мудрых совета.
Сия вся пишем к тебе по твоему к нам понужению
и не по нашему хотению.
И паки сия вся изрещи за Христову любов,
иже за нас пролия неповинную кров.
Аще паки и сами в неисправлении своем пребываем,
обаче тебе, друга своего любимаго, поучаем.]
Помяни сына Давидова, царя Соломона,
иже прикосновением к женам от боков своих соломона.
Прелстил бо ся на красную мадиямку,
ископал было себе глубокую ямку;
к чюжим богом и идолом поклонился
и на вышереченную мадиямку прелстился[217].
Того ради бежи, бежи красных лиц
и держи предобрыя очеса своя ниц.
Александр Афартос прелстися[218] на еввину красоту,
тем учинил было всему своему царству конечную пустоту;
и все свое отечество Ирод[219] посрамил,
и вся человеки великаго царства умертвил.
Також и ты не прелщайся на красное видение,
да не будет душевному твоему граду разорение,
и да не придаши душевнаго своего благородия на смерть,
и да отидеши и древния грехи своя потерть.
Непросто бо есть таковое великое дело сотворити,
и всех людей таковым деянием удивити,
что<б> неудержаный пламень естества удержати
и лютыя страсти и сласти в себе связати.
Мы же ни страха божия, ни боязни в себе имеем,
токмо грехи своя творити разумеем.
Еще же и сладостне грехи своя сотворяем
и от таковаго сквернаго деяния не отступаем.
Ты же, господине мой, умом и крепостию млад,
яко бо некий новосажденный сад.
Блюдися, блюдися и паки блюдися во своем уме! —
Да будеши всякаго греха кроме.
Кто убо на земли был премудрея Соломона? —
и того жены учиниша сломана.
Кто же во всей вселенней силнее был Самъпсона? —
и того зделала жена его, нелепо рещи, аки Софрона[220].
Прости и не позазри за простоту глагола,
понеже в то время сила самъпсонова молола.
Пострихши же главу, его Далида отда иноплеменником,
яко злым царевым изменником;
он же злым поруганием от них пострада,
понеже всю силу свою жене своей отда[221].
Асирийского царя воевода — Олоферна,
его же хвала изо уст была многомерна, —
и тот прелстился на Июдифину красоту
и всему асириискому войску учинил вечную срамоту:
сам же от мудрыя учинися обезглавлен,
град же, на него же пришед взяти, от нея бысть избавлен.
Она же, предивная, пришла во град свой
